В.Уткин: Т.Фельгенгауэр ― Здравствуйте! Это программа «Разбор полета», программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр, как всегда, в этой студии. Добрый вечер! И.Воробьева ― Добрый вечер! У нас сегодня замечательный гость спортивный журналист Василий Уткин. Василий, здравствуйте! В.Уткин ― Добрый вечер! И.Воробьева ― У нас есть традиционный вопрос, с которого мы начинаем… В.Уткин ― Знаю-знаю. И.Воробьева ― Да, ну понятно. Т.Фельгенгауэр ― Отвечайте! И.Воробьева ― Да нет, я, конечно, его задам. Вдруг кто-нибудь слушает программу «Разбор полета» первый раз. И вопрос этот о самом тяжелом решение, которое вам приходилось принимать. В.Уткин ― Я баловень судьбы: мне практически не приходилось принимать решений каких-то таких, о которых имеет смысл рассказывать, над которыми приходилось ломать голову. Мне кажется, что самые главные решения мои были связаны с тем, чтобы чего-то не делать. И.Воробьева ― Например. В.Уткин ― Я дважды или даже трижды имел все предпосылки для того, чтобы покинуть свою почти родную телекомпанию «НТВ-Плюс», и все три раза я оставался на месте. Четвертый раз оказался роковым. В.Уткин: Я баловень судьбы И.Воробьева ― То есть куда-то звали просто на более лучшие условия? В.Уткин ― Это все совпадало всегда с какими-то поворотными моментами в судьбе спортивного телевидения. Собственно, два раза это были, когда заново воскресал спортивный канал ВГТРК, и это всегда совпадало с тем, что на »Плюсе» начинались какие-то тяжелые времена. И звали, да, звали – я много раз над этим раздумывал. Ну а третий раз было довольно памятный – вот, в августе прошлого года, когда у нас на канале резко все поменялось. Жалею, что не ушел тогда. Но… И.Воробьева ― Но четвертый оказался роковым. В.Уткин ― Я человек отходчивый, терпеливый. И.Воробьева ― А вот четвертый раз все-таки решение такое, почему принято было? В.Уткин ― Ну… я понял, что пора, что здесь уже для меня ничего не будет. И.Воробьева ― Непростое решение в любом случае. В.Уткин ― Ну, конечно. Я пришел на »НТВ-Плюс» в 94-м году. И.Воробьева – О ―о! Сколько лет… В.Уткин ― На НТВ, тогда еще «Плюса» не было. И.Воробьева ― Тогда еще не было «Плюса», да. Ну и, соответственно, с 10-го года – главный редактор спортивных каналов. В.Уткин ― Да, да. И.Воробьева ― Мы об этом еще поговорим поподробнее. В.Уткин ― Я по этому поводу не особенно грущу. У меня сейчас проблемы совершенно иного рода передо мной стоят. И.Воробьева ― Так. В.Уткин ― Я довольно времени проводил на работе, и я сейчас испытываю колоссальный дефицит общения. Я совершенно не понимаю, чем себя занять. Т.Фельгенгауэр ― Внезапно выяснилось, что жизнь не может состоять из одной работы. В.Уткин ― Она не состояла из одной работы. Просто у нас очень тесный круг общения. Мы много общались друг с другом, обсуждали с коллегами – и они сейчас обсуждают, в основном отдельно от меня – разные и премьеры, и все что угодно, и книжки. Мы обменивались, как школьники иногда, с ребятами. А сейчас как-то надо что-то предпринимать, чтобы все восстановить. И.Воробьева ― Новый круг общения нужен с новыми какими-нибудь людьми. В.Уткин ― Нет, самая большая катастрофа заключается в том, что теперь, как правило, для того, чтобы встретиться с кем-нибудь из друзей, нужно с ними обедать или ужинать. Это очень пагубно влияет на здоровье. Потому что, соответственно, в этой ситуации выясняется, что вы не виделись уже довольно давно, и это необходимо отметить каким-то образом. И.Воробьева ― Надо выпить. В.Уткин ― Да, я усилием воли вот сейчас разрываю этот порочный круг и буду искать какие-то иные способы. Т.Фельгенгауэр ― Вы просто заведите себе каких-нибудь друзей непьющих… и не едящих! В.Уткин ― Я теперь сам уже почти не едящий. Но вы знаете, к сожалению, в общении со мной практически все довольно быстро… Т.Фельгенгауэр ― Напиваются! В.Уткин ― Прекращают быть непьющими. И.Воробьева ― Так. Давайте вернемся по времени в какое-нибудь начало. Т.Фельгенгауэр ― В какое-нибудь… И.Воробьева ― В какое-нибудь. Ну, давайте с института начнем. Почему поступили в педагогический? Потому что дедушка?.. В.Уткин ― Опять-таки я не принимал такого решения как-то радикально. Просто стало понятно, что попытки папы моего – физика – увлечь меня наукой, они абсолютно обречены были на провал. И в соответствии с тем, что я всегда любил читать, много читал и хорошо учился по гуманитарным дисциплинам, я выбирал между стезей: какой-то исторический факультет или филологический. В МГУ — не рискнул. Даже дело не в этом – не то что не рискнул. Когда-то — я, наверное, учился в классе 7-м — была эпоха, когда очень много интересного печаталось в так называемых толстых литературных журналах. И я там набрел на одну очень занятную повесть впоследствии, как выяснилось, довольного одиозного писателя Владимира Крупина, который рассказывал о своем НРЗБ детстве. И, поскольку, там речь шла об областном пединституте, мне сначала захотелось поехать туда. И я туда съездил. И.Воробьева ― Московской области в смысле, да? В.Уткин ― Областной, да. Но тоже в Москве, на Бауманской тогда находился. Но как-то выглядел он довольно обшарпано, надо сказать. И.Воробьева ― То ли дело пед имени Ленина, конечно. В.Уткин ― Тогда было по-другому. И потом, это здание нашего филологического факультета, оно же снималось в весьма и весьма знаменитой картине в роли института. Т.Фельгенгауэр ― Да ваш факультет же – на Спортивной. В.Уткин ― Нет, не на Спортивной, на Фрунзенской. Но она сейчас закрыта, поэтому добираются через Спортивную там. Т.Фельгенгауэр ― Да, на Фрунзенской, да. В.Уткин ― В фильме «Карнавал» — вот где с Ириной Муравьевой все это происходит. Вот она экзамен сдает у нас в институте. И.Воробьева – А ―а… я не знала. В.Уткин ― Понятно, что никто не знает. Мы-то знали. И.Воробьева ― Родные стены-то – конечно. Хорошо, но стать дипломированным специалистом не получилось… Т.Фельгенгауэр ― Не суждено было. И.Воробьева ― Да, не суждено. Почему? В.