О.Пашина ― Я приветствую всех, кто смотрит нас и слушает сегодня. Это программа «Особое мнение». В студии музыкант Андрей Макаревич. Меня зовут Оксана Пашина. Здравствуйте! А.Макаревич ― Привет! О.Пашина ― Давайте начнем с Олимпиады, наверное, потому что много вопросов на эту тему. «Как вы думаете, — спрашивают нас слушатели, — решение Международного олимпийского комитета по поводу нашей сборной, справедливо и объективно или в этом все-таки присутствует политика?» А.Макаревич ― Я думаю, что если политика присутствует, то в значительно меньшей степени, чем нам пытаются это преподать. Вообще, я сам себе страшно удивился. Я вообще, не болельщик, но в тот момент, когда я узнал, что наша сборная все-таки поедет на Олимпиаду, я испытал совершенно неожиданную радость и облегчение, потому что вот эта общая напряженность, которая висит над миром, она на меня действует физически. Поэтому все, что ее как-то рассеивает, пусть на время, для меня праздник. И, честно, мне очень понравилась реакция нашего президента на всю эту историю, потому что, когда уже готовились истерические крики – «Бойкот!», «Пошли все они к черту!» — он сказал: «Нет, ребята, мы уважаем решение олимпийского комитета. Действительно, спорт должен быть без допинга». Абсолютно правильно. О.Пашина ― То есть такая правильная позиция – повиниться, сказать, «мы исправимся». А.Макаревич ― Да, думаю, что да. Не знаю, насколько исправимся, но сказано было правильно. О.Пашина ― Но, когда допустили, он сменил риторику и, выступая на встрече со спортсменами, они говорил о каких-то политиках, которые потеряли здравый смысл, опять начал клеймить Запад. А.Макаревич ― Хорошо, что я этого не слышал. У меня было ощущение, что все равно спортсмены в этой истории немножко крайние. О.Пашина ― В общем, да. А.Макаревич ― Кто их спрашивал, вообще, принимать… — «Коля, будешь сегодня принимать мельдоний или не будешь?» И у них по большому счету выбора-то не было. Можно, конечно, устроить бунт на корабле, но лишиться всего, чем ты всю жизнь занимался. О.Пашина ― Но, мне кажется, такой выбор стоит сейчас не только перед спортсменами – перед любым человеком – лишиться того, что ты имеешь, выступив против того, что плохо, или сделать вид, что ты не понимаешь, что тебе дают мельдоний и продолжать его принимать. А.Макаревич ― Вот мы никогда не узнаем, как это на самом деле происходило, я боюсь. И все-таки какая-то часть наших спортсменов чистая, да? О.Пашина ― Ну да. Конный спорт, бадминтон. А.Макаревич ― Теннис, еще что-то, гребля там… не помню. Значит, не везде одинаково это происходит. О.Пашина ― И все-таки это, скорее, не частный, а типичный случай. А.Макаревич ― Ну, наверное, да. О.Пашина ― Кстати, на эту тему есть вопрос непосредственно к вам: «Не кажется ли вам, что прием допинга спортсменами – это то же самое преступление, что выступление артистов под фонограмму?» Или это вообще не преступление? А.Макаревич ― Выступление под фонограмму – это не преступление, а надувательство. Но пока зритель будет рад, что его надувают или ему будет все равно, надувают его или нет, то его и будут надувать. Так что вопрос к нашему невзыскательному зрителю. А со спортом… нет, конечно, это не так. Мне насколько известно, мы же не единственные в мире и мы не на первом и не на втором месте, если так исторически смотреть по раскрытию этих историй с допингом. У нас просто об этом мало говорили. О.Пашина ― Но, мне кажется, по масштабам, в общем-то, мы лидируем в какой-то мере… А.Макаревич ― По масштабам – может быть, по количеству спортсменов, а по количеству случаев… О.Пашина ― Может быть, пропорционально, да, но речь же идет о том, что это была государственная система. А.Макаревич ― Вот это да, вот это противно. О.Пашина ― Как вам еще история с проводами нашей олимпийской сборной, когда, как утверждают некоторые издания, людей набирали туда за 500 рублей. Неужели не нашлось желающих просто приехать? А.Макаревич ― Не знаю. Такое ощущение, что люди с 70-х годов прошлого тысячелетия ничему не научились и с упорством буйволов они нас тянут туда обратно. Массовочку? Организуем. Голоса? Подпишем… О.Пашина ― Зачем нам настоящие, мы сейчас по 500 рублей… А.