Л. Гулько ― 11 чесов 09 минут, Лев Гулько, доброе утро… Пока еще доброе утро, давайте поговорим о том, кто должен отвечать и предотвращать… Кто должен отвечать за предотвращение терактов, кто должен так сказать вести работу, кто должен отвечать за то, что произошел теракт. В общем как-то сейчас попытаемся с этим разобраться, сразу представлю Ева Меркачева, правозащитник, обозреватель газеты «Московский комсомолец», здравствуйте Ева, добрый день. Е. Меркачева ― Добрый день, добрый. Л. Гулько ― И Алексей Филатов, вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», здравствуйте. А. Филатов ― Доброе утро. Л. Гулько ― Доброе утро. Значит давайте мы оттолкнемся… Понятно что Франция, понятно, что Бельгия, но все это было чуть позже, хотя это в общем наверное стоит в одной строке. А давайте оттолкнемся от сегодняшней же газеты «Московский Комсомолец», если позволите, да? Публикация называется «Операция арест». Кому и зачем понадобилось отправлять за решетку сотрудников аэропорта «Домодедово», спустя 5 лет после теракта? Теракт произошел в 2011 году. Вот арест этих четверых сотрудников аэропорта «Домодедово», у каждого своя судьба, у каждого там, да? У каждого своя история. Смело можно назвать самым неожиданным событием года, как пишет «МК». Следствие уверено, они виновны в том, что 5 лет назад в воздушной гавани взорвался террорист-смертник, и погибли пассажиры. Они виновны то, что взорвался, и погибли пассажиры. «Они внедрили новую систему досмотра на входах, что привело к увеличению степени уязвимости аэропорта», — заявляет следственный комитет с одной стороны. «Никакой связи между их действиями и терактом нет», — парирует генпрокуратура. Уникальный случай, таких за всю советскую и российскую историю не припомнить, когда прокуратура выступила категорически против и возбуждения самого дела, и ареста его фигурантов. Но даже это пока не помогло, вот пишет газета. Давайте разбираться (неразборчиво). А. Филатов ― Мне кажется, это большая неточность во-первых. Все-таки контроль на входе был введен уже после теракта 2011 года, и наверное как раз и… Наверное это и вменяется руководству и хозяину порта, что этого как бы не было на входе. Я так думаю, логика подсказывает именно это. Но здесь знаете, я хочу сказать, что? Во-первых, хотелось просто как эксперту по борьбе с терроризмом, обозначить как бы три этапа, на которые можно с разной степенью эффективности бороться с терроризмом. Это первый этап – самый начальный: не создавать условий для образования преступных группировок, которые в дальнейшем будут использовать метод террора для того, чтобы отстаивать какие-либо свои права, первое. Л. Гулько ― Эта функция МВД, да? А. Филатов ― Нет, это вообще функция власти силовых структур гражданского общества, это первый этап. Второй, когда все-таки не получилось, и такие преступные группировки созданы, как у нас на Кавказе, да? Вторая происходит ситуация, когда уже силовые структуры опять же может быть при содействии гражданского общества, начинают эффективно бороться с этими структурами, и здесь я бы так назвал самый главный лозунг такой: не дать этим людям возможности собираться, планировать, подготавливаться, тренироваться. То есть, так скажем, бить их в логове, чтобы они думали только о том, чтобы спасти свою жизнь. Это я вам говорю на самом деле слова одного из руководителя силовых ведомств. То есть, это главный лозунг, работать на опережение. И третий этап – когда вот мы первые два этапа так скажем, прохлопали ушами, это уже последний этап, когда человек заряженный скажем бомбой, как в 2011 году в аэропорту «Домодедово», выходим как бы на свой финальный отрезок. И здесь в общем-то я считаю, этот этап самый не эффективный. То есть, вот эти рамки в метро, или вот эти сканеры там в аэропортах, скажем охранники с металлоискателем в торговых центрах. Это в принципе ну, практически не эффективная вещь для борьбы с терроризмом. Я просто могу так скажем, привести такой пример. Я скажем