С. Пархоменко ― 21 час и 8 минут в Москве, это программа «Суть событий», добрый вечер, я Сергей Пархоменко. У нас с вами все как обычно. Номер для смс-сообщений +7-985-970-45-45. Сайт www.echo.msk.ru, на нем много разных полезных возможностей, в том числе можно играть в кардиограмму прямого эфира, нажимая раз в минуту на кнопку, за вы или против того, что вы слышите; можно отправлять сообщения сюда ко мне на экран в студию прямого эфира, можно смотреть прямую трансляцию отсюда. Так что, заходите, не пожалеете. Есть, конечно, еще возможность задавать вопросы заранее, за сутки примерно до программы она включается. Я обычно на эти вопросы ориентируюсь, когда составляю какой-то общий план нашего с вами разговора. Мне кажется, что одно из важнейших событий минувшей недели произошло, можно сказать, только что, произошло сегодня – это разгром в Манеже. И мы до сих пор, как-то фигурально выражаясь, говорили о том, что вот весь этот православный ИГИЛ как-то наступает на нашу жизнь, и достаточно в России людей, которые хотели бы взять за образец то варварство, которое демонстрируют на Ближнем Востоке исламские фундаменталисты. Ну, вот – это прямо произошло. Среди того, что они уничтожили, по всей видимости, именно не повредили, а уничтожили, есть несколько скульптур Вадима Сидура – это один из крупнейших скульпторов 20 века, абсолютный классик, человек, признанный во всем мире. Скульптуры его есть в огромном количестве в музеях, памятники его стоят в российских городах. С.Пархоменко: Весь этот православный ИГИЛ как-то наступает на нашу жизнь Кто один раз это видел, тот, во-первых, никогда этого не забудет, а во-вторых, потом будет легко опознавать эту авторскую манеру. Действительно, творчество Сидура, оно такое очень запоминающееся, очень яркое, очень характерное. Это такие очень простые, почти геометрические формы, почти без деталей, тем не менее, это производит колоссальное впечатление. И он человек трудной, тяжелой судьбы: он был тяжело болен, он был инвалидом и, так сказать, мир воспринимал достаточно пессимистично, мрачно, и в его работах очень много трагического. Он посвящал свои работы и жертвам холокоста, и людям, погибшим в разных войнах, и людям… – одна из самых знаменитых его скульптур – это жертвам, оставшимся без погребения. Вот, несколько его работ разбиты. Я не знаю сейчас, какие в точности, как-то мало оттуда информации. И, тем не менее, похоже, что это какие-то крупные работы, они разбиты целиком, они уничтожены. И это, конечно, целенаправленное варварство. Совершенно очевидно, что люди, которые это сделали, они знали, что они разбивают, они знали, что здесь есть вот эти ценные работы. Причем то, что эти работы были, как вот пишут, из фондов Манежа, означает, что это не какие-то маленькие, такие уже позже найденные, там… Сидур умер в 86-м году, и достаточно давно уже работы его все известны наперечет. И похоже, что это какие-то крупные работы, раз они были из фондов Манежа. Ну, вот это и есть варварство, это и есть продукт той политической доктрины, которая сегодня действует в России, которая осознанно выбрана российской властью. Сегодня ставка на насилие, ставка на агрессию, ставка на дикость. Ну, вот нашлись, что называется, учителя у этих людей, те самые, которые разбивают мировые памятники культуры, режут людям головы. Ну, вот теперь такие есть среди наших соотечественников, есть здесь, в городе, в котором мы живем. И они входят в один из крупнейших российских музеев и уничтожают там работы одного из крупнейших советских и российских художников. Не думаю, что их ждет какое-то наказание. Мы много раз с вами видели, что российская политическая система сегодняшняя умеет защитить своих, даже в таких самых каких-то очевидных случаях, когда люди не скрываются, когда люди берут на себя ответственность, гордятся этой ответственностью. Наверняка мы увидим вывешенные в интернете материалы по этому поводу. Ну, вот сегодня, к сожалению, вот эта дикость становится частью государственной идеологии, и она проступает в самых разных формах. Вот закончившаяся на прошлой неделе, казалось бы, благополучно, ситуация в Крыму с музеем Херсонеса. Вы помните эту историю, когда там абсолютно безумным начальственным рескриптом севастопольского губернатора господина Меняйло был назначен человек, который не просто не вправе был