Уткин ― В моем случае это почти формальность, потому что я честно отучился все пять курсов и просто не пошел на последнюю сессию по разным обстоятельствам. Я решил взять академический отпуск. И.Воробьева ― Это госэкзамены и диплом, собственно – последнее. В.Уткин ― Да. Безусловно, я бы сдал госэкзамены, никаких бы проблем здесь не возникло, я спокойно бы справился с госэкзаменами. Тем более, что я учился-то по-честному. Я ходил, слушал. Но мне пришлось взять академический отпуск по ряду причин. А потом я столкнулся с удивительным обстоятельством: я стал жертвой меняющейся жизни… И.Воробьева ― Это какой год был? В.Уткин ― Я поступил в 88-м году, соответственно, это был 92-й. Т.Фельгенгауэр ― Ой да, это прямо разгар, да. В.Уткин ― Я, на самом деле, совершенно в прикладном смысле говорю. У тебя же год, которым датирован твой выпуск, должны быть все предметы, которые за предыдущие пять лет были. Послушайте, я на 1-м курсе еще историю КПСС сдавал. Так изменилась программа, что мне нужно было сдавать штук 12 лишних экзаменов… И.Воробьева ― Которые никак уже не могли пригодится в новой России, условно говоря. В.Уткин ― Может быть, и могли. Я не знаю, как они пригодились следующему курсу. Может быть и могли. Но мне уже было, честно говоря, лень, тем более, что я уже работал в программе «Взгляд», и мне было понятно, чем я намерен заниматься, по крайней мере в обозримом будущем. И.Воробьева ― Как вы попали в программу «Взгляд». Т.Фельгенгауэр ― Сейчас, прежде чем мы про телевидение начнем — а в течение жизни ни разу не возвращались к мысли о том, что все-таки какой-нибудь дипломчик, все-таки где-нибудь поучиться. В.Уткин ― Как же я мог не возвращаться, если мне бабушка об этом все время говорила, мама мне об этом перестала напоминать только года три назад. Т.Фельгенгауэр ― Вот, это же решение тоже – сказать: «Я не буду. Я уже всё, без диплома. Отстаньте от меня». В.Уткин ― Но это «отстаньте!» — это не решение, это называется «отстаньте». Т.Фельгенгауэр ― Нет, это решение. В.Уткин ― Это лень. Т.Фельгенгауэр ― Ах лень? Я думала, упрямство. В.Уткин ― С тех пор, как я работаю на спортивном телевидении и мое хобби стало моей основной работой, у меня осталось только одно занятие, которое я могу называть хобби – я очень люблю лениться. В.Уткин: Я очень люблю лениться Т.Фельгенгауэр ― Это не хобби, это образ жизни. И.Воробьева ― Образ жизни, впрочем многих людей. Т.Фельгенгауэр ― Я тоже люблю. В.Уткин ― Для этого придумано модное слово «прокрастинация». Т.Фельгенгауэр ― Да-да. Мне не нравится слово «прокрастинация». И.Воробьева ― Это какое-то стариковское слово. Т.Фельгенгауэр ― Мне нравится слово «лень». И.Воробьева ― Хорошо. Как вы попали не телевидение? В.Уткин ― Что называется, ничего не делал – только вошел. У меня была близкая подруга – у нас родители дружили – Настя Соловьева. Мы были одногодками, и она поступили на журфак – у нее сразу была такая мечта. Мы с ней в Москве периодически пересекались. И вот я буквально зашел – мы собирались встретиться и выпить кофе где-то в центре города – а у нее там затягивалось. И я забрел в офис «Взгляда» в самом начале Ильинки и просто сидел на диване и ждал. В какой-то момент говорят: «А ты чего не идешь?» Я пошел – там было собеседование. Там в этом время распускали… тогда был такой молодежный проект, во »Взгляде» они пытались сделать, назывался «13-31″, то есть типа по возрастным каким-то параметрам. Но он не состоялся, а набрали большое количество молодежи, и в конце концов, их распихали по разным проектам. Там, кстати, режиссер 1-го канала Андрей Болтенко был тогда в этой программе. Т.Фельгенгауэр ― Слушайте, это нормально: «Подошел человек, говорит: «А ты чего не идешь?» — я встал и пошел» — это, вообще-то, как? В.Уткин ― Нет, я немножко этих ребят знал, потому что, так или иначе, я был вовлечен в этот круг общения, не близко. Я пару раз приходил на ток-шоу взглядовские, которые тогда происходили. Но вот я говорю, ничего не делал – только вошел. Оказался приписанным к программе Политковского потом «Политбюро». Ну а дальше – стандартная телевизионная карьера, начиная с разбора писем, ответов на звонки. В этом смысле я прошел тем же путем, что и Алексей Алексеевич Венедиктов. Он же тоже сначала на звонки отвечал, он любит об этом говорить. Правда, я для этого не сидел под столом. И.Воробьева ― Это известная история про Венедиктова под столом с телефонной трубкой. А вот, когда была стадия разбора писем и ответов на звонки, там же не чувствовалось никакого телевидения. В.Уткин ― Почему? Наоборот. Это очень важная работа, для «Взгляда» тем более. Это же было время, когда никто даже не знал слова интернет. И письма очень часто становились поводом для того, чтобы сделать материал, не говоря уже о том, что это было страшно увлекательное занятие. И.Воробьева ― Читать то, что люди пишут… В.Уткин ― В стихах были письма. Т.Фельгенгауэр ― В стихах нам тоже иногда пишут. В.Уткин ― Я рассказывал много раз эту историю… не однажды рассказывал, что тогда было две программы во »Взгляде»: это программа Политковского «Политбюро» и программа Любимова «Красный квадрат», которая выходила по субботам. Пришло письмо от какой-то женщины, очень доброжелательные стихи, в том числе, о »Взгляде», программе Александра Любимова «Красный квадрат». И оно начиналось с четверостишья – я его никогда, видимо, уже на забуду: «Я приехала с дачи, телевизор включила, и конец передачи твоей получила». Столько всего интересного можно было сохранить. И.Воробьева ― Хорошо. А когда первый раз была работа в кадре? Это что было? В.Уткин ― Было сложно с этим. Я сейчас расскажу. Дело в том, что в программе «Политбюро» выходил только один большой сюжет. И это должно быть уже серьезное расследование. То есть я оказался в ситуации, когда у меня нет никакого перехода, мне не на чем себя попробовать. И моей первой работой, можно сказать, эфирной тогда была такая рубрика в »Политбюро» — новости мультипликационные. Ее делала бригада мультипликаторов, и я периодически приглашался вместе с ныне народным артистом Дмитрием Назаровым. Вот мы с тех пор знакомы. Т.