когда произошло теракт в метро, а потом в »Домодедово», я например говорит, что вложение огромных миллиардов в том, чтобы оснастить все станции метро рамками металлоискателей, специальными урнами, и создать какие-то дополнительные наряды там из внутренних войск – солдатиков, которые будут сонные ходить по этим станциям метро, это деньги на ветер. То есть, практически миллиарды, с коэффициентом полезного действия, близким к нулю. Так оно и оказалось, в принципе рамки поставили, миллиарды потратили, но они не работают. Сейчас существует как бы выборочный скажем тес такой. То есть, стоит солдатик-сержантик там МВД полицейский, ему не понравился какой-то бородач, он его вытаскивает, начинает там с ним проводить какую-то работу. Но это далеко не факт, что он психолог, и что он угадал там потенциального террориста, понимаете? То есть, один из принципов охраны – она должна быть постоянной. То есть, не так вот захотел – выдернул. Хотя, некоторые эксперты говорят, что когда террорист идет например на свое преступление, он видит, что теоретически там из 100 человек его одного могут выдернуть… Л. Гулько ― Вот там он не сможет, я здесь взорвусь. А. Филатов ― Ну, в принципе по идее – да. Если… Давайте даже допустим так, что полицейский угадал, что он террорист, или она террористка. Он выдергивает этого человека из толпы, ну если человек готов взорвать себя внутри метро, он взорвет себя возле турникета. Давайте вспомним даже ту же самую ситуацию, не так далекую. 13-й год, конец года, Волгоград, железнодорожный вокзал. Л. Гулько ― Да. А. Филатов ― Человек себя взорвал перед рамками металлоискателя. Л. Гулько ― Потому что дальше было понятно, что он не пройдет. А. Филатов ― Что дальше он да, не пройдет. Жертвы были, разрушения были, теракт был. Л. Гулько ― Теперь вопрос следующий, да? Кто виноват, начальник вокзала? А. Филатов ― А вот давайте рассуждать. А когда в метро человек взорвался, кто виноват? Мэр города? Л. Гулько ― Да, мэр города, начальник метрополитена? А. Филатов ― А когда дом взорвали, кто виноват? На балансе того, у кого стоит этот дом? Л. Гулько ― Так вот мы собственно о том и говорим, у нас же кто должен отвечать и предотвращать. Е. Меркачева ― Да. Ну, вот я как раз и вспомню. Помните, самые страшные теракты – это «Норд Ост», и затем в Беслане когда в школе помните, террористы захватили? Получается, что нужно было наказывать директора школы. Потому, что они проникли в школу в принципе. Тогда руководителя культурного центра, где проходил… А. Филатов ― Я тоже хотел сказать, что вот представьте себе, представьте. Кстати, после Беслана у нас обязательно, по крайней мере в московском регионе, ввели обязательную охрану. Но вы представьте себе, какая должна быть охрана, чтобы задержать на подступах к школе 30 вооруженных, обученных, прошедших боевую подготовку в реальной как бы горной лесистой местности людей? Да там БТРами обставьте, и то они 30 человек могут все равно штурмом взять эту школу. И мы опять же сталкиваемся с тем. Что неадекватные меры. Произошло событие в Беслане, посадили там по какому-то пенсионеру, или товарищу из какой-то там деревни на входе смотреть, там нажимать кнопку, в лучшем случае открывать, закрывать двери. То есть, неадекватная идет реакция. И на самом деле, то есть в ситуации с Бесланом, на самом деле вот кто виноват в том, что захватили школу? Наверное не директор школы, и даже там не мэр там Беслана, или управляющий скажем какого-то города, который там не предусмотрел возможность какой-то активной защиты этой школы. Это не реально. Во многих случаях это просто не реально. Л. Гулько ― Тогда вот опять же наше дело, да? Е. Меркачева ― Да, наше дело, то самое странное дело. Дело удивительное, дело поразительное. Потому, что никто мне не припомнил, что вообще в практике, такой в истории был такой случай, когда генеральная прокуратура выступает категорически против, когда она говорит: нет связи между совершенным терактом, и виной этих людей. Совершенно разные вот вещи, террористы наказаны, да? Все получили свои сроки. Л. Гулько ― Ну не все, там один находится в бегах, и… Е. Меркачева ― Да, в бегах, но не важно. По крайней мере (неразборчиво). Л. Гулько ― Он кстати постфактум тоже объявлен в бегах-то между прочим. Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Не сразу. Е. Меркачева ― По крайней мере понятно, кто это. И тут арестовывают четверых сотрудников аэропорта «Домодедово», причем некоторые из них бывшие. Более того, владелец аэропорта каменщик, да? Его арестовали самым последним. Здесь как бы немножко может быть даже можно было это объяснить. Но когда арестовали бывшего начальника аэропорта «Домодедово», который уволился за месяц до теракта, вообще не понятно, зачем это сделали. В принципе все эти четыре ареста, они настолько странные, что вызывают осень много вопросов к самому следственному комитету. Зачем им нужно было вообще сажать этих людей за решетку? Зачем им нужно было поместить в такие условия, где они находятся в ужасном стрессе… Л. Гулько ― У вас есть ответы на эти вопросы? Зачем? Е. Меркачева ― Вы знаете, как все говорят? Вот то, что говорят что называется в кулуарах? Л. Гулько ― Как врут очевидцы, это называется. Е. Меркачева ― Да, как врут очевидцы. Очевидцы врут, что это некий такой передел собственности, передел может быть самого аэропорта «Домодедово», пытаются его может быть в другие руки передать. Из одних рук в другие. Ну а мы прекрасно знаем, что есть конкретный владелец у этого аэропорта. Человек, который совершенно легально занимался, им… Л. Гулько ― Он успешно функционирующий вообще аэропорт. Е. Меркачева ― Да, да, да. Вот сейчас он арестован, и он не может во время этого ареста не управлять аэропортом, да? Не может вообще в принципе всем своим бизнесом руководить. Как и любой, кто оказался в такой ситуации. Зачем в принципе арестовывать людей до того, как суд не разберется в деле? Когда еще нет приговора, он не вынесен. Вот это самый главный вопрос, и наша большая боль. Потому, что на сегодняшний день количество арестов увеличивается с катастрофической скоростью, при этом когда следствие выходит с ходатайством об аресте человека конкретного, судья в 90% случаев удовлетворяет. Стандартная всегда причина находится. Говорят, что он может сбежать, что он продолжит заниматься преступной деятельностью, что он может надавить на свидетелей там, или потерпевших. Но в данном случае ни один из этих пунктов не под кого из наших фигурантов не подходит, ну никак не подходит. Больше всего меня потрясла история с женщиной, это Светлана Тришина, сотрудница аэропорта «Домодедово», причем тоже бывшая. Ее забрали прямо из больницы, где ее маленькому младшему четырехлетнему сыну делали операцию. Вот представьте, женщина приехала, привезла ребенка одна, второй ребенок у нее был в детском саду, и в это время следователь, которого она оповестила и объяснила где она… То есть, ему ничего не нужно было ее искать. Направляет туда сотрудников ФСБ, чтобы прямо из больницы ее доставили к нему. После этого сразу же ее везут в суд, суд ее арестовывает, судья не слышит доводы о том, что ребенок сейчас на операции, судья не слышит, что с ребенком некого оставить потому, что ему 4 года, и никто не знал, что так получится. И вот насколько жестокость вообще, да? Всей системы. И судебной, и правоохранительной. Во-первых не понятно было, чем они это даже объясняли. Очень странно думать, что женщину, у которых двое детей, и один находится опять же на операции повторюсь, может сбежать. Ну куда бы она сбежала? Это смешно. Во-вторых, даже если она может сбежать, получается, мы заранее говорим, что наши все таможни, пограничные посты, они не работают, и зачем тогда собственно все эти службы? То есть, легко каждый может пересечь границу и уехать, куда ему угодно. С другой стороны говорится, что продолжит заниматься преступной деятельностью. Как вы себе это представляете? Человек даже не работает больше в аэропорту. Вот как, как он может продолжить заниматься? Л. Гулько ― То есть следственный комитет, который должен заниматься тем, о чем говорил Алексей, да? Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Он входит в эти структуры, следственны комитет. Занимался предотвращением терактов, расследованием. Е. Меркачева ― Вот они переложили вину на людей… Л. Гулько ― Они занимаются (неразборчиво). А. Филатов ― По идее, вот то, что касается там… Я не очень хорошо понимаю там в (неразборчиво) уголовного дела, взаимодействиях следственного комитета и прокуратуры, но то, что касается… Л. Гулько ― (Неразборчиво). А. Филатов ― Да, я слышал об этом тоже. Но я говорю, я не эксперт в этом направлении. Но то, что касается терроризма, мое личное мнение скажем, вот перекладывание все-таки ответственности за проведение терактов скажем с плечей силовых структур власти на плечи бизнесменов, а это же происходит не только скажем в аэропорту. Е. Меркачева ― Да. А. Филатов ― Это в принципе происходит в любом торговом комплексе, в любом кафе. Скажем не так давно в общем-то, пару лет назад, у каждого предпринимателя, там более по-моему 50-ти посадочных мест, если это кафе или если ресторан, добавилась новая бумажка, антитеррористический паспорт. Л. Гулько ― Я вам скажу, смотрите… Извините, я вас перебью, да? А. Филатов ― Да, да. Л. Гулько ― Обязанность по защите гражданской авиации от актов незаконного вмешательства оставалось за государством до момента террористического акта, совершенного 24.01.2011 в »Домодедово». После этого ведомства делегировали свои обязанности по защите гражданской авиации от актов незаконного вмешательства, субъектам транспортной инфраструктуры. Вот. Теперь это вы главные, а мы так сзади немножечко находимся. Е. Меркачева ― Но опять же они даже сами говорят, что до этого они отвечали, соответственно теракт был совершен в тот момент… Л. Гулько ― Да, конечно (неразборчиво), да. Е. Меркачева ― И кстати, по законодательству по нашему только в 2014 году были внесены изменения, которые обязывали устанавливать рамки на входе в аэропорт. До этого такие рамки должны были быть только когда человек прошел регистрацию, и уже идет на посадку. То есть, когда это уже конкретно пассажир. А все остальные, которые заходят в аэропорт, может быть встретить родственников там, проводить близких, они через рамки не обязаны были проходить, и это нормально. Собственно это такая система во многих аэропортах… А. Филатов ― Но это было понятие, и остается понятие чистой и грязной зоны. Е. Меркачева ― Да. А. Филатов ― Я хочу сказать, что я уверен, что вот после брюссельских событий в аэропорту… А произошло в принципе у них похожая ситуация с нашей домодедовской. Ни один аэропорт Европы не поставит на входе рамки с металлоискателями. Л. Гулько ― Нет, они будут отказываться… А. Филатов ― Ну я считаю, что это просто опять же… Это говорит о чем? О том, что мы говорили в 11-м году. Вот эта мера предосторожности, она никакого воздействия на терроризм не поимеет. Я вот в самом начале разговора сказал, что есть как бы 3 этапа. Вот этот последний крайний этап, когда человек заряженный взрывным устройством входит в какое-либо здание торгового комплекса, метро, или аэропорт – это уже самая неэффективная стадия борьбы с терроризмом. Здесь какие рамки не ставь… Потому что я вам так скажу, есть понятие там например скажем каменной бомбы. Нам ни одного не будет предмета металлического, там будут камни точно с таким же поражающим действием. Л. Гулько ― Конечно. А. Филатов ― То есть, можно в конце концов, если уж очень надо, пройти и этот скане. И более того, я так скажу, что вот после событий в »Домодедово» силовые структуры несколько раз… Ну, по крайней мере я знаю, по крайней мере несколько раз тестировали вот эти меры все предосторожности, в том числе не только металлоискатели, а и сканер, вот где знаете, руки (неразборчиво). Я вам просто скажу о нескольких успешных попытках пронести в чистую зону даже и взрывное устройство, и детонатор, и все остальное. То есть, для специалиста это не преграда. Л. Гулько ― Конечно. А. Филатов ― Для так скажем не профессионала-любителя, да. Е. Меркачева ― Да. А. Филатов ― Но мы к сожалению имеем дело с профессионалами. Л. Гулько ― Алексей, значит на первой линии борьбы должны стоять спецслужбы, да? Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Спецслужбы. Специальные люди, которые подготовлены. Люди, которые занимаются этим там, внедряя куда-то там чего-то… А. Филатов ― Которые живут (неразборчиво) работа их. Л. Гулько ― Аэропорт – это крайнее как вы говорите, да? Это крайнее… А. Филатов ― И не эффективное место борьбы. Л. Гулько ― Не эффективное крайнее. Так что, перекладывать с больной головы на здоровую… Вот смотрите, как тут написано вот у меня. Я готовился же. Стоит обратить внимание на то, что после теракта была забастовка бельгийских полицейских у них там. «Дайте нам дополнительные возможности», а не сотрудников аэропорта. Никто из сотрудников аэропорта… Е. Меркачева ― Совершенно верно. Л. Гулько ― Бельгийские полицейские вышли. Е. Меркачева ― Вот я вас уверяю, что после того теракта по-моему никто даже не был уволен в наших спецслужбах за то, что вообще допустили. За то, что не предусмотрели, не выяснили о том, что готовится такой теракт. И вот сейчас эти аресты, они на самом деле настолько поражают… Причем получается, что Генеральная прокуратура все это понимает. Прокуроры считают это как бы нормальным, что нельзя таких людей арестовывать потому, что они не причем. А суды и следствие категорически отказываются принимать вот эту вот позицию Генеральной прокуратуры, это очень странно. На сегодняшний день у нас сложилась такая ситуация удивительная. Если прокурор во время судебного разбирательства по существу заявляет, что считает, что обвинение не стоит предъявлять этому человеку, суд обязан оправдать его, прямо сразу же. Дело закрывается… Л. Гулько ― То есть, это такое так сказать, так по закону. Е. Меркачева ― Да, так заведено. Но получается, если прокурор еще на стадии избрания меры пресечения, то есть, еще когда дело не рассматривается по существу говорит, что считает, что этого дела быть не должно, и людей нельзя арестовывать, судья тем не менее может все равно их арестовать. Вот как я уже говорила, нет, и не было никаких оснований для того, чтобы этих людей помещать в изолятор. Вот вы должны сейчас представить, что такое вообще СИЗО. То есть, человек там находится в таких условиях, которые разумеется давят на психику. Л. Гулько ― Ну, вы там были ни один раз, поэтому… Е. Меркачева ― Я там была ни один раз, и я вам точно могу сказать, что сейчас следователи туда помещают не для того, чтобы человек не убежал, не для того, чтобы он там как-то заметал следы, да? Л. Гулько ― Так удобнее просто. Е. Меркачева ― Это неудобно, это совершенно неудобно. Объясню, почему. Потому, что следователю приходится приходить, занимать очередь в 5 утра, стоять, следственных кабинетов не хватает. Плюс он там должен оформлять кучу документов, чтобы этого заключенного к нему вывезли. Это очень неудобно, куда проще вручить повестку и сказать: в такое-то время в рабочий кабинет я вас жду. Вот это было бы просто. Л. Гулько ― Ну, а чего помещают? Е. Меркачева ― Зачем помещают? Потому, что это мера давления, это единственный подчас способ выбить из человека какие-то признания. Это оттого, что профессионализма у нас сейчас настолько не хватает у наших следователей, что они по-другому не могут вообще дела уголовные вести. Вот той же Светлане Тришиной насколько я знаю в СИЗО, куда ее поместили, в женский изолятор… Л. Гулько ― Она сейчас находится по домашним арестом. Е. Меркачева ― Да, но она 2 месяца провела в женском изоляторе. Вот человек совершенно… Ну, то есть с образованием музыкальным, юридическим, да? Никогда нигде не привлекался, ну вот оказался в следственном изоляторе, хорошо. Изолятор кстати переполненный, она спала даже на полу. Она там жутко