это место занимать, который не просто является человеком с недостаточной квалификацией – ну, в конце концов, у него есть в качестве образования духовная академия, это иногда бывает и неплохо. Мы знаем, что из духовных академий выходят люди, которые как-то хорошо и старательно учились, и, в принципе, это образование может быть достаточно неплохим. Но это человек, о котором известно, что он фальсифицировал свою диссертацию, она собрана из довольно известной монографии на сходную тему. Кроме того, вот »Диссернет» занимался ею некоторое время тому назад и обнаружил, что в нее фактически целиком включен какой-то студенческий диплом, скачанный, по всей видимости, из интернета. Ну, в общем, полный букет, что называется. Но вот явлена была такая начальственная воля, и смысл этой воли абсолютно понятен. Речь идет не о том, чтобы, там, я не знаю, объединить духовное учреждение с научным учреждением. Речь идет о том, чтобы понравиться начальнику. Начальник сказал, что Херсонес – это святыня, ну, вот значит сейчас сделаем святыню, сделаем, как там, собственно, этот губернатор выразился, поклонное место. Между тем, это один из крупнейших на сегодня мировых памятников, мировых таких заповедников археологии. Там на самом деле совершенно удивительные есть объекты. Во-первых, там довольно много подводной археологии, и традиционно там это было развито очень сильно, потому что часть берега подмывает море, и под водой открываются все новые и новые какие-то находки. Кроме того, там были обнаружены остатки довольно крупной библиотеки, и библиотека эта чрезвычайно хорошо сохранилась, но не сохранились сами свитки, сами, скорее всего, папирусы, которые там хранились, или если не папирусы, то, скорее всего, свитки на ткани или на коже. Но сохранились печати, и это, конечно, колоссальная совершенно ценность. И по этим печатям можно установить и хронологию, и довольно значительные сделать содержательные открытия той эпохи. Ну вот, этим всем должен был завладеть и должен был управлять человек, задача которого заключается прежде всего в том, чтобы аккуратно исполнять указания местного губернатора. А замысел этого самого губернатора заключается прежде всего в торговле землей, это совершенно очевидно. Это чрезвычайно ценная территория: это побережье, это, что называется, элитная недвижимость. И именно это и является там ценностью, и задача заключалась ровно в этом. Удалось сейчас эту атаку отбить, в значительной мере благодаря усилиям людей, которые там работают, тех самых людей, которые еще совсем недавно… Надо, кстати, вспомнить и эту историю тоже, что люди, которые работают там на этих археологических объектах, они не просто приняли вот эту аннексию Крыма и как-то согласились с нею, с переходом Крыма вот таким образом, путем незаконного его захвата в российскую юрисдикцию, они шумно и публично этому радовались. И это хорошо известная история в научных кругах, что эти люди объясняли, что, ну, вот теперь-то все у нас будет отлично. С.Пархоменко: В России начинается коррупционная паника На них в первый момент как-то обрушилось довольно могучее дополнительное финансирование, зарплаты им там подняли и наобещали им всяких красот. И министр культуры к ним ездил, и, в общем, как-то они объясняли всем, что вот теперь-то у них будет все в порядке. Кончилась вся история вот так, что им привели абсолютно безграмотного человека, который должен распродавать в розницу то, с чем они связали свою жизнь. И только в этот момент им стало понятно, что, собственно, это было. Ну вот, в какой-то мере это вещи связанные. В какой-то мере под прикрытием каких-то таких, я бы даже сказал, не околорелигиозных – тут вера ни при чем, религия ни при чем – церковь при чем, как организация, как контора, вот под прикрытием этой конторы, под прикрытием ее интересов, под ее комментарии вот такие примерно, как мы слышали сегодня от Чаплина, который, разумеется, немедленно объяснил, что как-то ответственность лежит на устроителях этой выставки. Не мог, слава богу, все-таки не мог не оговориться и не сказать, что если люди, которые совершили этот погром, нарушили закон, то они должны ответить. Ну, хорошо хоть так. Хорошо, хоть такую фразу себе позволил. Но, разумеется, идея его заключается в том, чтобы немедленно свалить это на устроителей выставки. Вот под прикрытием интересов