Фельгенгауэр ― Хорошая компания. В.Уткин ― Хорошая компания. Он говорил на разные голоса. Я иногда чего-то подвякивал, но это не всякий раз бывало. В.Уткин: Песню однажды пели хором – там хором нужно было спеть И.Воробьева ― То есть это первый раз голосом вышел в эфир программы. В.Уткин ― Да, но я, честно говоря, не помню, первый или не первый. Я еще однажды озвучивал ролик предвыборный— господи, как это называлось? – партия Вольского была… Что-то там связано с »гражданским» чего-то было. Как-то вот партии, в которых есть слово «гражданский» не выживают, я заметил. И.Воробьева ― Их что-то много, да. В.Уткин ― Меня просто озвучить. С дикцией особенно проблем не было никогда. И.Воробьева ― То есть фактически радио-Уткин начался тогда уже, голосом в первую очередь. Т.Фельгенгауэр ― Аудио-Уткин. Сначала был аудио-Уткин, потом был теле-Уткин, потом стал радио-Уткин. В.Уткин ― Ну да. И.Воробьева ― Первый прямой эфир. В.Уткин ― Собственно говоря, это был «Футбольный клуб». 22 года назад. Это не сразу стало прямым. Там для этого возникли причины в первую очередь технологического свойства. Там проблема-то в чем была – студий было мало, и спортивные программы выходили из той же студии, что и информационные. И »Футбольный клуб» заканчивался в 7 вечера, и после этого сразу начинала говорить Миткова или Осокин – новости. Ну нельзя же за две минуты поменяться местами. Тем более, что это же новости – это самое главное, что могло быть. Там все нужно было сделать заранее. Но мы придумали способ: мы просто в конец стали ставить большой сюжет. Я прощался – потом еще шел материал. И тогда мэтры успевали. И потом уже закончил, выходишь и так, с несколько превосходящим взглядом проходишь мимо аппаратной – а там уже люди носятся, орут друг на друга, падают кассеты, кричит режиссер… Вы знаете, есть целая серия анекдотов разных про то, как с какой-то сферой деятельности человек умирает и попадает между раем и адом, его провозят… Есть такой анекдот про Леонида Парфенова. Я потом расскажу про Юрия Аксюту — он мой любимый. Вот умирает, допустим, Леонид Прафенов… Т.Фельгенгауэр ― Не дай бог! В.Уткин ― Ну это анекдот, поэтому этим гордиться надо. И, значит, его ведут по коридорам: «Это помещение для работников телевидения. Здесь аппаратная». Три минуты до выпуска новостей. И происходит весь этот тарарам: все бегают, что-то не вставляется, не отматывается и прочее. Он говорит: «Это что такое?» Ему говорят: «Это у нас ад». Потом проходят по коридору – другая аппаратная, где происходит все то же самое. Он говорит НРЗБ. «Нет, — говорят, — что вы! Это рай». – «А в чем разница?» — «Эти успеют». И.Воробьева ― Да, это можно сказать, в общем, про любую службу информации, которая выходит в прямой эфир. В.Уткин ― Да-да. Т.Фельгенгауэр ― Бывали случаи, когда в прямом эфире нужно было принимать какие-то экстренные решения, потому что все шло не так, не то, и кто-то, видимо, не успел? В.Уткин ― Нет, по большому счету нет, потому что ведущий на телевидении он уже ничем не рулит. Он уже сидит, привязанный за лацкан рубашки или пиджака микрофоном, в ухо – наушником. По нему уже выставили план, поправили по нему свет и прочее – это всё как раз происходит в аппаратной. Я там не часто бывал. Т.Фельгенгауэр ― А во время комментария? В.Уткин ― Во время комментария бывали со мной разные ситуации. Например, однажды я поехал на Лигу чемпионов работать в Англию. Там было очень интересно: там были полуфиналы, то есть уже высокой стадии матчи – очень интересно. И мне повезло: у меня был сдвоенный английский полуфинал. В первый день был матч в Манчестере, а второй – в Ливерпуле. А ехать нужно было только через Лондон почему-то. Я не знаю, так взяли билеты. И приехал в Лондон – там летел мой друг Герман Ткаченко. Передаю ему привет, если он слушает. И он говорит: «Слушай, давай приезжай, — а там, в Ливерпуле играет «Челси» с »Ливерпулем», — мы спокойно пообедаем, тут поселишься и потом, вечером прямо с Романом полетим на самолете туда, с Романом Аркадьевичем Абрамовичем. Мы так и поступили, но я ведь не смекнул чего – что Роман-то Аркадьевич может на матч минута в минуту приехать, а мне нужно прийти, как минимум получить аккредитацию. Вот в какой-то момент я начинаю понимать, что как-то, видимо, прилетим так как привыкли люди. Я страшно беспокоился, позвонил, всех предупредил, но у меня нет аккредитации. Я говорю: «Что ж мне делать?» И тогда глава тогдашней охраны Романа – он был, по-моему, майором все-таки британского спецназа когда-то – такой мужик… — он со мной пошел, — нас даже никто ничего не спросил – в ложу прессы, и я – бух! – я говорю: «Я здесь». Он говорит: «30 секунд до эфира». Т.Фельгенгауэр ― Обалдеть! В.Уткин ― Да, я начал говорить и через пять минут только понял, что там так была расположена комментаторская ложа в тот момент, что я сидел перед барьерчиком, а за барьерчиком начинался такой… для VIP-персон… И.Воробьева ― И там Роман Аркадьевич. В.Уткин ― Нет, Роман Аркадьевич выше сидел. Я тут вдруг начинаю понимать, что происходит. Я вижу, как передо мной, в следующем ниже сидят и чинно беседуют Стив Макманаман и Яан Раш. Я даже сфотографироваться забыл. Т.Фельгенгауэр ― Вы так удивились! В.Уткин ― Ну да, как потом там не сложилось. Опять же мы не можем сразу уйти. А у них-то: матч закончился — и они пошли куда-то себе выпивать, закусывать. И.Воробьева ― Слушайте, а как вообще появилась эта история с комментированием матчей? Это же какая-то очень особенная штука. Даже если ты разбираешься в футболе и смотришь его все время, вряд ли… Т.Фельгенгауэр ― И если ты при этом занимаешься журналистикой… И.Воробьева ― Да, не каждый, несмотря на набор этих качеств, сможет стать футбольным комментатором. В.Уткин ― Само собой это получилось тоже, потому что любого футбольного телевизионного ведущего — по крайней мере, тогда их было не очень много – сразу говорили… меня называли комментатором, когда я еще ни одного матча не прокомментировал, по инерции. В.