заболела, врача она не видела, лечили ее все это время заочно. В итоге ничего не помогало, она чувствовала себя с каждым разом все хуже и хуже, плюс двое детей маленьких на свободе. При этом следователь приходил к ней и говорил, что: может быть все-таки вы подумаете, и вспомните какие-нибудь показания, на Каменщика дадите, на владельца аэропорта. Тогда вот мы вам изменим возможно меру пресечения. Это разве не давление, это разве не способ воздействия? И на самом деле многие заключенные в таких условиях соглашаются идти на сделки. Бывают случаи, что оговаривают. Оговаривают себя, оговаривают своих товарищей-коллег, и это удобно следствию. Вот это то, что нужно. Это самое страшное на самом деле. На сегодняшний день московские изоляторы переполнены на 48%. Они настолько вот забиты этим заключенными, что мне иногда кажется, сейчас вот они высыпятся оттуда как горох, со всех щелей. Но каждый раз суд принимает решение о том, что нужно человека взять под стражу, не выпустить под домашний арест, или под залог. Я не понимаю, почему не разрешить человеку внести какую-то большую сумму. Ведь это же в казну пойдет, даже если он сбежит. Замечу, что… Л. Гулько ― Вы же сами сказали. Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Почему. Е. Меркачева ― Ну смотрите, представьте такую ситуацию, человек платит огромные деньги для того, чтобы ему поверили, что он не сбежит. Допустим, он сбегает, что в этом случае? Ну, займутся его поиском другие ведомства. Л. Гулько ― Объявляют его, да. Е. Меркачева ― Да, его объявляют в розыск, его поймают, тогда он понимает, что его ждет более строгое уже наказание в любом случае. И при этом, все эти деньги идут в доход бюджета. Казалось бы, все вроде бы как довольны. При этом замечу, что никто за последнее время из тех, кого выпускали под залог, их были единицы, никто не сбежал. Никто за последнее время, кто был под домашним арестом, не сбежал. Подучается это эффективно, это действенно, но человека все равно отправляют в СИЗО только потому, что там в этих условиях можно надавить, можно… Это по сути как заложники. Л. Гулько ― Давайте, у нас время осталось где-то полторы минутки, да? Будем какие-то делать завершающие выводы. То есть, ситуация абсурдная, да? Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Как с одной стороны, так и с другой стороны. Все это по мнению экспертов некоторых, да? Какие-то не расследование теракта в »Домодедово», а какое-то давление на того же Каменщика. Е. Меркачева ― Да. Л. Гулько ― Который наверное может быть (неразборчиво). Е. Меркачева ― Мы можем только предполагать, что за этим стоит. Л. Гулько ― Только предполагать можем, да, что за этим стоят совершенно не расследования терактов, а просто вот какие-то… Ну не знаю, что. Но что-то, связанное (неразборчиво). Е. Меркачева ― Да. Пять с половиной лет прошло, время забывать, а они вот решили всех арестовать. Это весьма странно. А. Филатов ― Можно подытожить тем, что видимо все-таки эти действия ничего общего не имеют с действиями борьбы с терроризмом. Е. Меркачева ― Абсолютно, согласна. А. Филатов ― То есть, эффекта это наверное не принесет, но с другой стороны это наверное в какой-то степени подорвет инвестиционный климат, который нам очень сейчас нужен. Л. Гулько ― Да, абсолютно с вами согласен. Е. Меркачева ― И доверие опять же. Плюс будет у людей такое представление о государстве, как о системе, которая не может сама с собой разобраться. Прокуратура говорит оно, следователь другое, судьи выносят совершенно там третье. Л. Гулько ― Ну и опять же с безопасностью у нас как-то не очень. Е. Меркачева ― С безопасностью так и останется пробел. Л. Гулько ― Спасибо огромное, Алексей Филатов, вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», Ева Меркачева, правозащитник, обозреватель газеты «Московский комсомолец». Мне кажется, что тема такая, что продолжение следует. Спасибо вам большое, всего хорошего. Е. Меркачева ― Спасибо большое, спасибо.

Ссылка на источник