этой корпорации, под флагом ее, под цветами ее осуществляется вот такого рода агрессия, за которой либо политическая пропаганда, государственная пропаганда, вот такая, как сегодня в Манеже, либо просто борьба за собственность внаглую, вроде того, что произошло в Крыму в Херсонесе. Ну, посмотрим, как это будет выглядеть дальше. Я думаю, что это начало процесса. И я думаю, что это один из тех инструментов, с которыми мы и дальше будем иметь дело. Вообще, глядя на такую хронику дня, начинаешь понимать, что в России, конечно, начинается такая коррупционная паника. Такое впечатление, что людям, которые ввязаны в разного рода коррупционные механизмы, ну, вот и вроде того, что было в Херсонесе, и дальше я хотел бы поговорить о том, что происходит в Москве в последние несколько недель и месяцев. Такое впечатление, что люди стали подозревать, что, ну, вот речь идет о последних деньгах, что нужно делить оставшееся сейчас, а то потом не будет. Ну, вот люди, которые живут в Москве, и люди, которые ходят и ездят по московским улицам, знают, что в Москве происходит нечто совершенно невообразимое: Москва перерыта, ну, центр города, во всяком случае, перерыт абсолютно от края до края, и все это носит характер такого лихорадочного безумия. И я совершенно согласен с теми, кто пишет, что общее ощущение от этих работ заключается в том, что люди, которые их организуют, и люди, которые их ведут, они вообще не обращают внимания на то, что вокруг этого кто-то живет. У них есть какая-то своя задача, какие-то свои дела, вообще не связанные никаким образом с жителями города, с жизнью города, с распорядком дня города, с тем, кто куда зачем ездит, что и как перевозит, как передвигается по этим улицам. Что вообще среди этого всего есть еще какие-то люди, вообще не принимается ни в какой расчет. И вот на этой неделе появилось очень сильное, хотя по объему даже, пожалуй, небольшое, расследование РБК, посвященное тому, кто и как зарабатывает на вот этом вот гигантском московском ремонте. Выяснилось, что есть группа компаний, связанных между собою людьми. Ну, вот иногда удается проследить административные связи: что это часть одного холдинга, или что эти компании являются друг другу дочерними, сыновними, внучатыми или еще какими-нибудь. Здесь это связано людьми. Одни и те же люди либо являются одновременно руководителями или исполнителями, то есть, важными чиновниками в нескольких компаниях, либо раньше владели, потом вышли из этой собственности и перешли в ту компанию, которая теперь распределяет заказы. В общем, можно говорить о том, что есть 19 компаний, связанных между собой, так или иначе, связанных главным образом вот этими вот человеческими связями – своими нынешними и бывшими владельцами, своими нынешними и бывшими руководителями, которые распределяют многомиллиардные – речь идет о, в общей сложности, почти 15 миллиардах рублей из московского бюджета вот на эту странную, я бы сказал, даже не реконструкцию, а какой-то – опять-таки, приходится второй раз по другому поводу употребить это слово – странный погром на московских улицах. Ну, все уже пошутили по поводу того, что в Москве меняют бордюры на поребрики, и что вот как-то пришло новое начальство, новое начальство это называет другим словом, поэтому нужно это поменять на другой предмет. Шутки шутками, но это совершенно колоссальные деньги, абсолютно бессмысленно потраченные. Мы это видели вскоре после появления новой команды в Московской мэрии во главе с Сергеем Собяниным. Я напомню, что Собянин появился в 10-м году, а в 11-м была – может, кто не помнит – колоссальная история с заменой огромных площадей московского асфальта на бетонную плитку. С.Пархоменко: Сегодня ставка на насилие, ставка на агрессию, ставка на дикость Сегодня можно видеть результат. Сегодня можно ходить по этим улицам и видеть, как плохо эта работа была сделана, как безграмотно она была сделана, в каком ужасном состоянии эта плитка, до какой степени эта работа не учитывает ни той нагрузки, которую несут эти тротуары, ни того климата, тех условий, в которых они существуют. Все это с какими-то выбоинами, все это криво, косо. Если вы, не дай бог, ездите по этим тротуарам на, скажем, инвалидной коляске, или если у вас есть коляска с ребенком, или если вы передвигаетесь на роликовых коньках, как многие теперь молодые