Макаревич ― Поразительно просто. Это какой-то страх всего естественного. О.Пашина ― Нет, я понимаю, в политике страх всего естественного: нужен митинг, нужно определенное количество участников, а вдруг не придут, а вдруг не поддержат, а, может быть, даже, скорей всего, не поддержат. Но здесь это благое святое дело – проводить сборную, поддержать. Я думаю, что нашлось бы громадное количество добровольцев, которые искренне совершенно и бесплатно… А.Макаревич ― Это унижает и спортсменов в первую очередь и, вообще, всю затею в целом. Ну, зачем устраивать бутафорию, которая тут же становится известной? А.Макаревич: У спортсменов выбора не было. Можно устроить бунт на корабле, но лишиться всего, чем ты всю жизнь занимался О.Пашина ― По поводу бутафории, вообще, восприятия действительности. Социологи провели опрос – «Левада-центр» — и подавляющее число опрошенных сказали, что они не верят ни в какие доклады Всемирного антидопингового агентства, не было ничего этого на самом деле. Они считают, что это политика и только политика. А.Макаревич ― Да, вообще ничего не было. И холокоста не было, да и Второй мировой не было, вообще ничего не было. Конец света обычно наступает, когда человечество просыпается и не может вспомнить, что было вчера вечером. Мы от этого недалеки, в общем. О.Пашина ― В общем, да. «Мы 26 лет живем в США, — пишет наша слушательница, — и мой муж утверждает, что если бы мы жили в современной России, то мы думали бы, как 86% россиян. Но я утверждаю, что если бы мы жили здесь, то как и 26 лет назад мы бы не верили ни одному лживому слову власти; хватило бы мозгов отделить правду от лжи. Видимо, кроме пропаганды работают еще какие-то рычаги. Кто из нас прав?» — спрашивает она. А.Макаревич ― Это зависит от человека. Я не знаком ни с этой почтенной дамой, ни с ее мужем. Но подозреваю, что люди они разные. О.Пашина ― Это вопрос о том, есть ли что-то кроме пропаганды? А.Макаревич ― Наверное, есть. Мы же с вами тут сидим и разговариваем, в общем. Вообще, при желании сегодня найти информацию можно, только надо иметь голову на плечах и уметь отделять зерна от плевел. Другое дело, есть ли это желание. Ведь так удобно, когда тебе все разжевали и объяснили. И все просто и ясно: все враги, все вокруг, а мы хорошие. О.Пашина ― А кругом политика. А.Макаревич ― Да, кругом политика. Очень удобно. О.Пашина ― Как вам эта история с нижегородскими загсами, которые все как один отказались регистрировать брак слепой пары? А.Макаревич ― Это вообще какая-то фантастика! Это я не понимаю. Есть вещи, которые находятся за гранью моего понимания. О.Пашина ― То есть, если бы кто-то один – ну, там понятно. У женщины-регистратора было плохое настроение. Но они абсолютно все в этой области… А.Макаревич ― Что-то необъяснимое. Вот, если я заикаюсь – мне нельзя, значит, жениться, да? Что за евгеника такая? Что происходит? О.Пашина ― Непонятно, да. А.Макаревич ― Вроде дума уже ушла в отпуск, уже можно вздохнуть… Хотя голос Мизулиной еще раздается. Откуда она это… насчет того, что бить-то можно в семье – это она из отпуска прислала, что ли? О.Пашина ― Она продолжает радеть о благе страны, и, видимо, на отдыхе думает об этом. А.Макаревич ― Охренеть можно! Бьет – значит, любит. Вообще, на фоне количества бытовых убийств в нашей стране это самое время такой закончик пропихнуть сейчас. О.Пашина ― Но в то же время здесь есть определенная логика. Насколько я понимаю, она говорит о том, что если что-то произошло в семье, ну ударил – ты уголовник. Если на улице напали и ударили – сколько там? – штраф 40 тысяч. Может быть, действительно, что-то нужно менять? А.Макаревич ― Я не специалист в тонкостях УПК, но я знаю, что одна из самых дисциплинированных наций в мире – это японцы. Вот в Японии, вообще, ударить ребенка – это подсудное дело просто. Им это в голову не приходит. Детям можно все. Таким образом, они набираются ума-разума и становятся взрослыми. Взял за горячее – обжегся. Ударил кого-то – получил сдачи. Мы все домострой забыть не можем. О.Пашина ― Мы вернемся в эту студию и продолжим программу через несколько минут. РЕКЛАМА О.