С. Пархоменко ― 21 час и 10 минут в Москве, добрый вечер, это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Номер для смс-сообщений — +7-985-970-45-45. Все вроде должно работать, но куда-то оно у меня подевалось. Можете подойти и включить у меня эту вот систему сообщений, потому что какой-то дурак тут до меня ее выключил. Ну вот, а я пока скажу, что есть сайт www.echo.msk.ru, на нем вроде все должно быть в порядке: и трансляция из студии прямого эфира, и кардиограмма прямого эфира. Так, где это, где это, где это? Вот, теперь я вижу, что вы тут мне присылаете с помощью смсок, все в порядке, заработало. Ну вот, в общем, все работает, все хорошо. Немножко странная неделя, в том смысле, что в ней множество таких каких-то небольших сюжетов, небольших событий, нет какого-то очевидного информационного лидера что ли по событиям вот такого, к которому больше всего было бы привлечено внимание, поэтому получается такой некоторый информационный разнобой. Но, знаете, я за событиями этой недели наблюдал с такой непривычной для себя точки, наблюдал издалека. Я ездил в Иркутск и Иркутскую область по делам вот этого самого проекта «Последний адрес», про который я так часто вам рассказываю. Выступал в Иркутске по этому поводу и потом ездил в маленький городок под названием Нижнеудинск (это пятьсот километров от Иркутска), для того чтобы там установить мемориальный знак «Последнего адреса», такой же, как – уже их уже там двести пятьдесят штук установлено в Москве, Петербурге и четырнадцати других городах. Вот Нижнеудинск стал пятнадцатым. Скажу вам откровенно, что это непривычная для меня точка для наблюдения за событиями, и то, что я видел вокруг себя, оно, конечно, производит сильное впечатление и оно как-то смещает акценты, оно заставляет как-то немножко по-другому видеть окружающее. Ну, вот я ездил, например, в этот самый Нижнеудинск из Иркутска в знаменитом поезде «Владивосток – Москва», ну, правда, маленький совсем кусочек, всего пятьсот километров. Но вот это этот самый поезд, битком набитый китайцами теперь. Я, по-моему, в вагоне был единственный человек, который не говорил по-китайски, так что, это теперь довольно специфическое такое средство передвижения. И самое сильное впечатление, которое у меня было от того, что я видел в окно, едучи вот эти пятьсот километров между Иркутском и Нижнеудинском, надо сказать, в довольно глухих местах – это, собственно, Транссибирская дорога знаменитая в районе пятитысячного километра, четыре тысячи семьсот что-то, такие вот видишь цифры на пролетающих мимо столбах. Так вот, знаете, что произвело на меня самое большое впечатление? Количество людей, которые живут в брошенных вагонах. Вообще дорога там – это важнейшая вещь. Это, собственно, вот линия жизни, которая в этих местах пролегает, и все концентрируется вокруг этой дороги, и судьба целых городов и разных населенных пунктов зависит напрямую от того, близко они от дороги или далеко. Вот дорога осталась в стороне – и город умер. Дорога прошла вблизи города – и он развивается. И люди, конечно, жмутся к этой дороге, потому что там много неосвоенной земли, много пустой, много просто тайги. И люди как-то стараются возле этой дороги держаться. А не всегда есть там в чем держаться, потому что довольно часто ты видишь, что поселки и станции, платформы и разъезды, которые когда-то были построены вдоль этой дороги, которые, как бусины, на эту дорогу нанизаны, они развалились, рассыпались, сгнили, истлели и пропали, их нет. Вот это тоже мысль, которая все время тебя посещает, когда ты видишь эти многочисленные развалины. Какие-то бывшие цеха, бывшие ангары, бывшие склады, бывшие пакгаузы, бывшие какие-то водокачки, бывшие станции. Ты смотришь на это и думаешь: но ведь это же кто-то когда-то построил, это же когда-то было новое. Вот это вот, что теперь пребывает в руинах, вот это вот, что теперь зарастает кустами и деревьями, вот это вот, что теперь, совершенно очевидно, брошено и не используется – кто-то же когда-то это построил. Может быть, сто лет, может быть, теперь уже сто пятьдесят лет назад, когда строилась Транссибирская дорога. И вот очень много там маленьких таких полустанков. Ну, собственно, на этом полустанке ничего нет, кроме его номера. Вот стоит табличка такая ржавая отвалившаяся на одном гвозде: платформа четыре тысячи семьсот пятьдесят какой-нибудь километр. Вот и вся станция. И ты видишь какое-то количество рельсов, там дорога разветвляется на всякие запасные пути, чтобы