И. Воробьева ― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Сегодня в эфире радиостанции «Эхо Москвы» политик, журналист Владимир Семаго. Владимир Владимирович, здравствуйте. В. Семаго ― Здравствуйте. И. Воробьева ― Очень мне нравится к вам обращаться, Владимир Владимирович. В. Семаго ― Еще бы. Не только вы. И. Воробьева ― У нас в эфире Владимир Владимирович. История с нашим самолетом, который разбился А321, где погибло более 200 человек, все это расследование продолжается. И сейчас уже начались очень политические истории. Например, Великобритания говорит о том, что по их данным на борту могла взорваться бомба. Они отменили полеты. В МИДе возмущены такими заявлениями, говорят о том, что видимо, Великобритания чего-то не говорит такого, что должна знать Россия. Эта игра в бильярд политическая она к чему и зачем? В.СЕМАГО: Чтобы какая-то идея овладела массами, нужен иной механизм восприятия и воздействия на эти массы В. Семаго ― Меня больше настораживает, я понял ваш вопрос, я постараюсь ответить, но меня волнует в этой ситуации еще полное умолчание и отсутствие каких-либо параллелей с Боингом на Украине. По здравому рассуждению люди, которые так сегодня серьезно пострадали, жесточайшая трагедия, она должна по идее уравнять нас в мировосприятии с теми странами, которые пострадали в результате этого несчастного случая. И. Воробьева ― Почему? В. Семаго ― И мы страдаем, понимаете. Вы нас все время корите, Россия каким-то образом была причастна, участвовала во всем этом, какие-то следы, какие-то Буки. А вот у нас тоже так. Значит надо как-то по-другому, наверное, ко всему относиться. А нигде этих параллелей нет. Никто никогда из журналистов, тем более российских не сказал, что вы знаете, аналогичная практически произошла с Россией ситуация… И. Воробьева ― Потому что не аналогичная ситуация. В. Семаго ― Вы думаете, гибель такого большого количества людей, мы не говорим о причинах… И. Воробьева ― Здесь причины мне кажется важны. В. Семаго ― А в том случае? И. Воробьева ― С Боингом, по крайней мере, идут расследования какие-то, но понятно уже, что что-то произошло с земли. То есть внешнее воздействие. В. Семаго ― А тут воздействие внутреннее. И. Воробьева ― А мы не знаем. В. Семаго ― Никто не знает. Потому что еще не закончено расследование. Но я говорю о волнах, флюидах, которые в журналистской среде. Ну напрашивается какое-то или сравнение, либо… Молчание. Нигде, даже встык нет информации. Хотя повторяю еще раз, мы могли бы сказать: чего вы нас корите с украинскими, мы же тоже пострадали. У нас такая же возникла проблема. Это первое. Мне кажется немножко это странновато. Я бы все-таки, это просится на язык, потому что это слишком близко стоящие друг с другом обстоятельства. А что касается позиций других государств в отношении этого инцидента. Это недоверие, которое родилось фактически год назад при катастрофе с Боингом, оно присутствует негласно и сегодня. Никто впрямую никого не обвиняет, но вот этот элемент недоверия, который возник сразу же во время прошлого инцидента, он присутствует сегодня. Может быть, вы сами взорвали какую-то бомбу, не дай бог, может быть какие-то еще люди взорвали бомбу. Может быть что-то еще. И вот не просто попытка выяснить обстоятельства и изучить те или иные версии, а некий элемент недоверия присутствует. Это меня немножко настораживает. И. Воробьева ― Давайте так, конечно, мы сейчас не знаем ничего точно. Но если представить, что на самом деле произошедшее с самолетом А321 явилось терактом, и на борту взорвалась бомба, то с чем это было правильным адекватным связывать? С войной в Сирии? В. Семаго ― Тут два варианта. В политическом плане можно было бы связать как фактор некого оправдания нашего присутствия в Сирии. И. Воробьева ― Оправдания? В. Семаго ― Конечно, а вот посмотрите, что делают эти звери. Они уничтожили целый самолет, и погибло огромное количество людей. Именно поэтому мы сейчас в Сирии. Мы боремся с этими ИГИЛами и со всеми прочими, которых Сатановский называет почему-то террористами, хотя, на мой взгляд, это не совсем правильный термин в отношении этой политической силы. И. Воробьева ― Вы имеете в виду ИГИЛ? Она тан называется: запрещенная террористическая организация. В. Семаго ― Да. Причем когда Сатановский