люди, или, скажем, на самокате – можно обратить внимание, что в Москве все больше и больше самокатов, и иногда совершенно взрослые люди на них ездят. Вот я, например, езжу на самокате, поэтому знаю это по себе. Действительно, когда передвижений немного, когда нужно переместиться в пределах двух-трех кварталов, иногда оказывается, что это самое лучшее средство передвижения: можно быстро на этот самокат вскочить, быстро на нем докатиться. Это примерно в 4-5 раз быстрее, чем пешком. При этом можно его просто взять на плечо и спуститься с ним в подземный переход, или сесть с ним в троллейбус, или даже войти с ним в метро. Это не то что велосипед, который еще непонятно куда бросить. Ну, ладно, хорошо, предположим, что интересы людей, которые на самокатах и на роликах, почему-то никто не считает себя обязанным учитывать. Ладно, бог с ним, предположим – хотя непонятно, почему. Это тоже люди, тоже жители города, и непонятно, почему они должны оказаться дискриминированы. Но вопрос не в этом, а вопрос в том, что мы видим сегодня эффективность этих расходов, которые были сделаны в 11-м году. И сегодня мы видим, что те же самые компании, вот одна из компаний, которая упоминается в этом расследовании РБК – компания под названием «Роуд групп», это та самая компания, которая получила подрядов на полмиллиарда рублей в 2011 году на огромные объемы вот этого плиточного покрытия. И эта самая компания сегодня снова вскрывает московские улицы и осуществляет на них какие-то странные работы, превращая это в какое-то невообразимое количество пешеходных зон на улицах, которые являются проезжими, на улицах, которые являются важными магистралями города. Хорошо известно, что плотность московской дорожной сети и так меньше, чем должна была быть при такой площади города, при таком населении города и при таком количестве автомобилей. Москва последовательно превращается в город, невозможный для автомобильного движения. Это делать можно, мы про это много раз тут говорили, что, в принципе, такая концепция существует, бывают такие города, которые совершенно намеренно пытаются освободить от автомобилей. Но это требует колоссальной альтернативной работы, потому что от автомобилей-то освободить можно, а вот от необходимости людям передвигаться по городу освободить нельзя. Это значит, что такая работа должна идти параллельно с радикальным изменением и улучшением всей системы общественного транспорта. Кто из нас, кто из вас видел это изменение сегодня? Что, по-другому начинает работать московское метро? Что, в Москве появилась сеть трамваев или сеть современных троллейбусов, которые возвращаются во многие города, потому что это достаточно эффективный вид транспорта? Или появились парковки, где люди могут оставить свои автомобили? Или есть эффективное автобусное движение? Что вообще есть? Что вообще добавилось в обмен на то, что исчезает? То есть, в обмен на невозможность использовать личный автомобильный транспорт. С.Пархоменко: Россия превращается в такое гуляй-поле, потому что она начинает жить этим днем, как последним Вот это такая общая идеология глубочайшего пренебрежения к людям, которые в городе живут, в условиях, когда нужно быстрее распилить деньги, которые кажутся последними. Остановлюсь на этом месте, через 3-4 минуты, после новостей, вернусь опять к этой самой теме. Это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. НОВОСТИ С. Пархоменко ― 21 час 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Номер для смс-сообщений +7-985-970-45-45, сайт www.echo.msk.ru, со множеством обычных возможностей всяких трансляций, возможностью отправлять сообщения, играть в кардиограмму прямого эфира и так далее. Работают эти самые смс-сообщения, и сыплется туда очень много сейчас сообщений о том, где что сломали, раскопали, сделали совершенно непроходимым, непроезжим. Такое впечатление, что весь город покрыт этими лишаями. А что, собственно, происходит? Ну, вот, спешно делят последние деньги. Складывается такое ощущение, что дальше в московской казне ничего подобного не будет. Скорее всего, это действительно так. Все-таки московский бюджет складывается не только из недвижимости. Хотя и здесь налицо большие потери, поскольку деловая активность в целом падает, это означает, что меньше строится и сдается офисных помещений, меньше продается жилой недвижимости, потому