Уткин: Меня называли комментатором, когда я еще ни одного матча не прокомментировал И.Воробьева ― А вы же просто «Футбольный клуб» — вот это всё, да? В.Уткин ― Да-да. А потом открылся спортивный канал. НРЗБ мы там проводили конкурс комментаторов и то, что можно иронично называть набором по объявлению, хотя, конечно, это было не так. Ну а кому ж тогда комментировать? Нужно дать попробовать. Стало три комментатора сначала футбольных: Евгений Майоров, Я, да Маслаченко. И.Воробьева ― Слушайте, а что происходит в комментаторской, расскажите? В.Уткин ― То же самое, что здесь. Т.Фельгенгауэр ― Я знаю. И.Воробьева ― Не-не-не. Просто там вы же видите поле хорошо, правильно же я вас понимаю? Или у вас есть экраны, которые показывают? Т.Фельгенгауэр ― Два монитора там. В.Уткин ― Да, мониторы есть. Компьютер иногда бывает. И.Воробьева ― А что на мониторах там? В.Уткин ― Трансляция. И.Воробьева ― А, то есть вы видите то, что видит зритель, условно говоря. В.Уткин ― Да. И.Воробьева ― И видите одновременно, что происходит на поле. В.Уткин ― Ну, относительно. Потому что, если ты сидишь, допустим, на чемпионате мира или Европы, или где-нибудь в Англии, то ты действительно видишь то, что происходит на поле. У нас на стадионах обычно комментаторские кабины делают не посоветовавшись ни с кем из комментаторов никогда. И в частности, почему-то есть такое хобби – толстенные рамы на окнах. И.Воробьева ― Да-да. Пробелы такие получаются, да? В.Уткин ― Да, да. Вот как, таким образом, можно было построить кабину на стадионе в Химках, который сам по себе небольшой, что ты не видишь ни левого флажка, ни правого, я не знаю. Но удается людям. Т.Фельгенгауэр ― Бывали случаи, когда во время комментария вот зависаешь и все – что-то срочно надо придумывать? В.Уткин ― В смысле что придумывать? Т.Фельгенгауэр ― Вот не знаешь… ступор, затык. Во всяком случае, в прямых эфирах такое бывает. В.Уткин ― Нет, я даже заснул в эфире, но… И.Воробьева ― Это мы знаем. В.Уткин ― И даже не один раз, между прочим. Это, на самом деле, довольно распространенная история. Просто обычно это происходит по ночам. Т.Фельгенгауэр ― И в такой ситуации… В.Уткин ― Просыпаешься. Т.Фельгенгауэр ― Для начала надо проснуться. Пять баллов! А потом? В.Уткин ― А потом начинается интересное. Т.Фельгенгауэр ― Я не знаю, ну у вас есть какой-то протокол действий? Надо что-то сказать зрителям… В.Уткин ― Извиниться и продолжать работать. Т.Фельгенгауэр – А ―а! И как будто ничего не было. В.Уткин ― Ну а что же делать-то? Т.Фельгенгауэр ― А если матч, где ничего происходит? В.Уткин ― Тогда можно издеваться над командами. Такие случаи бывали, они очень памятны. Т.Фельгенгауэр ― Как над БАТЭ? В.Уткин ― Нет, БАТЭ – это вообще неэфирная история почти что. Потому что это происходило не в режиме комментария. А, допустим, довольно известный случай болельщикам вспоминается, правда, уже болельщикам, которые могут себя называть со стажем, хотя, конечно, они чувствуют себя молодыми, эти люди. В 6-м году, когда я был на чемпионате мира, у меня был чудовищный совершенно матч: Англия – Тринидад и Табаго. И Англия играла с этой маленькой сборной так, как будто она… не знаю, ну вот просто сейчас полуфинал – и уже Италия, то есть надо пересидеть ее. А еще накануне у меня был матч — вообразите себе – в Дортмунде. Мне нужно было приехать в город Мюнхен, где у меня была база — вернуться – и оттуда уже поехать… В Дортмунде был вечерний матч. Там больше 500 километров езды. Приехали, естественно, под утро. Я чуть-чуть поспал урывками. И наутро – в Нюрнберг. Это не так далеко, но был день с абсолютно удушающей жарой. У нас была катастрофически неудобная парковка. Мы долго перлись до стадиона. Я чувствую, как меня реально начинает вести. И мы доходим в самую последнюю минуту – уже нужно идти на позицию – и я даже не успел взять стакан воды. И вот первый тайм. Жара, знаете, как перед грозой. И.Воробьева ― Бывает, да. Парит. В.Уткин ― Низкое небо при этом. Эти играют непонятно во что. Я считаю минуты – что сейчас я встану и в конце концов найду… еще обычно разносили, а в этот день не разносили! И.Воробьева ― Воду. В.Уткин ― Воду, да. Я прихожу в пресс-центр, беру два огромных стакана, выпиваю их один за другим почти залпом и думаю: так, в конце концов, я всю ночь не спал, чтобы ехать на эту игру, я перся по этой жаре, я воду даже себе не успел взять – и эти сволочи теперь надо мной издеваются. Думаю: ну ладно, сейчас вы всё получите. И я вышел, еще минут десять я дал им шанс, а потом начал натурально издеваться над англичанами. Потому что ну это, правда, невыносимо. Так нельзя играть, это чудовищно. Болел за Тринидад, естественно. Тринидад даже забил, но, к сожалению, из офсайда. И.Воробьева ― Продолжаю спрашивать про жизнь комментаторов. Вы, когда садитесь комментировать — я просто не смотрю почти футбол, я в этой студии только одна такая – вы же знаете прямо точно, кто играет на поле или вы помните это, или у вас там какие-то подсказки, бумажки? В.Уткин ― Вам серьезно ответить или пошутить? И.Воробьева ― Пошутить можно, можно серьезно… Нет, можно надо мной поиздеваться, я не против. В.Уткин ― Вот сейчас я работаю на новом телеканале и впервые в жизни комментирую американский футбол MLS, то есть не американский футбола, а соккер – американскую лигу. И.Воробьева ― Не регби, а соккер, да. В.Уткин ― Да-да-да. В общем… Т.Фельгенгауэр ― Мы поняли друг друга. В.