об этом говорит, он все время указывает на то, что они звери, что они изверги. А я вспоминаю гражданскую войну в РФ, в России, я вас уверяю, что противоборствующие стороны тоже не самым гуманным образом относились друг к другу. Не является жестокость синонимом слова «террористический» или «терроризм». Мне кажется. Скорее здесь политическое явление, которого мы еще в совершенстве не изучили, не узнали. Но говорить, что это какие-то банальные террористы, помните, как царя убили или генерал-губернатора или жандармского офицера. И то, что происходит сегодня на Ближнем Востоке это никакого отношения, ни в какое сравнение даже не идет. Завоевана территория, создается государство со всеми признаками квазигосударства или просто государства. И поэтому когда наши досужие и недосужие обозреватели и эксперты говорят о том, что так просто, это террористы. Да, ерунда. Несколько миллионов человек. Или группировка армейская в 200 тысяч человек это террористы просто. Террористы это единицы, это одиночки, которые делают свое не очень правильное дело. И. Воробьева ― А »Аль-Каида» являются террористами? В.СЕМАГО: В большей степени единение-это продукт этого пропагандистского ящика В. Семаго ― Конечно. Террористическая организация. «Аль-Каида» не ставит собой задачу захвата территории, она ставит задачу борьбы с теми или иными проявлениями государственного порядка и права на чужих территориях. Здесь структура создает свое собственное государство. А вы знаете, что в истории были примеры, когда на территории одних государств создавались другие государства. Вы помните колонию Великобритании и Франции, которая потом стала США. И. Воробьева ― Но ведь создание государства путем отрезания голов, убийства стольких людей, разрушения это что, создание государства? Это не терроризм? В. Семаго ― Во-первых, мы оцениваем это субъективно и, исходя из тех материалов, которые у нас есть в СМИ. А во-вторых, отрезание голов, разрушение, возьмите гражданскую войну в России. Отрезание голов было, вспарывание животов было, разрушение памятников было. Ну что, значит, кто-то из противодействующих сторон были террористами. Да, было понятие белый террор, красный террор. Но никто из политических противников не называл друг друга, вот вы просто бандиты, отщепенцы, а мы та самая сторона, которая борется за правое дело. И. Воробьева ― Давайте вернемся к вашему утверждению, что это оправдание нашего присутствия в Сирии, если был теракт. А почему не последствие нашего присутствия в Сирии? В. Семаго ― Скорее всего, точную дату установить нельзя или какие-то точные обстоятельства, что было принято решение в связи с тем, что Россия вступила в определенный вооруженный конфликт. На стороне Асада. И пытается нанести сокрушительные удары запрещенному террористическому государству ИГИЛ. Мы этого не знаем. Сказать, что именно потому что мы вошли туда, был подбит наш самолет, тоже утверждать достаточно сложно. А вот то, что люди могут сделать это, что они морально готовы к тому, чтобы уничтожить огромное количество людей ни в чем неповинных и детей и женщин, которые возвращались с отдыха, это, безусловно, в глазах любого человека оправдает любую акцию. Если вы бомбите структуры военные, оборонные тех людей, которые способны совершить такое преступление, у вас что возникнет какая-то мысль о том, что вы знаете, а правильно ли Россия это делает или нет. Безусловно, правильно. Вот в чем, на мой взгляд, политический момент, который очень точно нужно учитывать. И. Воробьева ― У нас с вами разное понимание логики событий мне кажется. В. Семаго ― Вероятно. И. Воробьева ― Мы сейчас с этим попробуем разобраться. Мне кажется это очень интересным моментом. И наши слушатели задают много вопросов на эту тему. В. Семаго ― МА  И. Воробьева ― Это программа «Особое мнение». Владимир Владимирович, давайте по поводу логики событий. Мы пришли в Сирию, нам Асад разрешил. В. Семаго ― Попросил. И. Воробьева ― Разрешил. Совет Федерации разрешил. В общем, мы красиво так зашли в Сирию. Бомбить мы начали не только запрещенный ИГИЛ, но и другие… В. Семаго ― Объекты других оппозиционных сил. И. Воробьева ― И мы это не отрицали. Дальше некоторые силы Сирии абсолютно открыто объявили нам войну. И некоторые соседние государства, такие как