мог работать вроде бы – я думаю, что идея в этом – чтобы мог работать маневровый паровоз и менять состав, и переставлять вагоны, перецеплять их с помощью вот этих тупиковых веток, на которые разветвляется дорога, там какие-то стрелки. Когда-то это все функционировало, больше не функционирует. И на этих тупиковых ветках стоят вагоны, брошенные много десятков лет тому назад и совершенно уже, что называется, вросшие в землю. И в них живут люди. И это довольно частая история. И ты видишь, что они даже пытаются как-то обжить это. К этим вагонам, например, часто бывают пристроены дощатые крылечки, чтобы можно было подниматься и входить в эту вагонную дверь. Или окна в этих вагонах забиты фанерой. Иногда ты видишь, что кто-то там дощатый сортир рядом построил на улице. Иногда видишь какие-то следы того, что там есть дети: или стоит коляска, или какой-то маленький велосипед возле этого крылечка, или какие-нибудь мячики валяются, или детские игрушки, что-то такое. В общем, пока ты проезжаешь мимо – поезд там идет не очень быстро, прямо скажем, поэтому успеваешь разглядеть – видишь, что, видимо, здесь есть дети. И видишь, что это здесь очень давно, потому что между рельсами выросли уже кусты и деревья. Видно, что эти вагоны привезли сюда очень много лет тому назад. Ну, и они ржавые совершенно, это тоже видно. Вот так живут люди. И когда ты видишь это первый раз, как-то немножко удивляешься: надо же, ух, смотри – в вагонах живут! А потом видишь еще и еще, опять и опять – и выясняется, что это, в общем, довольно распространенный в тех местах способ жизни. А тем временем, читаешь где-нибудь или потом приезжаешь на станцию, где есть интернет, и залезаешь в телефон, и смотришь какие-нибудь новости – и видишь историю, например, про то, что Ротенбергу мяса не докладывают, что вот, ужасное несчастье, как-то наметился сбой в финансировании строительства Керченского моста в Крым и из-за каких-то бюрократических проволочек, — жалуется компания «Стройгазмонтаж», которая ведет это все строительство, — вот повисли между небом и землей 65,4 миллиарда рублей. С.Пархоменко: Это издевательство над вами, а вы сидите дома, и вам кажется, что издеваются над ними Вот стоимость только того, что повисло, больше формальной стоимости всей олимпийской стройки, которая умещалась вроде бы в пятьдесят миллиардов первоначально. Что получилось потом – это уже другой вопрос. В прошлом году этот «Стройгазмонтаж» получил почти 50 миллиардов – 48,9. А теперь вот ему недодали 65 с лишним. Ну, вот очень сильное впечатление, читать об этом, глядя на эти вросшие в землю вагоны и представляя себе жизнь этих людей. Я написал об этом у себя в Фейсбуке, там разгорелась целая дискуссия по этому поводу. И нашлись люди, которые писали – ну, это мысль-то разумная на самом деле, вполне справедливая – о том, что это свидетельствует не только о бедности, это свидетельствует не только о том, что государство бросает этих людей, не помогает им и так далее, а еще о том, что люди смиряются с этой жизнью, и что, в общем, конечно, те, кто оказываются в таком положении – это люди, которые удовлетворились этой жизнью, это люди, которые не стали искать другого, которые остались там, не уехали, не попытались найти какой-то работы. Работу, наверное, найти можно в стране. Ну, может быть, не в этих местах. В этих местах не очень понятно. Вот я приехал в Нижнеудинск этот самый и спрашиваю: скажите, а чем живет, собственно, ваш город? Город в пятистах километрах от Иркутска и чуть больше, чем в пятистах километрах, от Красноярска. В общем, примерно посередине между Иркутском и Красноярском. Кругом тайга. У вас тут что есть? – спрашиваю я. Мне говорят: кондитерская фабрика. – О’кей, хорошо, кондитерская фабрика. И что, вот город кормится этой кондитерской фабрикой? – Нет, нет, что вы! Это просто вот у нас тут делают зефир, еще что-то, вкусный мармелад. Вот как-то нам приятно покупать своего собственного производства. – А еще-то у вас что есть? Ну, вот люди, которые меня там любезно встречали и помогали, из администрации города, они так немножко задумались и говорят: ну, бюджетники. – В каком смысле бюджетники? – Ну, вот у нас есть большая больница. Действительно, там в центре города есть большая районная больница, по сравнению со всем остальным городом производит сильное впечатление просто размерами своей территории. Ну, видно, что, наверное, много народу на ней работает. Школы есть, куда привозят детей из окрестных районов. Точнее, не