Уткин ― Да. И в нашей же работе огромное значение имеет навык. То есть я много лет комментировал чемпионат Испании, например. У меня есть ложное ощущение, что эти футболисты выросли у меня на руках. Я знаю, что оно ложное, но оно периодически возникает. Я практически подавляющее большинство знаю. Я знаю, что с ними было в прошлом году, откуда они взялись, я знаю. То есть мне не нужно задумываться, кто с мячом, хотя, конечно, случается иногда путаница. А тут новый совершенно чемпионат. Игроки в массе своей мне совершенно неизвестны. Я его никогда не видел глазами толком. И вот, например, я вчера работал матч – у меня второй был матч всего – «Филадельфия Юнион» играли с »Нью-Инглэнд Революшн». И я честно совершенно штудировал сидел, готовился, смотрел, кто вчера играл и прочее. Начинается игра, и я вдруг понимаю, что единственное, чего я не знаю, это то, кто в какой форме. Ну просто у меня такой проблемы никогда не возникало. Я даже как-то упустил этот момент. Т.Фельгенгауэр ― Неловкая ситуация возникла. В.Уткин ― Нет, она не неловкая. Я просто сделал вступление чуть подлиннее и дождался крупного плана, чтобы было понятно, у кого на спине какая фамилия написана. Но, тем не менее, что делать? Т.Фельгенгауэр ― Опыт. Тут спасает опыт. В.Уткин ― Да. Т.Фельгенгауэр ― В общем, как и у нас, на самом деле. Нам сейчас нужно сделать небольшой перерыв. В программе «Разбор полета» сегодня спортивный журналист, наш коллега Василий Уткин. Через пять минут мы к вам вернемся и там много вопросов у нас и про «Матч ТВ» и про всякое другое. Обязательно все их зададим. Оставайтесь с нами – скоро будем. НОВОСТИ И.Воробьева – 21 ―35 в столице. Продолжается программа «Разбор полета». В студии все еще Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр, и наш гость спортивный журналист Василий Уткин. Т.Фельгенгауэр ― По поводу работы я еще хотела с вами поговорить. В.Уткин ― Я сейчас не могу никого на работу приглашать. В.Уткин: Я сейчас не могу никого на работу приглашать Т.Фельгенгауэр ― Да, я знаю, я в общем, тоже не могу никого приглашать на работу. Решение пойти работать на »Матч ТВ», насколько было сложным или нет? Там предшествовала феерическая переписка всевозможная… В.Уткин ― Да, да. Было весело. Т.Фельгенгауэр ― Это было так задумано? В.Уткин ― Танечка, нет, это не было так задумано, но, конечно же, здесь большую роль сыграла моя природная сентиментальность. Я понадеялся, я подумал, что все-таки там… И, честно говоря, для меня «НТВ-Плюс» был не кабинетом и не местом в эфире. Для меня это всегда была компания людей, которая мне очень дорога, именно не телекомпания, а компания людей я имею в виду. И я, честно говоря, захотел с ней расстаться. Т.Фельгенгауэр ― И поэтому вы, в конечном счете, все-таки приняли решение работать… В.Уткин ― Не сочтите за ложный пафос, ко мне в это время – две-три недели, сколько длилась эта история – ко мне на улицах буквально люди подходили. И.Воробьева ― И просили просто уже согласиться, чтобы слушать вас?.. В.Уткин ― Разговаривали, сочувствовали как-то. Но в основном, да. Ну просто НРЗБ так, педально, но, тем не менее, это было. Вот Танечка, по-моему, даже была свидетелем. Где мы там сидели-то? Т.Фельгенгауэр ― Вдвоем, помню… Но то, что к вам всегда люди подходят, Василий – это, мне кажется, ни для кого не секрет. Пройтись просто по улице с Василием Уткиным невозможно: обязательно кто-нибудь подойдет и что-нибудь… В.Уткин ― Нужно сделать замечание, что с бородой меня приняли за отца Всеволода Чаплина. В.Уткин: С бородой меня приняли за отца Всеволода Чаплина Т.Фельгенгауэр ― Ну хорошо – не за Навального. Он тоже теперь с бородой. По поводу людей, с которыми общаться, не общаться, как их выбирать и как сортировать – тоже это связано с »Матч ТВ». Тут Наталья Билан неожиданно совершенно, без каких-либо вопросов, ни с того ни с сего вдруг вас начала припоминать вино, за которое вы не заплатили. Вот слушатель нас спрашивает: «А вы ее перенесли ли в разряд нерукопожатных персон? Что вы такого сделали? И готовы вы, случись какой повод, продолжить с Натальей, «Матч ТВ» общение?» В.Уткин ― Дело в том, что с женщинами, вообще, мужчины не обмениваются рукопожатиями. Это не есть обязательный… Т.Фельгенгауэр ― А облобызать Наталью Билан? В.Уткин ― Нет, мы не целовались. Т.Фельгенгауэр ― И не планируете? В.Уткин ― Я думаю, что сейчас мы еще нескоро встретимся. В телецентр я теперь не ходок: у меня там пропуск аннулировали. Теперь целая возня. Я не знаю, где мы встретимся просто, вот и всё. Сейчас как раз, когда вышло это замечательное интервью, я попросил пропуск, купил по дороге бутылку вина, завез, сказал, вот… Зашел, поставил. Т.Фельгенгауэр ― Вы с ней поговорили, сказали: «Вот вам, Наталья, бутылка вина, которой вы меня попрекали». В.Уткин ― Нет, у нее было совещание. И о чем нам разговаривать, собственно? Тут не было никакого посыла для общения. Она сказал, что там было гораздо меньше. Я говорю: «Наталья, я это не считал». Это же были не романтические ужины, это были какие-то деловые встречи, я, в общем-то, я был, честно говоря, уверен, что я еще не раз сумею выступить с ответным жестом, но не сложилось. У меня с женщинам, конечно, коротко очень получается. И.Воробьева ― Я хотела бы еще все-таки про работу – можно? – спросить. Т.Фельгенгауэр ― Это тоже часть работы Василия – Наталья Билан – так получилось. В.Уткин ― А теперь будет еще вторая серия – я жду. Т.Фельгенгауэр ― Что такое? В.Уткин ― Но дело в том, что вино – это не все, за что я не заплатил на »Матч ТВ». Но подсказывать не стану. Т.Фельгенгауэр ― А это уже Тина Канделаки нам расскажет или Наталья Билан? В.Уткин ― Не знаю, не знаю. Есть еще потенциально две серии у этой истории. Т.Фельгенгауэр ― За что вы не заплатили на »Матч ТВ»? В.Уткин ― Так или иначе, об этом можно таким образом… Я просто не раскрою всех своих секретов, потому что у меня есть, что ответить. Т.Фельгенгауэр ― У вас сейчас уникальная возможность. Вы сравните аудиторию, прости господи, «Матч ТВ» и аудиторию великой радиостанции «Эхо Москвы»! В.Уткин ― Ну, тем не менее, чего мне подставляться-то заранее? Т.Фельгенгауэр ― Заинтриговали. В.Уткин ― Знаете, иногда в интервью менее опытные, чем вы интервьюеры, спрашивают: «Василий, вот за что вам стыдно?» Интересно, зачем же я буду всем рассказывать, за что мне стыдно. Есть такие, конечно… Я в себе эти секреты держу, потому что мне, действительно, стыдно за какие-то вещи, безусловно. Как же можно 44 года прожить на свете, чтобы ни за что не было стыдно. Т.