Саудовская Аравия, Катар, Турция некоторым образом предупреждали: ребята, вы что-то не то делаете. Не с ИГИЛом боретесь. И вот сейчас, обсуждая возможный вариант теракта с самолетом, вы говорите, что это оправдание нашего присутствия в Сирии. А не следствие его. Хотя нас предупреждали много раз о том, что вы не туда залезли, и вам будут мстить. В. Семаго ― Здесь есть одно обстоятельство. Если мы говорим на языке цивилизованных государств, то любое ошибочное действие одного государства по отношению к другому, к какому-то региону, анклаву, не носит характера подобного ответного действия. Вы совершили политическую или какую-то иную ошибку как государство. Государство соседнее, против которого эта ошибка была направлена, его реакция в том же самом русле. Политическом или экономическом. Не будет другое государство как основа жизнеутверждения или жизнеположения людей мстить подобным террористическим образом. И. Воробьева ― Подождите. Мы же бомбили там. И продолжаем. В. Семаго ― Это военная операция. И. Воробьева ― То есть это же симметричный ответ. В. Семаго ― Вы могли бы налететь на авиационную базу в Сирии, вы могли бы выступить объединенным фронтом против наших вооруженных сил. Но когда вы в ответ на военные действия начинаете убивать мирных жителей, то кроме возмущения у всех абсолютно и оправдания, почему мы вас колотим, никакого другого не возникает. И. Воробьева ― Тогда почему Кремль и официальные власти так активно открещиваются от версии бомбы на борту и возмущаются тем, что другие страны это заявляют? В. Семаго ― Она очень конкретная. И вы понимаете, что если точность абсолютная в этом расследовании будет достигнута, еще неизвестно, каким образом это расследование к нам повернется. И. Воробьева ― А вы правда считаете, что граждане России, если вдруг выяснится, что это был теракт и месть, скажут: молодец, Путин, продолжай в Сирии давить этих гадов. В. Семаго ― Они и сейчас это говорят. Если мы верим, мы же черпаем всю информацию из пропагандистского пространства, пропагандисты нам говорят, что народ как один все. Вчерашнее шествие, которое было 85 тысяч человек со всех регионов. Одно количество флагов, если бы я был бизнесменом по-прежнему, то на одних только флагах я бы заработал очень большие деньги. Шарики, красивые одежды, какие-то мишки, маскарадные костюмы. Это безумных денег стоит. Плюс привезти этих людей, плюс заставить их пожить некоторое количество часов в Москве, разместить их должным образом, накормить. Или вы хотите сказать, что это просто граждане жители Москвы вчера там были. И. Воробьева ― Я как раз хотела спросить, а какое отношение это шествие имеет к единству вообще? В.СЕМАГО:Исторически все прекрасно понимают, что все когда зависит от воли одного человека, процент ошибок неизбежен В. Семаго ― К единству регионов, например. Вот видите, все регионы как один всколыхнулись, сказали, давайте проявим это единство, и мы все проявили. Жириновский же проявил единство. Это очень важное обстоятельство. Потому что когда проявляет единство Жириновский, ему, во-первых, неважно, с кем проявлять. Потому что вопрос политического расчета и политической корысти… И. Воробьева ― Тогда почему это так важно? В. Семаго ― Единение демонстрируется. Ведь мы опять говорим о пропагандистском ящике. Вот по ящику было очевидно совершенно, что единство существует. Оно наравне с теми проявлениями одобрения политики партии и правительства, которые существовали в советское время. Эта демонстрация ничем практически, ну не было на Мавзолее людей, никто не стоял, не махал ручкой. Здравствуйте, дорогие товарищи. А все остальное там было и это было очень здорово, это был праздник, веселье и полная поддержка курсу государства и правительства. И президента лично. И. Воробьева ― А вы чувствовали вчера единение? С регионами, с народом, с Владимиром Путиным. В. Семаго ― Мне нельзя, потому что я пытаюсь объективно воспринимать ситуацию. Поэтому если ты собираешься воспринимать ситуацию объективно, то конечно, такого единения ты почувствовать не можешь. Я сегодня написал стихи в фейсбуке, единение это, например, таких понятий как пенсии и магазины. Ну как можно совместить эти два несовместимых понятия. Мизерные пенсии у большинства пенсионеров и магазины, которые ценами