районов, а вот окрестных каких-то деревень. Нижнеудинск этот сам – районный центр. Тоже, наверное, работает много народу. Вот жизнь этого города. Живут они на бюджете, живут они на том, что там есть служащие. А вот есть почта, а вот есть Сбербанк, а вот есть Собес, куда пенсионеры приходят за пенсией. А вот, собственно, весь город-то и живет на том, что он обслуживает сам себя, вот на том, что государство что-то такое понемножечку платит этим людям просто за факт их существования, они с этим смиряются. И некоторые из них оказываются вот еще и в таком положении, когда и жизнь в городе Нижнеудинске покажется им богатой, обеспеченной, уверенной и со всех точек зрения удачной. Почему эти люди не уезжают оттуда? Почему они не ищут работы? Почему они не ищут занятия? В тех местах найти трудно, а сдвинуться с места и подвинуться куда-то далеко не каждый может, не каждый готов проехать тысячи километров в поисках какой-то, что называется, лучшей доли. Конечно, все стараются куда-нибудь спровадить детей. Конечно, все мечтают о том, что дети здесь не останутся. Конечно, все мечтают о том, что дети поедут в большой город – может быть, в Иркутск, может быть, в Красноярск, может быть, в Новосибирск, может быть, в Екатеринбург, который, по их параметрам, не безумно далеко, хотя на самом деле это тысячи километров. Чита – тоже тысяча километров. А то, глядишь, кто-нибудь там до Москвы или до Петербурга доберется. Все мечтают увидеть своих детей, уехавших из этих краев. Это, конечно, зрелище довольно тяжелое. А ведь это только середина нашей с вами страны, она еще потом простирается довольно далеко. Ну, и вот попробуйте с этими людьми поговорить про Ротенберга, поговорить про мост в Крым, поговорить про 65,4 миллиарда рублей. Вообще интересно бывает произнести в присутствии этих людей такую цифру: 65,4 миллиарда рублей. Посмотреть, как это отразится в их лицах и глазах. Никак не отразится, люди не могут себе эту цифру представить. Ну, и правильно делают. Я тоже, честно говоря, представить себе ее не могу, это цифра такая какая-то нечеловеческая. Но контраст этот, он, конечно, создает сильные чувства, особенно в новеньком, вроде меня, в человеке, который не привык бывать в таких местах, человеке, который, может быть, впервые разговаривает с людьми, которые живут в этих обстоятельствах, живут вот так, живут вот на такие деньги, живут вот с такими заботами. Мне, конечно, это очень интересно, но и очень-очень грустно, и я от этого впечатления не могу долго потом отвязаться. Ну вот, что еще упомянуть из событий этой недели? Знаете, вот одно, в которое меня как-то долго разные люди тыкали. Произошло большое бурление – как бы это так деликатно сказать, чтобы в эфире можно было это произнести? – бурление умов произошло, так я скажу. Можно, такой вариант годится? Произошло бурление умов по поводу одной публикации, которая появилась на сайте голландской прокуратуры и довольно широко разошлась по миру, а уж по Российской Федерации и по ее средствам массовой информации разошлась тем более широко. С.Пархоменко: Журналист-то про это все знает, а вот вы, дорогие читатели – нет Совершенно неожиданно на сайте голландской прокуратуры появился такой репортаж, очень, надо сказать, непривычный по стилю. Потому что это вообще такая очень сухая организация, и на сайте их вывешена такая сухая официозная информация. А тут они повесили репортаж в таком довольно человеческом стиле, сделанный явно вот по разговорам с несколькими руководителями следственной группы, которая занимается катастрофой Боинга MH-17, малазийского Боинга, сбитого над территорией Восточной Украины. Ну, вы знаете, что я довольно подробно стараюсь за этой проблемой следить. И многие люди, которые меня слушают или которые, скажем, читают в Фейсбуке, в интернете где-то какие-то мои тексты, они тоже следят за тем, как я слежу, и все время от меня требуют какого-то ответа на эту тему. Так вот, а там в этом интервью один из офицеров, который руководит этой международной следственной группой, сделал удивительное признание. Он сказал: знаете, ведь у нас нет никакого опыта вести такого рода расследования, — сказал он. Ни у кого нет такого опыта, и нам приходится заново осваивать большое количество сложных приемов, которые в этом расследовании пригодятся. Вот это признание произвело просто фурор в среде российских вот этих так называемых диванных аналитиков. Они просто с визжанием и хрюком бросились на эти фразы со словами, что, вот