Фельгенгауэр ― За вас «Советский спорт», между прочим, сегодня извинился, Василий. В.Уткин ― Да, но я вежливо не присоединился к этому. Извинение перед профессиональным футбольным клубом Центральным спортивным клубом Армии. Дважды клуб. Т.Фельгенгауэр ― Дважды клуб. 10 лет люди ждали этих извинений, возможно, а вы не присоединились. Вам не стыдно – спрошу я, как наши менее опытные коллеги? В.Уткин ― А почему мне должно быть стыдно, если все инстанции судов, которые мы за год прошли вместе с футбольным клубом ЦСКА, подтвердили, что я невинен, аки агнец? Что же мне теперь? Я, кстати, на все заседания сам ходил, отвечал там на вопросы судей, адвокатов. И.Воробьева ― А это тоже было решение – самому ходить в суды, а не просто?.. В.Уткин ― Да, да. И.Воробьева ― Почему, зачем? В.Уткин ― Ну, потому что я хотел, во-первых, посмотреть на это. Во-вторых, я честно посвятил этому время. И.Воробьева ― То есть это такая защита собственность чести и достоинства, получается? В.Уткин ― Нет, как раз меня обвинили, что я задел чью-то честь и достоинство. Я-то не был никак уязвлен. Т.Фельгенгауэр ― И как вам суд? В.Уткин ― Это было уже довольно давно и, надо сказать, что, в общем, вполне формально. Но, конечно, адвокаты – удивительные люди, которые с таким серьезным лицом могут говорить абсолютную ересь. Феноменально! Ну, в общем, это было весело. Поскольку мы проиграли только первый суд, первой инстанции… И.Воробьева ― Обидно было, кстати? В.Уткин ― Да нет как-то… В общем, я относился к этому абсолютно стоически. В конце концов, если решение суда – я бы нашел способ извиниться. И.Воробьева ― Кстати, приходилось извиняться за какие-то комментарии свои? В.Уткин ― Приходилось. Конечно, приходилось. И.Воробьева ― Тяжело дается? В.Уткин ― Нет. Естественно, я не при первом этом самом… это делаю, я иногда был уверен в своей правоте. А когда надо, я извиняюсь. Что же? Меня иногда заносит. Я пишу в жанре в основном в жанре колонки, это мнение: нет-нет, да и занесет. Т.Фельгенгауэр ― Вас еще в Твиттере часто, бывает, заносит. В.Уткин ― Да, бывает. И там могу извинится. И.Воробьева ― Кстати, если про Твиттер – про работу я попозже спрошу – интернет же такое место тяжелое в том смысле, что многие пишут… Когда пишут гадости в интернете, ничего? Как вы поступаете с этими людьми? В бан много народу отправлено? В.Уткин ― Достаточно много. Дело в том, что я все-таки примерно с 99-го года веду конференцию в интернете. Поэтому у меня уже такая толстая кожа отросла по этому поводу, что мне абсолютно все равно, как правило. Меня очень трудно задеть. Были, конечно, такие случаи – я тоже сейчас рассказывать не буду, чтобы не учить кого-то, как меня задеть – но такие случаи бывали. В.Уткин: У меня уже такая толстая кожа отросла И.Воробьева ― Но бан-лист большой, в общем, в Твиттере – раскройте секрет: У меня большой бан-лист. В.Уткин ― А я в него не заглядываю, я просто щелкаю – и всё. И.Воробьева ― Нет, но вы, я имею в виду, много народу забанили? В.Уткин ― Много. Достаточно часто. И.Воробьева ― А ну, то есть достаточно часто происходит. В.Уткин ― Но вообще, в Твиттере я редко читаю уведомления, потому что меня это, как правило, не очень интересует. Т.Фельгенгауэр ― А зачем же вы пишете, если вас не интересует? В.Уткин ― Как зачем? Чтобы рассказывать, как я живу, как я смотрю на мир. Впечатления от прочитанного, и так далее. Т.Фельгенгауэр ― Политика в вашей жизни ограничилась ли ролью кандидатом в губернаторы Цаплина или как-то присутствует. Все-таки вы человек известный, а известных людей часто пытаются привлечь в какие-то политические истории. В.Уткин ― Не знаю. Я был на паре-тройке митингов. Один даже вел, о чем совершенно не жалею. Пожалуй, нет. Вот я еще озвучивал ролик партии Вольского в 1991 году. Т.Фельгенгауэр ― Решение провести митинг далось легко, но больше не хотите. В.Уткин ― Мне позвонил один мой близкий очень друг, тогда главный редактор «Коммерсанта» Миша Михалин и сказал, что мне хочет позвонить Борис Немцов и что-то предложить, и говорит, что «по-моему, это отличная идея; можно я там твой телефон». Я говорю: «Конечно, давай. Какие проблемы?» Позвонил Немцов. Там была только одна проблема. Я сказал, что я уйду раньше времени, потому что я не знаю, сколько это продлится, а у нас в тот день был заказной спонсорский спектакль «День выборов». Там люди хотели устроить себе праздник новогодний и, соответственно, они попросили театр сыграть в фойе – там ресторанчик был накрыт специальный. И я знал, что это будет не поздно вечером, сказал, что в этом время я уйду. Хорошо, все прекрасно – ушел. Леша Кортнев, жаль, спел не ту песню, которую я хотел, чтобы он спел, про выборы. Ну они же думают, что это песня Сережи Шнурова, а это песня Кортнева, просто Шнур ее исполняет в кино. И.Воробьева ― Слушайте, кстати, а если мы говорим про «День выборов», про фильм, как так получилось, что вы начали в кино-то сниматься? У нас тут все слушатели интересуются. В.Уткин ― В кино я начал сниматься автоматически, потому что это была экранизация спектакля, в котором я играл. И там был весь выбор в том, кто будет играть: я или Валдис Пельш, который тоже играет эту роль. Мы играем по очереди в театре. Ну вот выбрали меня. А вот в театре это было забавное такое решение. Мы были членами одной большой такой компании, которая чаще всего встречалась за игрой в футбол с ребятами актерами «Квартета И». И как-то раз слово за слово, буквально мы уходили и потом пошли где-то еще пива попили – чувствуешь себя вправе, да? И.Воробьева ― Поесть, попить, покурить. В.