отпугивают не то что пенсионеров, а… Вот этого единения нет. Нет единения расходов бедных людей и богатства богатых. Здесь не на чем объединиться. У нас стремление сказать, что американцы отвратительные люди и хотят нас завоевать или на том, что они неправильный сделали выбор в отношении своего нынешнего президента, это слабая платформа. Поэтому я думаю, что в большей степени единение это продукт этого пропагандистского ящика. Я его беру не телевизионный, а вот такое пространство замкнутое в определенном объеме. И. Воробьева ― Пропагандистский ящик и россияне это более-менее понятно. А вот почему Владимир Путин уже третий раз подряд становится по версии американского журнала Форбс самым влиятельным человеком планеты. В.СЕМАГО: Государство высечь ремнем нельзя В. Семаго ― Здесь есть вполне конкретные объяснения. Дело в том, что действия президента РФ сегодня выходят на два шага вперед из общей шеренги, колонны всех тех государственных и политических деятелей, которые на сегодняшний день присутствуют. Почему – могу объяснить. Потому что за каждым из остальных оставшихся в живых, будем говорить так. Мы не берем ни Каддафи, ни Саддама, никого из тех, кто уже ушел в мир иной. Все остальные действуют с определенной оглядкой. Есть мощнейшие оппозиционные партии, есть нерегулируемые парламенты, есть независимые суды и прокуратура, которые не позволяют человеку, находящемуся на высшей должности в государстве говорить и думать и делать все, что ты хочешь. РФ устроена немножко по-другому. Президент РФ еще даже не сказал, а например, председатель Совета Федерации уже говорит: правильно. Он говорит: да я еще ничего не сказал. – Все равно правильно. — Я вам как женщина скажу: правильно, Владимир Владимирович. Он говорит: а… — И это тоже правильно. Вот почему он политик на обозримую перспективу один из самых ярких и выдающихся. Потому что у него тормозов нет никаких абсолютно. Сдерживающих факторов ни одного. И. Воробьева ― Это хорошо, плохо? В. Семаго ― Плохо. Потому что исторически все прекрасно понимают, что все когда зависит от воли одного человека, процент ошибок неизбежен. Не злой волей, не сознательного какого-то ухищрения, процент ошибок объективно, если ты принимаешь решение в большинстве своем сам, он гораздо больше и выше, чем решения, принимаемые при тех объемах различного рода сдержек и противовесов, которые в обычном демократическом или не демократическом мире существуют. И. Воробьева ― Не про Владимира Путина, а про Санкт-Петербург и историю… В. Семаго ― А разве это не одно и то же? И. Воробьева ― Раз такая реплика прозвучала. Я когда наблюдала реакцию людей, чиновников 31 октября, когда произошла трагедия с самолетом, мне казалось, что поскольку это Санкт-Петербург и это такая трагедия, что в этот же день Владимир Путин появится на экранах телевизора и найдет какие-то слова. В. Семаго ― Своим землякам. И. Воробьева ― Но этого не произошло. Видимо, Санкт-Петербург и Путин это все-таки не одно и то же. В. Семаго ― Если мы говорим о ящике, я уже как-то взялся за этот термин, пропагандистский ящик, конечно, этого не усматривает. Потому что Путин это отец всего народа. Так же как знаменитый Иосиф Сталин был отцом всех народов, которые существовали на территории тогдашнего Советского Союза, начиная от Еврейской АО и кончая Коми АССР. Но внутренне конечно, президент РФ все время существует и действует с оглядкой на свой петербургский бэкграунд, на то, что происходило с ним, на тех людей, которые с ним работали, людей, которые оттуда приехали сюда. На все то, что связано с Санкт-Петербургом. Пример очень простой. Ну кто бы в какой другой стране дал бы частному человеку просто на сегодняшний день богатому, небогатому взять и сказать: слушай, хочешь, банк бери, порули, может быть у тебя получится его… Речь идет о Когане и Уралсибе. Сегодняшняя информация в газетах о том, что частному человеку впервые вопреки всяким законам и инструкциям, которые существуют, сказали: ну давай иди, спасай. А мы тебе денег дадим, чтобы ты спасал хорошо. Если это не отзвуки петербургского бытия и существования президента РФ, тогда я не знаю, как это называется по-другому. И. Воробьева ― Хотелось бы, чтобы эти питерские отзвуки были несколько другими. Но мы имеем то, что имеем. Сейчас прервемся на несколько минут. Затем программа «Особое мнение» продолжится. НОВОСТИ В.