что специалисты и сотрудники разного рода компаний уезжают из Москвы. Известно, скажем, что уже рухнул рынок такой частной аренды. Все-таки в последнее время этот рынок относительно продвигался в цивилизованном направлении, все больше и больше людей, сдававших жилье, платили налоги. Но это, наверное, не главное. А главное – это бизнес, это коммерция, это штаб-квартиры крупных компаний, расположенных в Москве и выплачивающих налоги в Москве со своих доходов. Есть сильное ощущение, что бюджет города уже на следующий год будет существенно более тесным, чем нынешний. Поэтому надо сейчас. Поэтому заказы нужно распределять сегодня. Поэтому вот этот бессмысленный массовый ремонт нужно осуществлять сегодня, поэтому последовательное уничтожение дорожной сети в центре Москвы нужно позволять себе сегодня, безотносительно к тому, готов ли к этому город, готова ли инфраструктура, дополнен ли общественный транспорт, учтены ли интересы людей, могут ли люди нормальным образом передвигаться по городу – это все не имеет никакого значения. Есть интересы тех компаний, которые аффилированы с московской администрацией, с Московской мэрией, и которые получают эти заказы. А как, собственно, они их получают? Вообще с самых разных сторон доносятся одни и те же разговоры о том, как постепенно усовершенствовалась в последние годы система государственных закупок. Казалось бы, здесь был виден некоторый прогресс, появился знаменитый федеральный закон, так называемый 44-й, который регулирует систему государственных закупок. Всякая услуга, всякий товар, всякий заказ, всякая работа, которая требуется государству, должны пройти через тендер, должны пройти через конкурс. Ну, мне приходилось даже на себе это ощущать. Ну, вот, например, я много тут рассказываю про «Диссернет» обычно. «Диссернет» — большая сеть и очень эффективно работающая, делающая колоссальный объем работы. В последнее время было несколько случаев, когда разные государственные научные учебные учреждения обращались к активистам «Диссернета» с предложением: а давайте вы будете нам оказывать какую-то постоянную услугу. Давайте, например, вы будет осуществлять, там, аудит всех тех диссертаций, которые защищаются, предположим, в нашем вузе или на нашем факультете в университете и так далее. Выясняется, что невозможно этого сделать, потому что у »Диссернета» нет никакого юридического лица, он является сообществом энтузиастов в интернете, он не является никакой конторой, он не является никакой организацией, а значит, он не может принимать участие ни в каких конкурсах, ни в каких тендерах – просто нечем принимать участие, нет такой организации. А значит, государственное учреждение в принципе не способно разместить в нем никакой заказ, не может никаким образом получить эту услугу, даже если оно нуждается. Ну, печальное обстоятельство для «Диссернета», но, тем не менее, вполне понятное – да, так вот оно устроено. Но сегодня мы видим в самых разных обстоятельствах, как эта система государственных закупок, система государственных конкурсов приведена в ситуацию, когда, как сказал один хороший специалист, с которым я разговаривал на днях: в точке входа и в точке выхода имеется полная неопределенность, и там открываются колоссальные возможности для коррупции. Прежде всего, потому, что создана изощренная система ограничения доступа к этим конкурсам всех тех участников, которые теоретически могли бы в этом участвовать. С.Пархоменко: Москва перерыта, и все это носит характер лихорадочного безумия Ну вот, не далее, как сегодня, обсуждалась история с постройкой нового парламентского центра, где был организован закрытый конкурс, в котором может участвовать только крайне ограниченное число участников. Там это было сделано напрямую. Но вот, например, если посмотреть опять на историю с этими московскими погромами, с бесконечными этими разрушенными тротуарами и бессмысленными работами по замене бетонных бордюров на гранитные поребрики, тоже довольно быстро выясняется, как это устроено, каким способом это организовано. Ну, например, в условия этого конкурса закладывается заведомо невыполнимое условие. Например, заведомо невыполнимые сроки. Вот есть один случай, который, кстати, тоже описан РБК, когда нужно было 20 тысяч тонн краски – вот это было в условиях конкурса – 20 тысяч тонн краски привезти