Уткин ― Да-да. Потом, чего расходиться то? — собрались… И я как-то очень удачно их подцепил: «Почему вы в «День радио» Козырева пригласили? Я же тоже ваш друг. Почему вы мне не предлагаете роль?» И как-то это очень так повелось в компании… В конце концов, летом 3-го года звонит мне Слава и говорит: «Слушай, мы написали новую пьесу. И там у нас один персонаж – довольно нелепый человек. Вот посоветовались с Лешей Барацем и решили, что ты достаточно нелеп, чтобы мы предложили тебе эту роль». И вот я в роли нелепого человека отправился, репетировал. Потому что, Пельш, он же хитрый, он не репетировал. У него в это время были командировки от »Первого канала». Но, кстати говоря, это было 13 лет назад, а, собственно, стартовый состав спектакля, он бурно, в общем, я бы сказал, очень бурно с тех пор расцвел и поднялся, не говоря уже о самих ребятах. Тогда мало кто знал актера Федю Добронравова, например. Тогда близко не была так известно, безусловно, очень талантливая уже тогда Нонна Гришаева. Кого еще вспомнить? Леша Хардиков, который у нас священника играет. Он сейчас очень много снимается в разных сериалах, но тем не менее. И.Воробьева ― Слушайте, а вот персонаж «Дня выборов», этот прекрасный губернатор – в 1-й части и во 2-й части это все-таки два разных человека. Во второй части он более философски такой настроенный. Вот какой персонаж ближе к вам? В.Уткин ― Ни один. Абсолютно не я. И.Воробьева ― Написан образ не с вас совсем. В.Уткин ― Да конечно, не с меня. Чисто актерская работа. Т.Фельгенгауэр ― Актерская работа! Давайте про актерскую работу. Бывают случаи, когда не реагирует зал так, как вы ждете? В.Уткин ― Конечно, бывают. Т.Фельгенгауэр ― И тут, что нужно сделать? В.Уткин ― Во-первых, иногда просто не сложилось, а иногда можно дерзнуть. И, например, обычно достаточно бурно приветствуют первое появление некоторых из наших актеров – первое появление в спектакле, когда он только выходит на сцену. И мне в этом тоже отношении тоже везет. Я просто не знаю, как в остальном, но вот так… И тут я выхожу – и что-то не так. Мы с Хаитом переглянулись и Слава мне говорит, как в зал: «Ну это несерьезно. Давай выйди и еще раз войди». И тогда все засмеялись. Но, конечно, ничто не может сравниться с аплодисментами, когда на сцене впервые в спектакле появляется Нонна Гришаева. В.Уткин: Иногда просто не сложилось, а иногда можно дерзнуть И.Воробьева ― Нонна прекрасна совершенно, тут нет никакого сомнения. Вернувшись к футболу — я никак не могу не задавать про глупые вопросы про комментаторство… В.Уткин ― Кстати, вот вы тут обсуждали недавно с одним гостем, и вы спросили: «Можете ли вы отличить друг от друга братьев Березуцких?» И.Воробьева ― Я спросила? В.Уткин ― Ну был такой вопрос в передаче. Т.Фельгенгауэр – А ―а, да, возможно. В.Уткин ― Так я вам скажу, это очень легко: у него нос сломанный, надо только помнить у кого. И.Воробьева ― Да, вот это самое сложное, наверное, да? В.Уткин ― У Васи! У кого нос сломан – тот Вася, а у кого целый – тот Леша. И.Воробьева ― Я продолжаю свои глупые вопросы по футбольное комментаторство. Как комментировать если вы серьезно болеете за команду, а они проигрывают – как мне не материться и не кричать: «Что вы делаете!?»? В.Уткин ― Не материться очень тяжело, это я прямо сразу скажу. Это вопрос, которые всегда задают комментаторам: «Выпиваете ли вы перед эфиром?» и »Трудно ли избежать матерных слов?» А, еще один вопрос, но чуть реже задается: «А что, если захочется в туалет посреди матча?» И.Воробьева ― Но мы не задаем этот вопрос, потому что мы часто работаем в эфире несколько часов подряд. В.Уткин ― У вас бывает перерыв на новости. И.Воробьева ― Но иногда ты не можешь выйти. В.Уткин ― Ну да, но как-то мы разбираемся с этим вопросом. И.Воробьева ― Вот за команду, за которую вы прямо болеете-болеете, и вот вы комментируете этот матч… В.Уткин ― Ну, в общем, как вот артисты играют мерзавцев, например, которые им совершенно не симпатичны. И.Воробьева ― Это все-таки другое. В.Уткин ― Как мужчины иногда играют женщин. И.Воробьева ― Все равно другое. Вы болеете за команду. Просто футбольные болельщики, в моем понимании, всегда люди очень страстные… В.Уткин ― Я не болельщик, я – комментатор. И.Воробьева ― То есть нет команды, за которую вы болеете? В.Уткин ― Когда ты начинаешь работать на короткой дистанции от всего этого события, ты очень быстро перестаешь симпатизировать команде и начинаешь симпатизировать людям, которые могут быть в разных командах. А потом, так или иначе, симпатия есть практически в каждом мачте. Просто из этого можно сделать игру. Потому что, когда-то про кого-то больше знаешь. Ты можешь использовать это, чтобы просто рассказать, чтобы как-то подколоть. Конечно, самое приятное бывает, когда ты знаешь, что человек тебя смотрит какой-то, допустим, футболист травмированный НРЗБ – и вот самое веселое, что поймет один он. И.Воробьева ― И потом напишет, что «а я понял, я просек!» В.Уткин ― Ну да, передать привет. Или, допустим, поспорить и какое-нибудь удивительное слово ввернуть в эфир. У меня рекордное слово было «традесканция». И.Воробьева ― Что это, я прошу прощения? В.Уткин ― Цветок это. И.Воробьева ― Хорошо. Раз уж вы произнесли незнакомое слово всем. Т.Фельгенгауэр ― Вопрос про «Что? Где? Когда?» И.Воробьева ― Ну, конечно. Как это случилось? И не страшно идти в команду? В.Уткин ― По блату! И.Воробьева ― Ах, вот оно что! Т.Фельгенгауэр ― Как вы с такой дикцией попали на радио? У вас там что, блат?» – «Нет, сестла». В.Уткин ― Я просто давно приятельствую с ведущим этой программы Борисом Крюком. Потому что его работа отчасти сродни комментированию – работа ведущего в »Что? Где? Когда?» Он даже пару раз приходил – просился посмотреть, как, собственно, происходит работа комментаторская. Но, как говорится, чего тут… И мы виделись периодически на телецентре. И тут мы болтаем – я ему рассказывал историю – он говорит: «Слушай, а давай из этого сделаем вопрос?» И сделали вопрос. Потом другой раз. Потом у них был юбилейный сезон очередной, и он говорит: «Ты знаешь, мы решили выставит команду телезрителей, которые часто задают вопросы в »Что? Где? Когда?». Но так вот по здравому размышлению, с ними более-менее работаем, но капитаном все-таки должен быть человек, который телевизионный. Ты готов был стать к нам, в команду телезрителей?» Так я первый раз сел за стол. Мы – телезрители – проиграли. Еще была команда любителей клуба «Что? Где? Когда?», где были собраны известные люди. Там, в частности, оказался невероятно сообразительный человек композитор Александр Журбин. Т.