они признались в том, что у них нет опыта. Вот они признались в том, что они не умеют вести такие расследования. И один аналитик, пишущий, по-моему, для «РИА Новостей» или для какого-то такого официозного агентства теперь, озаглавил свой текст «Расследование дилетантов». Ну, вы знаете, это, конечно, чистая правда, что опыта нет. Потому что, ну, действительно, мы же не зря с вами говорим о том, что… Да, меня тут поправляют, что Олимпиада стоила 50 миллиардов долларов. Да, дорогой мой, Олимпиада, в результате, стоила 50 миллиардов долларов, но первоначально нам с вами говорили, что она будет стоить 50 миллиардов рублей. Поднимите историю этого вопроса и вспомните, как развивалась эта сумма, и прогнозы этой суммы, и бюджеты, которые были выделены на Олимпиаду. Начиналось все с 50 миллиардов рублей, а кончилось действительно 50 миллиардами долларов. Так я возвращаюсь к истории с Боингом. Так вот, не зря мы с вами говорили о том, что эта ситуация, в общем, беспрецедентная. Вообще это, слава богу, бывает не часто, когда огромный пассажирский самолет, битком набитый ни в чем не повинными людьми, сбивают с помощью ракеты «земля-воздух» совершенно безжалостно, смеются потом над этим, говорят про то, что у нас тут «птичкопад произошел». Помните эту прекрасную фразу, которую выдал господин Стрелков? Так что, да, опыта нет, у нормальных людей нет и не может быть, и неоткуда взяться опыту расследования такого рода чудовищных невообразимых совершенно, вот в буквальном смысле невообразимых, которые нельзя представить себе даже в страшном сне, историй. Есть люди опытные, которые умеют расследовать обстоятельства разного рода военных потерь. Вот на фронте во время войны произошел воздушный бой, два самолета пытались сбить друг друга: один выиграл, другой проиграл. Есть люди, которые умеют это расследовать. Вот есть люди, которые умеют расследовать технологические авиационные катастрофы, у них есть большой опыт. Потому что вот летит самолет, вот происходят с ним какие-то технические неполадки или какая-то ошибка экипажа. И вот опытные люди это расследуют. С.Пархоменко: Вместо того, чтобы послать вас, сами понимаете, куда, вас посылают в Марьино А такого рода катастрофы никто не умеет расследовать. Такого рода катастроф не бывает, не случается в современном мире, это первая такого рода катастрофа. И в этом смысле очень ответственно то, что эти люди сказали. Но если отвлечься вот от этой фразы, которая привела в такое неистовство огромное количество комментаторов, то окажется, что в этом большом материале, который опубликован на сайте голландской прокуратуры, есть целый ряд чрезвычайно интересных и важных для нас с вами вещей. Этот текст разделен там на несколько таких глав, и эти главы посвящены основным направлениям расследования, тому, чем, собственно, они заняты, и по каким линиям сегодня идет вот эта часть расследования, то, что мы называем криминальным расследованием, то, отчет о чем ожидается осенью. Давайте на этом месте я прервусь, и после новостей чуть подробнее поговорим о том, что они там об этом расследовании рассказывают. Это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. НОВОСТИ С. Пархоменко ― 21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Все у нас с вами в порядке. Номер для смс-сообщений +7-985-970-45-45, сайт www.echo.msk.ru, на нем вроде все работает, включая кардиограмму прямого эфира и всякие прочие прелести. Как обычно, во время новостей читал ваши смски, и люди тут возбудились моим упоминанием о строительстве моста в Крым, и один из слушателей мне напоминает, что я здесь в эфире много раз говорил о том, что этот мост в принципе строить нельзя, потому что, согласно международному праву, невозможно перегородить вход в Азовское море, которое находится, так сказать, в совместном ведении, им управляет две страны: Россия и Украина. Так вот, невозможно это сделать без согласия Украины, а Украина такого согласия, конечно, не даст. Да, согласно международному праву, этого делать нельзя, и по-прежнему нельзя, и ничего по этой части не изменилось. Россия строит этот мост беззаконно, и было уже несколько небольших конфликтов по этому поводу, доказывающих одну важную вещь: что есть страны, которые не признают строительство этого моста. Например, если вы помните, была странная история, когда какой-то турецкий корабль взял и врезался в одну из свай, в одну из вот этих строящихся опор этого моста. Почему это произошло? По всей видимости потому, что, с