СЕМАГО: Мы вместе с государством воспитываем людей, которые будут укреплять положение государства И. Воробьева ― Продолжается программа «Особое мнение». Мы только что слышали про Рамзана Кадырова и покушение на него. Вы наблюдали за этой историей? Внезапно она появилась. В. Семаго ― Напоминает мне, знаете, что, был такой в советское время сериал, там главную роль играла, по-моему, Людмила Касаткина. А одну из эпизодических ролей исполнял Роман Быков. Он играл полицая, перешедшего на сторону фашистов. И вот он заходил в героине и говорил: слышь, у тебя спиртику не найдется, душа горит, большевики подослали шпионов меня, Тереха убить. Дай выпить, пожалуйста. Вот приблизительно где-то по уровню восприятия одно и то же. Ну можно же каждый день и это кстати у многих диктаторов был очень известный прием. Пропагандистский. Когда они все время разоблачали врагов, которые хотели отца нации и поэтому даже в советское время и покушения на Сталина были. И это всегда говорилось, вот промпартия, они ставили задачу какую – разрушить страну, убить лидера. А что делали эти, убить Ленина. Кстати видите, у нас история с терроризмом очень переплетается. Мы говорим о возрастании роли советского периода, о том, как мы много хорошего и интересного всего сделали и вместе с тем мы прекрасно понимаем, что довоенный период характеризовался огромным количеством террористических актов в отношении государственных деятелей. Но это же не означало, что те самые террористы создавали государство какое-то на территории Советского Союза. Они занимались терактами самыми настоящими и разница между террористами и структурами, которые создают государство огромная. Поэтому я с Сатановским, я говорю публично… И. Воробьева ― Я смотрю, вы все время произносите фамилию Сатановский. В. Семаго ― Объясню — почему. Потому что очень много появилось начетчиков таких, которые совершенно тоном, не терпящим возражения, с интонациями человека, который разговаривает с тяжелобольными людьми так снисходительно: ну что вам сказать, дорогие радиослушатели, вы ничего не понимаете, сейчас я, Сатановский вам это все расскажу. И начинает фактически фальсифицировать многое из того, что происходит. А мера воздействия огромна. Потому что определенный талант рассказчика, плюс безнаказанность, будем говорить так, повествования, никто же тебя не прерывает. И. Воробьева ― Надо сказать, что, во-первых, в телевизоре появляется довольно много людей, которые говорят что-то, им никто не отвечает. Это, во-первых. Во-вторых, господин Сатановский сейчас не в состоянии вам ответить, поэтому давайте… В. Семаго ― Поэтому я ему и сказал, это адрес ему. И. Воробьева ― Вообще меня тут просят спросить вас про «Русский марш». Вы в фейсбуке сегодня опубликовали стихотворение, вы написали – лирическо-патриотическое. В. Семаго ― Оно неприличное. И. Воробьева ― Да, не очень приличное. В. Семаго ― Там одно слово неприличное. И. Воробьева ― Не хотела бы его читать в эфире. Я к тому, что это полное яда, сарказма стихотворение по поводу дня народного единства. И всего того, что происходило. Что вас так, что красивые шарики и своз регионов, как вы сказали. В. Семаго ― Отсутствие какой-либо реальной базы для оптимистичного восприятия этого праздника. Вот когда пропагандистская акция задумывается у профессионалов, она задумывается в несколько этапов. Не сама фабула главное, и не объявление декларации этого дня, а глубокая проработка с целью проникнуть в сознание граждан с тем, чтобы заставить их оценить в том направлении, в каком нужно пропагандистскому аппарату. Сам факт появления этого праздника. Это все в худших советских традициях. Как бы вброшено в виде приказа. И на этом все закончилось. Вот отсюда мое восприятие как некая гипертрофированная такая реакция, которая очень у многих существует. Ну кто празднует этот праздник кроме тех, кто в телевизоре так вчера флажками и махал руками. И. Воробьева ― А »Русский марш»? В. Семаго ― Это скорее всего иллюстрация и разрешение на него это иллюстрация того, что ситуация в стране переходит в очень жестко управляемое русло. И продекларированная русская идея, русский мир ничего общего не имеет с этими отщепенцами. Отщепенцев