Фельгенгауэр ― А мы его знаем. В.Уткин ― Капитаном был Барщевский. Т.Фельгенгауэр ― Его мы тоже знаем! В.Уткин ― И они свою игру выиграли, и они попали в зимнюю серию, где все подытоживается. Но никак не мог Николай Басков, который был в этой команде тоже. У него был в этот день какой-то концерт… Т.Фельгенгауэр ― А он там, что делал? В.Уткин ― Играл. Мало того, он получил приз лучшего игрока. Но в другой день. И.Воробьева ― Я отстала от жизни, я давно не смотрела «Что? Где? Когда?» В.Уткин ― Да. И мне говорит: «Слушай, может быть, ты заменишь?» Т.Фельгенгауэр ― На замену выходит Василий Уткин. В.Уткин ― А мы же, мало того, мы с ним из одного города и одного года рождения. И.Воробьева ― С Басковым? В.Уткин ― Да. Из Балашихи. Правда, мы не знакомы. Т.Фельгенгауэр ― И, видимо, так и не познакомились. В.Уткин ― Да. Наверное, даже уже не знаю, когда мы сможем познакомиться. На те корпоративы, где он участвует, меня уже, наверное, не позовут. И, соответственно, мы сыграли, я получил приз лучшего игрока. И он говорит: «Слушай, может, попробуешь провести сезон в качестве игрока, потому что нам всем понравилось, как ты играешь». И я так попал в команду Алексея Блинова. То есть, конечно же, по блату, но, безусловно, все-таки я заслужил это право. Я страшно опытный игрок. Я был игроком, капитаном команды – у меня есть такой опыт. Я играл суперблиц, между прочим, Я НРЗБ только на третьем вопросе, кстати. Жаль. И.Воробьева ― Но все равно, мне кажется, это так страшно в »Что? Где? Когда?» играть. Просто одно дело, когда ты сидишь перед телевизором, смотришь программу – как-то спокойненько… В.Уткин ― Когда я попал в настоящую команду – не фестивальную, а уже в настоящую команду к Алексею Блинову, которые тогда были чемпионы – я, конечно, когда первый раз сел за стол – это называется: я смотрел из первого ряда просто. Я совершенно не успевал никак. Т.Фельгенгауэр ― Но… В.Уткин ― И тоже там был смешной случай. Там был решающий вопрос и его долго обсуждали, спорили в добавленную минуту, еще что-то. И дальше – какую-то версию я высказал – и Блинов показывает на меня. Она, конечно, недокручена совершенно, и я начинаю рассказывать, что то, сё, пятое-десятое, и Борис чего-то так заслушался – ведущий – что он мне присудил очко за неправильный ответ, в сущности. И.Воробьева ― Как так? Вот точно – по блату. Т.Фельгенгауэр ― Нет, заговорил его Василий, я думаю. В.Уткин ― Нет, просто таки случаи тоже бывают. И.Воробьева ― А вы никогда не делали, что досрочный ответ в »Что? Где? Когда?» В.Уткин ― Бывали случаи, когда я знал ответ, но это в игре мне никто бы не позволил сделать, во-первых, а на тренировках этого делать просто не принято. И.Воробьева ― Почему бы в игре не позволил никто? В.Уткин ― Ну, потому что я в этой команде был, безусловно, шестой игрок. Мне не полагалось. Т.Фельгенгауэр – А ―а! Там субординация? В.Уткин ― Ну, конечно, я был молодой. Что же, там одних «хрустальных сов» целая стая сидела за столом, не грубо говоря уже о бриллиантовой в лице господина Друзя. Поэтому тут мне не полагалось. А на тренировках они никогда не ставят палец, потому что важно тренировать обсуждение. Бывали случаи, когда у нас потом, допустим, играл Илья Новиков в команде – кстати, сейчас с большим волнением слежу за его профессиональной деятельностью, – и он игрок такого типа, что называется, с огромной базой. Он не просто умеет думать, он еще очень много знает и давно играет во все это. Бывали случаи на тренировках, когда звучит вопрос – Илья говорит: «Без меня. Я знаю всё. Давайте…». Т.Фельгенгауэр ― Это да, это мило. В.Уткин ― Потому что собираемся для чего – чтобы поиграть вместе, чтобы послушать друг друга, наиграться, в общем, связи наиграть. И.Воробьева ― Круто! Мне прямо хочется попасть… Я как-то пыталась попасть в зал, просто постоять за спинами. Т.Фельгенгауэр ― Да, очень интересно. И.Воробьева ― Хочется понять, там, действительно, различается… вы же смотрели по телевизору? – там, действительно, прямой эфир идет? В.Уткин ― Конечно, а как же? Весь в этом смысл? И.Воробьева ― То есть там никакого вот нету… В.Уткин ― Да. К сожалению, летом бывает ужасно жарко. Т.Фельгенгауэр ― Воробьева, вырастем мы с тобой когда-нибудь? И.Воробьева ― Не уверена, что я дорасту до такого. Т.Фельгенгауэр ― И нас, может, позовут посмотреть издалека. Вопрос последний такой же традиционный практически, как и первый, не всегда на него остается время: Над каким решением вы сомневаетесь сейчас, над чем раздумываете? В.Уткин ― У меня сейчас очень много практических вопросов, связанных с тем, чем дальше заниматься, вот и всё. И я вот их постепенно обдумываю, решаю, стараюсь не торопясь. Т.Фельгенгауэр ― То есть то место работы, которые у вас сейчас… В.Уткин ― Я сейчас работаю только в двух местах: я работаю ведущим футбольной передачи на »Эхо Москвы», и я иногда раз в месяц играю в театре «Квартет И». Сейчас никакой другой работы у меня нет. Т.Фельгенгауэр ― И это проблема? В.Уткин ― Ну жить-то как-то надо. Извините, я просто прошу прощения у коллег. Конечно, я теперь работаю на канале «Евроспорт», но это тоже не много времени отнимает. Т.Фельгенгауэр ― То есть не компенсирует всей той нагрузки, которая была раньше. Впрочем, возвращает к тому вопросу: Возможна ли ситуации, при которой вы вернетесь на »Матч ТВ»? В.Уткин ― Я никогда не говорю никогда. В.Уткин: Я никогда не говорю никогда И.Воробьева ― Ну что же, я думаю, что на этой фразе… В.Уткин ― Я ничего для этого не буду делать. И.Воробьева ― И на этой фразе тоже мы, пожалуй, этот эфир и закончим. Т.Фельгенгауэр ― Это очень важно! И.Воробьева ― Спасибо большое! У нас сегодня в программе «Разбор полета» был Василий Уткин. В.Уткин ― До свидания!

Ссылка на источник