точки зрения правил судоходства, этой сваи там не должно было быть. И, в общем, вполне демонстративно вел себя экипаж этого корабля, который – ну, уж непонятно, сами они это придумали, или им кто-то велел это проделать в виде такого пробного шага, но они вот таким способом продемонстрировали, что здесь стоит незаконная вещь. Здесь стоит вещь, которой быть здесь не должно. И поскольку корабль этот был застрахован, то понятно, что ничего совершенно с ним и с его владельцами не случилось, а намек такого рода был подан. Я думаю, что со строительством этого моста предстоят большие международные проблемы, они еще будут, они никуда совершенно не денутся, но Россия делает это демонстративно. Россия вообще вступила, как мы с вами знаем, 2 с половиной года тому назад на путь демонстративного беззакония с точки зрения международного права. Таким беззаконием прежде всего является аннексия части чужой территории, то есть Крыма. Россия заявила о том, что она никого слушать не хочет, ничего знать не знает, а Крым забирает себе, вот и все. Ровно настолько же беззаконным является режим российско-украинской границы на той части, которая приходится на Донецкую и Луганскую области Украины, и минские договоренности, Минское соглашение, собственно, и состоит в значительной мере из того, что Россия обязана восстановить статус этих границ, и санкции против России, они продолжаются именно потому, что Россия не выполняет этой важнейшей части минских договоренностей. Граница между Россией и Украиной на этом участке по-прежнему не контролируется Украиной с той стороны, она должна контролироваться, как любая другая граница, с двух сторон – с этой стороны одной стороной, с другой стороны – другой. Этого не происходит – отсюда санкции. Вот, санкции в очередной раз, как мы с вами знаем, будут вот-вот продолжены. С.Пархоменко: Этот мост – это будет еще один кусок беззакония Так что, ну, этот мост – это будет еще один кусок беззакония, который сделает еще более глубоким разрыв между практической деятельностью российской власти и международным законодательством. Это приведет к тому, что Россия будет оставаться под санкциями, в международной изоляции, напряжение вокруг нее будет сохраняться, и следующему правительству России, тому, которому доведется разгребать всю эту помойку, ему придется еще сложнее, потому что ему нужно будет как-то справляться вот с этой ситуацией, в которой сегодняшнее руководство России заводит страну в положение намеренного осознанного такого рецидивиста, нарушителя международного закона. Вот история с мостом – одна из них. Да, а я возвращаюсь к Боингу МН-17 и к очень интересному такому – даже не знаю, как сказать – репортажу, но это не вполне репортаж, к такому очерку – вот, наверное, ближе всего. К этому, который был опубликован на сайте голландской прокуратуры. Да, они признаются там в том, что у них нет опыта, но всякий ответственный человек скажет, что у него нет опыта, потому что это совершенно беспрецедентная история. И она беспрецедентна не тем, что сбит гражданский самолет. Действительно, мне вот здесь вот напоминают, наш слушатель из Санкт-Петербурга, который подписывается Диггер, он пишет мне: «Ну, сбивали самолеты и мы, и Украина, вроде. Правда, потом типа извинялись – ну, так время еще есть до конца света. Надеемся. Но сейчас не первый самолет пал, и не только по ошибке». Да, действительно, были ситуации, когда самолеты сбивали. Ну, например, был сбит южнокорейский самолет в конце 80-х годов, вы помните эту историю на Дальнем Востоке. Был сбит по ошибке украинской ракетой во время украинских учений самолет над Черным морем. Таких ситуаций несколько было. Но это первый случай, когда речь идет о том, чтобы провести полное и, не побоюсь этого слова, окончательное расследование, чтобы установить все обстоятельства, связанные с гибелью самолета, включая конкретных исполнителей этого запуска. Ну, случай, например, вот с южнокорейским Боингом на Дальнем Востоке, там не надо было этого расследовать, там этого, в общем, никто не скрывал. Там даже наградили того конкретного летчика, который нажал на кнопку, запустил ракету и сбил этот самолет. А здесь, конечно, скрывают, и здесь предстоит разобраться с этим следователям вопреки тому противодействию, которое оказывает российская сторона. И они часто говорят об этом, о том, что российская сторона противодействует этому следствию. Ну, вот о чем они говорят, в частности, что мне показалось очень важным. Там есть, в этом