за 48 часов. Ну, это невозможно. Ни одна здравомыслящая компания не возьмете на себя таких обязательств. Ни одна компания, которая понимает, что поскольку она не связана напрямую, поскольку она не аффилирована с организаторами этого конкурса, она — если она выиграет этот конкурс — вынуждена будет выполнять это обязательство. Это невозможно – привезти 20 тысяч тонн краски за двое суток в город нельзя. Или, например, нельзя за 25 дней, как было в другом конкурсе, закупить гранитный бордюрный камень так, чтобы его можно было уложить на тротуарах длиной 343 километра. Ну, представляете себе, да? 343 тысячи метров. Если представить себе, что длина каждого вот этого бордюрного блока немножко меньше метра, как я понимаю – ну, вот представьте себе, сколько их должно быть, как их изготовить, где добыть этот гранит, как его нарезать на эти куски, как это все упаковать, привезти в Москву, распаковать, развезти по месту стройки – вот это все за 25 дней. Ни одна компания добросовестная не возьмется за такой конкурс. За это берется компания, которая заведомо не может этого реализовать, потому что она знает, что с нее не спросят. Отсечение уже произошло, уже при помощи вот этого невыполнимого невыносимого для других компаний условия ограничено число участников – и все. А дальше наступает момент, когда кончается этот самый 25-й день, а ничего не происходит. Никто не бежит за этой компанией с криками: вы не успели, вы не успели, вы нарушили, мы отнимаем у вас этот контракт, мы начинаем все сначала – или, я не знаю, там – мы подвергаем вас штрафным санкциям, или еще что-нибудь вроде этого. Ничего этого не происходит. Потому что эта компания взялась неспроста, потому что эта компания не случайно согласилась на это безумное условие с 25-ю днями на эту гигантскую поставку или с 48-ю часами на то, чтобы привезти это невообразимое количество дорожной краски в Москву. Так оно достаточно часто и происходит: сначала невыполнимые условия, а потом абсолютная необязательность его выполнения. И выясняется, что компания, которая за это взялась, спокойно может ничего особенно не опасаться. Есть еще достаточно широко распространенный метод, когда объединяются вместе несколько условий, когда в конкурс входит, скажем, поставка нескольких видов продукции, или оказание нескольких видов услуг, и одна из них, один из видов продукции оказывается совершенно невыполнимым. Огромное количество потенциальных участников отваливаются от конкурса, и выигрывает этот конкурс компания, которая как будто бы берет на себя это невыполнимое обязательство, а потом его просто не выполняет, и никто с нее не спрашивает. Вот в конкурс входило, не знаю, там, 10 видов продукции, которую надо было поставить, а один из них совершенно недостижимый – ну, его и не будет, а будет только 9. В нормальной ситуации эта компания была бы наказана: ну, как же, вы же согласились, вы же взялись за этот конкурс, вы же получили этот контракт – ну, выполняйте же! Только в том случае, если эта компания не аффилирована с организаторами. Это происходит сегодня достаточно часто. Вот мы наблюдаем интересные вещи (я в прошлой программе об этом говорил), связанные с медицинским оборудованием. Меня как-то это очень заинтересовало, и есть хорошие источники разного рода из разных, так сказать, отраслей медицины, которые рассказывают мне о том, что происходит и со стоматологией, и с ситуацией, скажем, в области всяких анализов, и расходных материалов для анализов, всякие тест-полоски, там, для больных диабетом, и так далее. Это огромные на самом деле объемы, колоссальные. И мы видим, что последовательно создается вот эта ситуация, когда ограничивается рынок, когда создается ситуация неопределенности на этом рынке, и работает законодательная машина или машина разного рода административных распоряжений, которая постепенно создает возможности для вот этой такой мутной околоконкурсной возни. Вот, например, совсем свежий документ, который появился буквально на днях на сайте правительства. Помните, я в прошлой программе говорил о том, что вот есть постановление правительства, которым регулируются госзакупки разного рода медицинской продукции, таким образом, чтобы к этим госзакупкам допускались только производители изнутри Таможенного союза, то есть, либо российские, либо белорусские, либо казахские, либо армянские. И вот, значит, внутри этих четырех стран, если хоть кто-нибудь производит эту продукцию, то значит, на нее не может уже претендовать никто. С.