становится все меньше и меньше. Потому что тему русского здорового национализма, русской идеи, объединения всех русских во всем мире. Как китайцы делают же так. Это главное на сегодняшний момент. А все те, которые чем-то недовольны и говорят при этом, что они русские, это совершенно другие. Потому что они не в мейнстриме. Они не с государственными структурами, они не поддерживают основные направления, которые исповедует сегодня власть. Значит их можно совершенно спокойно… Притом всем они есть как некая скрытая или потенциальная угроза. Потому что если вы не будете объединяться здесь, на том марше с флагами и шариками, то вас ждет вот этот русский марш. И вы выбирайте, граждане, что вас больше… Объединиться в едином порыве или же попасть под влияние тех самых экстремистов, которым благородная и честная власть разрешает собраться. Для того чтобы они высказали свое собственное мнение. И. Воробьева ― Не первый год уже. В. Семаго ― Абсолютно точно. Это жупелочек такой. Небольшой. Что будете себя плохо вести – вот будет так. И. Воробьева ― Как можно говорить о здоровом русском национализме в России, которая вообще даже в Конституции записана как многонациональная страна. В. Семаго ― Но дух-то не вырежешь же. И. Воробьева ― А татарский дух? А любой другой. В. Семаго ― Мы с вами сейчас погрязнем. Потому что понятие «русская национальность», национальность русский это будет сразу обсуждаться, почему все остальные существительные, а это прилагательное. Русский. Вы каких будете? Мы русских. Не национальный фактор, а фактор объединения под общей идеей. И. Воробьева ― Российский дух. В. Семаго ― Скорее так. Российский дух, действительно это, наверное, не в рамках этой передачи, потому что я просто увлекусь, это моя любимая тема. А что касается татарского национализма, он также есть, но это совокупная составляющая этого общерусского национализма. И. Воробьева ― Ладно, я бы хотела еще спросить. Валентину Матвиенко вы так сегодня затронули немножко. В. Семаго ― Она питерская. И. Воробьева ― Мало того, что питерская, вообще она предложила сегодня создать единый государственный сайт правдивой информации о России в условиях информационной войны. В. Семаго ― Только правдивой причем. Как «Раша тудей» или «Россия сегодня». И. Воробьева ― Конечно. Валентина Матвиенко, создающая подобный государственный сайт это правдивая информация о России и зачем это все нужно? В. Семаго ― Это скорее попытка создать еще один ресурс, который будет воздействовать на умы и сердца в нужном для российской власти направлении. Которое они считают единственно правильным. Помните, у Ленина было высказывание: учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Вот то же самое будет и здесь происходить. Я это уже слышал пятьсот раз. Это очень непрофессионально. Я еще раз говорю, что для того чтобы какая-то идея овладела массами, нужен совершенно иной механизм восприятия и воздействия на эти массы. А у нас это действует по старинке советской, по телевизору сказала Валентина Матвиенко, что надо еще один ресурс. Да, конечно, одобрямс. А с нас деньги брать не будут? Нет. Тогда тем более давайте такой ресурс сделаем. Главное чтобы из кармана не брали ничего. И. Воробьева ― А если будут брать. У нас сейчас из кармана берут за все эти политические истории. В.СЕМАГО:Ребенка нужно наказывать тоже достаточно эффективно В. Семаго ― Надо сказать, что мы вообще за все платим. Это просто заблуждение, что мы ни за что не платим. За всю политику внутреннюю в государстве платим мы. И. Воробьева ― Так вот интересно люди вообще понимают это, учитывая, что рейтинг президента все растет и растет? В. Семаго ― Нет. Во-первых, единственное, что нас с вами должно радовать, что все-таки он ограничивается ста процентами. И. Воробьева ― Не везде. 