очерке – найти его довольно просто, найдите сообщение, скажем, «РИА Новостей» по поводу вот этого признания в отсутствии опыта, там внутри есть ссылка на исходный материал голландской прокуратуры, можно по этой ссылке пройти и прочесть. Ну, правда, текст этот существует на одном из двух языков – или по-голландски, или по-английски, так что, или уж читайте в оригинале, или ищите, если не можете, кого-нибудь, кто вам переведет. Так вот, я читал английский текст, и в этом английском тексте вижу довольно подробный отчет о том, как летом прошлого года – я, честно говоря, не знал об этом, и меня эта новость очень обрадовала – летом прошлого года на территорию Донецкой области, вот той ее части, которая контролируется бандитами, въехал большой конвой под охраной ОБСЕ, и они взяли пробы грунта с тех участков, на которых предположительно находился комплекс Бук в момент запуска ракеты по этому Боингу МН-17. С.Пархоменко: Такого рода катастрофы никто не умеет расследовать Вот это очень важная вещь, я сам говорил об этом, я в свое время писал довольно подробный текст о том, что вот есть предполагаемый район, довольно небольшой, там два поля, разделенных между собой дорогой, находящихся на расстоянии нескольких сот метров друг от друга. И, по всей видимости, это и есть точка запуска – или одно поле, или второе. Ну, в общем, они находятся на расстоянии трех минут ходьбы одно от другого, и точка эта определилась благодаря любительским фотосъемкам, которые были сделаны случайными людьми, которые успели сфотографировать след от запущенной ракеты, и доказать это можно, только взяв пробы грунта там на месте. Так вот, пробы грунта были взяты, и хотя они пишут о том, что, конечно, это произошло через год после того, как на этом месте, по всей видимости, состоялся запуск, а это значит, что уже прошла зима, то есть, снег выпал, потом растаял. И поля эти были по меньшей мере один раз за это время вспаханы из засеяны, а, может быть, вспаханы и не один раз, и никто не знает, не собирал ли кто-то специально с них верхний слой, это вполне возможно, но тем не менее, они уверены, что они располагают достаточно чувствительным оборудованием, которое может найти следы ракетного горючего даже и год спустя, даже и после того, как на этих полях произошло все то, что на них должно было за это время произойти. Это важная очень часть, и это очень важная новость. Я, честно говоря, не знал, что им это удалось. Мне казалось, что это по-прежнему представляет из себя проблему. Нет, оказывается, они это все-таки сделали, они этот конвой под охраной провели на это место, пишут о том, что, разумеется, они не имели никакого здесь сочувствия и никакой помощи со стороны вот тех, кто называет себя властью в этих местах сейчас, они это сделали без согласования с ними, без каких бы то ни было контактов, сделали сами на свой страх и риск, но сделали, там есть фотосъемки. Вторая часть, очень интересная, это, собственно, исследование ракет, и они пишут о том – вот эту часть, надо сказать, очень сильно переврали те, кто пересказывали потом этот очерк – они пишут о том, что они получили в свое распоряжение несколько ракет Бук, правда, достаточно старых, потому что Россия отказалась им предоставить эти ракеты для сравнения, для образца, и они вынуждены были собирать их по миру в других странах, в тех, куда Советский Союз и Россия продавали эти ракеты, правда, более ранних модификаций, в прежние времена. Несколько этих ракет у них есть, и они эти ракеты разобрали и добыли из них какое-то количество элементов, которые, по их мнению, не менялись из года в год. Ну, например, всякий крепеж, всякие гайки, шурупы, болты, клеммы от электрических проводов и так далее. Потому что более или менее известно, что меняется. Со временем менялась форма поражающих элементов, менялись какие-то содержательные вещи. А вот всякая мелкая дребедень, которая тоже есть в ракете, она, по всей видимости, сохраняется на протяжении многих лет от одной модификации к другой. И они собрали эти части, для того чтобы сравнить их с теми, которые были найдены на месте падения Боинга вперемешку с обломками самого этого Боинга. Это очень важная вещь. И там есть смешной момент, когда они говорят, что: ну, нам чрезвычайно важно понять, мог ли запуск произойти случайно. Они рассматривают и такую возможность. Может быть, что называется, кто-то на пульт облокотился локтем и что-то нечаянно запустил. Помните, как в том анекдоте: «кто бросил валенок на