Пархоменко: Нашлись учителя у этих людей, те самые, которые разбивают мировые памятники культуры, режут людям головы Так вот, появился новый документ, который расшифровывает вот это понятие, которое я тут вскользь вам произнес: если хоть кто-нибудь производит эту продукцию. А что такое, собственно, «производит эту продукцию»? Это что имеется в виду? Потому что достаточно часто под видом производства демонстрируются или регистрируются какие-то крайне незначительные операции: упаковка, расфасовка. Вот привезли в большом контейнере какой-то товар, а здесь его разложили по баночкам. Или сменили на нем маркировку. Или еще каким-то образом его оформили для продажи. Или его просто взвесили, такое тоже бывает. Вот мы его взвесили – он стал наш, потому что мы определили, сколько его. Происходят самые разные вещи. Вот, например – я читаю здесь этот специальный документ, который определяет, а что такое эта самая локализация. Вот что нужно сделать с товаром, для того чтобы он был признан своим? Совсем не всегда нужно его здесь произвести. Совсем не всегда нужно его создать. И даже совсем не всегда нужно осуществить такую какую-то отверточную сборку в том, что касается оборудования или такую сборку, ну, если хотите, химическую, когда речь идет о том, что механически соединяется несколько ингредиентов. Вот, например, раз уж мы заговорили про диабет и то, что с ним связано – ну, обычно возникает разговор о том, что помимо диабета второго типа, такого, относительно спокойно текущего, который не требует постоянного лечения при помощи инсулина – хотя это и не лечение, мы с вами знаем, что диабет, в сущности, неизлечим, и инсулин – это не лекарство. Инсулин – это некоторая субстанция, которая нужна больному диабетом – правда, диабетом не второго, а первого типа – нужна каждый день. И это колоссальная проблема, производится ли в стране достаточное количество инсулина, достаточно ли он хорошего качества, доступен ли он, каким образом люди могут его получить, получают ли его бесплатно все те, кто должны получать его бесплатно, завозится ли то, чего в стране недостает. И вот, пожалуйста, в этом постановлении, о котором я говорю, есть статья о фармацевтических субстанциях. Ну, вот, собственно, инсулин – это одна из этих самых фармацевтических субстанций. И говорится о том, что для того, чтобы эта субстанция считалась российской, что для этого нужно сделать. Нужно на территории членов Евразийского экономического союза – вот, собственно, это Россия, Белоруссия, Казахстан, Армения на сегодня – осуществить что-то, в результате чего происходит изменение свойств или структуры исходного соединения, молекулы или вещества. И недостаточно – написано здесь – чтобы осуществлялась одна или несколько операций, а именно, там, взвешивание, фасовка, упаковка, маркировка – ну, вот то самое, про что я говорил – недостаточно разложить по баночкам. Но при такой формулировке достаточно, например, добавить одну каплю дистиллированной воды на тонну готового продукта – и все, тю-тю – и  произошло изменение свойств и/или структуры исходного соединения. Ну, мы же разбавили в соотношении: один рябчик — один конь, да, одна капля на одну тонну. Мы же изменили. С.Пархоменко: Москва последовательно превращается в город, невозможный для автомобильного движения И так далее. В общем, открываются – и это видно – открываются богатейшие возможности для того, чтобы имитировать локализацию, для того чтобы создать ситуацию, в которой, кому надо, сможет выдать это за свое, сможет выдать это за свое собственное производство, притом, что понятно, что никакого производства нет. Рынки открываются самые разнообразные, постепенно на рынок самых высокотехнологичных, в частности, медицинских товаров приходят страны юго-восточной Азии, все это становится просто, все это становится доступно, там и Корея, там и Китай, там и Сингапур, там кого только нет, кто принимает в этом участие. И Индия, между прочим, тоже, хоть она и не юго-восточная Азия, но все равно примерно в том направлении. Так что, возможностей открывается очень много. Возможностей для заработка открывается сколько угодно, и мы видим, что вот эти ограничения, они последовательно