146% мы помним. В. Семаго ― Не исключено, что например мы будем присовокуплять к этому еще и рейтинг, который растет за границей и весь русский мир. И вообще идея о всемирном президенте она будет все больше и больше возрастать в умах и сердцах. А что касается наших трат на все и нашего осознания, что мы рискуем своими собственными деньгами в достаточно сомнительных подчас операциях. Это еще не овладело массами. Ни в коей мере. И. Воробьева ― Про Санкт-Петербург все-таки хочу поговорить уже не как город Матвиенко, Путина, Медведева и… В. Семаго ― И еще 157 людей. И. Воробьева ― Которых мы знаем на определенных должностях. А про историю с гибелью младенца. И сегодня была пресс-конференция комиссии совета по правам человека, которая говорит, что, в общем, все, что произошло это стремление к буквализму и абсолютно бездушие людей, которые всем этим занимались. Вы эту историю наверняка слышали. Какое у вас ощущение, почему так произошло? В. Семаго ― Мне вообще очень сложно. У меня видимо, это наследственное от отца. И я без какого-то внутреннего содрогания любую историю о маленьких детях воспринимать не могу, люди как-то позволяют себе. У меня отец, прошедший войну, он, если видел на экране что-то происходящее с маленькими детьми, у него просто слезы появлялись на глазах. И для меня эта тема тоже. Поэтому если это удобно, эту тему для меня просто сейчас даже не обсуждать. Я не смогу вам адекватно как-то говорить, потому что для меня это очень действительно страшно. И. Воробьева ― Хорошо, про совсем маленьких детей не будем. Поговорим о детях постарше. Подростках. Не так давно депутаты ГД предложили сделать так, чтобы родители отвечали за… В. Семаго ― Рублем. И. Воробьева ― Штрафами. Насколько это справедливо для родителей? В. Семаго ― Справедливо опять с позиции людей, которые поверхностно относятся (это сегодня лейтмотив моего выступления) к своим обязанностям и решению тех проблем, которые есть перед обществом. Ремнем пороть, вот мы за него деньги заплатили, а как его наказывать. Ну естественно, потому что наказание рублем достаточно эффективное. Значит, какой-то должен быть противовес. Ребенка нужно наказывать тоже достаточно эффективно. Деньги у него отобрать нельзя. Значит, наказать его тем, что он не ходит в школу или тем, что он отсутствует во дворе или где-то еще это достаточно слабое наказание. Значит ремнем, так, чтобы до синевы и все нормально будет. То есть государство как раз стимулирует эти необузданные низменные инстинкты, которые иногда возникают у родителей в силу стресса, неустроенности, в силу того, что они не выдерживают того напряжения, которое за стенами семьи. И, приходя домой и, получая в довесок, это вызывает некое озлобление. Но поскольку государство высечь ремнем нельзя и вот мы с вами платим, не мы, но кто-то платит штрафы за все эти бесконечные парковки… И. Воробьева ― Я плачу. В. Семаго ― Но у вас же нет возможности взять и кому-то из них сказать, ну что же вы так делаете, ребята. Вот есть же поликлиника. Ну приехал человек, 15 минут остановиться. Ну чего вы дурака валяете. В школу привезли детей, а вы глупость устроили какую-то. Ну вы подумайте, вы мозги хоть включите. Вы же не говорите этого. У вас возникает некое неприятие ситуации. На чем его реализовать. И тут есть благодатный, деньги я потерял, кто виноват. Ребеночек виноват. Ну и давай его ремнем-то. И. Воробьева ― То есть родитель себя виноватым в этой ситуации не чувствует. В. Семаго ― Никоим образом. И. Воробьева ― Он же воспитал ребенка, который увлекся радикальными идеями. В. Семаго ― Он скажет больше того, что я как родитель в условиях тяжелейшего экономического кризиса не сбросил с себя как многие отщепенцы, бегающие по стране, не платящие алиментов, я все тяну честно. У меня нет времени еще с твоими мозгами. Ты должен смотреть на меня, ты должен понимать, что должен вырасти такой как я. И это твоя вина, что ты этого не смог сделать. Что такое воспитание в семье. При полном отсутствии возможности контактировать с детьми. Муж, отец, приходящий в семью в 9 часов, а ребенок, ложащийся в 10, вы считаете, что этот временной лаг позволяет воспитать человека. Что это какая-то такая толстовская идеология может возникнуть. Как Лев Николаевич относился к своим детям. Или многие другие. Для этого время нужно, нужно понимание того, что ты ставишь перед собой созвучную с государственной задачу. Мы вместе с государством воспитываем людей, которые будут укреплять положение государства. У нас такой задачи нет. Государство с нами этого не делает вместе. И. Воробьева ― Очень жаль. Спасибо большое. Политик, журналист Владимир Семаго был в эфире радиостанции «Эхо Москвы». В программе «Особое мнение». Всем спасибо и до встречи.

Ссылка на источник