пульт?!» Вот, как-то должна же быть в части какая-то дисциплина. Вот они расследуют и такую возможность тоже. Или они расследуют возможность ошибочного целеуказания, когда ракета запускалась по какой-то совсем другой цели, а попала вот в этот Боинг. Ну, излишне говорить, что никаких других версий давно уже не существует, нет никаких самолетов, никаких штурмовиков, никаких ракет «воздух-воздух», этого всего просто нет, и ни один серьезный человек про это давно уже не разговаривает. Ну вот, а здесь этот следователь, этот офицер, которого расспрашивают авторы очерка, говорит такую смешную фразу, он говорит, что: ну, вы же понимаете, что это не книжный шкаф, который вы покупаете в магазине в разобранном виде, а потом лезете в интернет, находите там инструкцию по его сборке, и сами его отверткой собираете. Бук – это другая совсем история, и ни в каком открытом доступе вы никаких инструкций по эксплуатации не найдете, и поэтому вы не сможете сами понять, как он управляется, и насколько здесь возможен случайный запуск и так далее и так далее. Российские комментаторы – ну, определенного рода комментаторы – испытали просто множественный оргазм от этой фразы и много раз пошутили на тему о том, что вот, оказывается эти дебилы из этой международной следственной группы пытаются найти руководство по управлению Буком в открытом доступе в интернете и жалуются, что найти не могут. С.Пархоменко: Все мечтают увидеть своих детей, уехавших из этих краев. Это, конечно, зрелище довольно тяжелое Да нет, он совершенно не это имел в виду, он как раз говорил о том, что они не могут получить это руководство от России, которая должна была бы им его предоставить, если бы она хотела способствовать каким-то образом следствию. Но они вынуждены добывать эти руководства разными хитрыми способами именно потому, что это не книжный шкаф, и просто так это, что называется, на улице не валяется. Вот это и есть случай так называемого вранья, который мы видим у разных российских аналитиков, которые как-то хрюкают и хихикают по этому поводу. В общем, интересный очень текст, я вам очень советую на него посмотреть, потому что видно, что действительно они очень серьезно ведут это так называемое криминальное следствие, а смысл его теперь уже заключается в том, чтобы установить подробно исполнителей. И они пишут о том, что, да, они используют в своей работе в том числе и разного рода открытые интернетовские источники, и социальные сети, и всякие тексты, которые были опубликованы более или менее случайно – ну, понятно, что они имеют в виду. Они имеют в виду, по всей видимости, то самое, с чем работала группа Bellingcat, которая на основании анализа аккаунтов, там, ВКонтакте, и в Одноклассниках, и в Фейсбуке пыталась восстанавливать и восстановила полный состав экипажа, который, собственно, участвовал в этом запуске, в транспортировке ракеты. И так далее, и так далее. Вот еще один сюжет на этой неделе, который мне кажется важным. По-моему, о нем было не так много разговоров здесь у нас в эфире «Эха Москвы», поэтому я считаю, что мы должны были с вами поговорить об этом тоже. Есть несколько вопросов, вот я смотрю, которые приходят, по поводу предстоящего митинга, по всей видимости, уже можно говорить, не состоявшегося митинга 13 июня. Многие из вас наблюдали за тем, как предпринимались усилия, для того чтобы добиться согласования. Ну, напомню вам, что это вообще процедура совершенно беззаконная, никто не обязан спрашивать разрешений и получать разрешения для проведения митингов. Российская Конституция устроена таким образом, что разрешения для этого не требуется, имеется уведомительный характер. Но администрации разных российских городов при полном попустительстве федеральной российской власти, российской прокуратуры, российской полиции систематически нарушают этот закон и вопреки Конституции вводят режим разрешений и запретов на массовые уличные мероприятия. И вот московская администрация давно уже стоит на этом пути, и давно уже ведет себя беззаконно. И она позволяет себе что-то такое разрешать и запрещать. Более того, она еще и рассылает прокурорские предупреждения заявителям таких акций, тем, кто ведет себя совершенно законно, кто подает заявления, уведомления о намерении провести такую акцию. Это совершенно смехотворная вещь – они получают прокурорское предупреждение о том, что им не разрешено. Ну, я думаю, что эти предупреждения вообще нужно коллекционировать на будущее, как-то их тщательно складывать, потому