приводят не к тому, что растет производитель внутри России, а к тому, что появляется все больше и больше разнообразных коррупционных возможностей. Есть, кстати, противоположный тренд, очень интересный, очень важный тоже, за которым нам предстоит наблюдать: в условиях, когда деньги кончаются и воровать нужно быстрее – а мы видим, что именно это оказывается основной такой идеологией сегодняшних российских руководителей, это вот одна история – это локализация, о которой я говорил до сих пор, то есть, имитация создания отечественного производителя. Именно имитация. А другая, противоположная история, это так называемый параллельный импорт, когда существует риск в связи вот с теми ограничениями, которые Россия сама на себя накладывает, в связи с абсолютно безумной экономической политикой, в связи с политической агрессией, которая превращает Россию в изгоя, и при этом страдает, прежде всего, российская экономика, существует риск роста цен. Мы все время с вами об этом говорим. Нужно как-то с этим бороться. Нужно искусственно эти цены опускать. Нужно что-то такое создавать, чтобы не допустить социального взрыва. Вот скорее всего, инструментом этого становится так называемый параллельный импорт. Что это означает? Сегодня крупные производители чего угодно, хоть автомобилей, хоть медицинского оборудования, хоть лекарств, хоть разного рода высокотехнологичного, скажем, оборудования каких-то станков и так далее и так далее, они выстраивают свою экспортную политику для каждой страны отдельно. И одна и та же компания может торговать, там, в Германии по одним ценам и одну вести тактику своих продаж, в Польше по другим ценам, в России по третьим ценам, в Белоруссии по четвертым – ну, правда, теперь это уже оказывается как будто бы одной территорией – но тем не менее. Что ни страна – то другие цены, другая тактика, другие дилеры, другие условия, разного рода маркетинговые операции, скидки и так далее и так далее. Зато эти крупные компании несут ответственность за цивилизованность этого рынка, за то, что они обучают персонал; за то, что они несут ответственность за качество; за то, что это все не просроченное; за то, что это все настоящее; за то, что они вовремя это поставляют в нужных количествах и так далее и так далее. Это есть, что называется, цивилизованный рынок. Параллельный импорт заключается в том, что государство, в данном случае, российское, своей собственной волей объявляет: значит, так, мы разрешаем кому угодно ввозить этот товар, если он продается в какой-нибудь другой стране. То есть, сегодня товаром крупного производителя может торговать в России только сам этот производитель. А Россия пытается создавать условия, в которых любой желающий с чемоданом, или с грузовиком, или с большим контейнеровозом может поехать в другую страну и там купить и привезти. Он не является производителем, он не является ответственным дистрибутором, или дилером, или кем-нибудь еще. Он является, ну, большего или меньшего масштаба фарцовщиком, который привозит в тех количествах, в которых хочет, по той цене, которая считается для него возможной. С.Пархоменко: Сначала невыполнимые условия, а потом абсолютная необязательность его выполнения Это, конечно, в первый момент обрушивает цену, потому что эти мелкие фарцовщики начинают конкурировать между собой и начинают создавать ситуацию, в которой они вытесняют, собственно, кого с рынка-то? Они вытесняют первоначального производителя, опуская качество этого рынка, убирая весь сервис, обученный персонал, дистрибуторские сети, гарантии, страховки, обслуживание и все остальное. Вот сегодня мы находимся на грани запуска такого рода технологий прежде всего в том, что касается медицины, лекарств, вот такой, я бы сказал, социально значимой продукции. Это игра очень в короткую. Это ситуация, когда после нас хоть потоп. Вот мы сегодня привезем, сегодня цены опустим, а завтра – хоть не рассветай – остается у нас рынок, не остается, есть у нас цивилизованные контакты или нет – Россия превращается в такое гуляй-поле, потому что она начинает жить этим днем, как последним. Вот, собственно, результат того, что произошло в российской политике на протяжении последних двух лет. Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Встретимся с вами в будущую пятницу. Всего хорошего, до свидания!

Ссылка на источник