что это фактически чистосердечное признание в нарушении закона. Этих предупреждений не может быть, потому что не может быть и запретов. Вот спрашивают у меня, когда же наконец это кончится, и когда же наконец им там удастся договориться? Вы понимаете, друзья, сам факт этого вопроса свидетельствует о таком глубоком непонимании, в чем природа этого процесса. Очень многие из вас, те, кто задает этот вопрос, воспринимают эту ситуацию как какой-то странный процесс, в котором участвуют две стороны: какие-то одни люди, которые что-то просят, другие люди, которые не разрешают. Но вы все-таки отдайте себе отчет, дорогие друзья, что те люди, которые пытаются организовать эти акции, они в сущности пытаются выразить вашу волю, и это вы не можете договориться, это вы оказываетесь – ну, для начала – просто недостаточно многочисленными, и до тех пор, пока вы будете смотреть на эту историю со стороны, до тех пор, пока вы будете ждать, что кто-то там для вас о чем-то договорится, до тех пор никто и не договорится, потому что эти переговоры и вот это воплощение вот этой воли возможно только в том случае, когда эта воля есть, когда она явлена вами. Вы должны достаточно ясно продемонстрировать в данном случае московской администрации, что вам это нужно, что вы хотите этой возможности в день российского национального праздника, ну, или в данном случае на следующий день – речь идет о 13 июня – вы хотите выразить свое мнение, свое отношение к тому, что происходит в стране. До тех пор, пока вы будете сидеть под кроватью и ждать, пока Александр Рыклин и некоторое количество других отважных людей за вас договорятся, до тех пор эти люди будут получать издевательские ответы. В сущности, это издевательство над вами, а вы сидите дома, и вам кажется, что это издеваются над ними, что это их, вот этих устроителей этого вот мероприятия отправляют в Марьино. Нет, дорогие друзья, это вас отправляют в Марьино. И в данном случае вот это Марьино – это просто, как это у филологов называется, эвфемизм. То есть, вот вместо того, чтобы послать вас, сами понимаете, куда, вас посылают в Марьино. Такие случаи бывали уже. Вот даже, я помню, в свое время был такой Конституционный суд, процесс в Конституционном суде, когда на одной стороне были депутаты, а на другой стороне была большая группа журналистов, среди которых, в частности, были и журналисты «Эха Москвы», и они там судились по поводу неких совершенно невыносимых поправок к Закону о печати. И все вроде кончилось хорошо, и эти поправки к Закону о печати были отменены, но поразительным образом огромное количество людей смотрели на это, как на что-то, что их не касается: эти там журналисты что-то такое пытаются, что-то они там с депутатами не поделили, что-то они там судятся с депутатами по поводу каких-то там законов о печати… С.Пархоменко: Вот дорога осталась в стороне – и город умер. Дорога прошла вблизи города – и он развивается Нет, дорогие друзья, это не журналисты не поделили с депутатами тогда, это в то время отстаивались ваши права, а речь шла о некоторых специфических обстоятельствах, связанных с правами журналиста на освещение процесса выборов и на освещение участия разных кандидатов в этих выборах. Журналист-то про это все знает, а вот вы, дорогие читатели – нет. Поэтому это была ваша проблема, просто журналисты там выступали добровольно в виде ваших представителей, отстаивая ваши интересы. Вот ровно то же самое происходит сейчас в процессе всех этих согласований, когда есть люди, которые приходят, в данном случае, в московскую мэрию, для того чтобы от вашего имени попытаться о чем-то договориться. Но поскольку их ставят насильно, искусственно в это положение, что они вынуждены о чем-то договариваться, но вы их не поддерживаете. Поэтому вот вам и отказывают в их лице. В результате 13-го числа в 4 часа дня будет, насколько я понимаю, просто такой стихийный поход на мост Немцова. Мне, честно говоря, довольно грустно про это слышать, потому что, ну, с одной стороны, лишний раз прийти на этот мост и подумать о том, что здесь произошло, и что здесь убили нашего с вами замечательного соотечественника, конечно, это, что называется, никогда не будет лишним. Но с другой стороны, конечно, это не заменяет полноценного митинга, полноценного шествия, посвященного годовщине российской независимости. Надеюсь вас увидеть там 13 июня. Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко, всего хорошего, до будущей пятницы. До свидания!

Ссылка на источник