Пашина ― Мы продолжаем. В нашей студии – музыкант Андрей Макаревич. Раз уж мы заговорили о домострое и о каких-то совершенно непонятных традициях японских, давайте вернемся на нашу почву, и я просто напомню про РПЦ, которая заявила, что Священное писание, Священное Предание рассматривает возможность разумного и любовного… наказания детей, если оно не причиняет вреда их здоровью… Может быть, в Японии так хорошо живут, потому что у них нет РПЦ? А.Макаревич ― Возможно. Они синтоисты. Я не берусь комментировать заявление… О.Пашина ― Может быть, разумно и любовно – то можно и детей, и жену, и мужа? Почему сразу уголовное наказание? А.Макаревич ― Я не понимаю, честно. Вот я сдаюсь. О.Пашина ― Хорошо, перейдем к политике тогда. А.Макаревич ― Так. О.Пашина ― От общественно-нравственных тем. В странах с установившейся системой демократического правления, — пишет наш слушатель и приводит пример: США, Австралия, Япония, кстати, — жизненный уровень и качество жизни значительно выше, чем в странах с авторитарной и тоталитарной системой правления: Китай, Россия, КНДР, Куба, — он перечисляет. – Мне непонятно, почему большинство россиян предпочитает авторитарную систему правления, голосуют за партии, поддерживающие эту систему, хотя разница наглядна и очевидна. Не хотят хорошо жить, они мазохисты? Не думают о своих детях и внуках». Вот такие варианты ответа. А.Макаревич: Фонограмма – не преступление, а надувательство. Но пока зритель будет рад, его и будут надувать А.Макаревич ― Для того, чтобы думать, надо, чтобы думать кто-то научил в свое время. Боюсь, что в массе своей наше население этим не сильно страдает. Голосуют за это, потому что другого не пробовали на протяжении столетий. Все это немножко под разным соусом подавалось, но, по сути, как были рабами, так рабами и остались. Это сидит в памяти, это сидит в позвоночнике. Не научились себя чувствовать свободными люди. Попробовали чуть-чуть при Горбачеве – и испугались: Ой, как непривычно, да ответственность какая, да может ведь не получиться. Я прекрасно помню своего товарища, который в 70-е годы был редкий вольнодумец, работал в »почтовом ящике» каком-то физическом, а в 90-е годы он ко мне пришел и сказал: «Это какой-то кошмар, слушай! Я получал свои сто рублей – мне хватало на колбасу, на портвейн. Мы сидели, читали самиздат, ругали советскую власть, ни черта не делали в нашем КБ. Отлично жили!» Даже он был не готов к нормальной жизни. А что говорить про остальных тогда, вообще? О.Пашина ― То есть пусть наказывают разумно и любовно, но чтобы была какая-то минимальная стабильность. А.Макаревич ― Я думаю, что просто всему свое время. Вот сейчас мы с такой скоростью катимся назад, что согласно законам равновесия, к которым мир все-таки тяготеет, как мне кажется, тем быстрее будет движение вперед, когда все это закончится. О.Пашина ― Когда же все это закончится? А.Макаревич ― Я не знаю О.Пашина ― Приблизительно год назовите. А.Макаревич ― А я не знаю. Вот у меня не написано, не знаю. О.Пашина ― И даже приблизительные сроки, сколько: 10 лет, 20… 5? А.Макаревич ― Не знаю. Сейчас, к сожалению, очень серьезная в мире висит проблема с терроризмом. И она касается всех нормальных стран и даже не очень нормальных стран. Он, вообще, касается всех, кто предпочитает жизнь, скажем так. И пока человечество не решит сообща, как с этим бороться, сейчас говорить о каком-то мелком частном планировании одной страны – вот сейчас мы двинемся вперед – немножко самонадеянно. О.Пашина ― Спрашивают вас, откуда вы черпаете свой оптимизм по поводу будущего России, на что надежда? У вас оптимизм есть, судя по том, что что-то когда-то изменится, но непонятно когда. А.Макаревич ― Слушайте, у меня есть друзья. Их довольно много. Это абсолютно нормальные, хорошо делающие свое дело люди, точно так же, как и я надеющиеся на что-то, иначе бы они этим не занимались. У меня есть дети, которые вполне оптимистично смотрят на мир и занимаются своим делом, и у них это получается. Вообще говоря, большая часть населения планеты состоит из мудаков – не бойтесь этого слова, оно литературное – наша страна в этом смысле очень не исключение, очень. Но давайте равняться на тех людей, которые что-то соображают и что-то умеют. О.Пашина ― Любопытный вопрос: «Какой стиль в музыке ассоциируется у вас с нашим нынешним временем?» А.Макаревич ― Пожалуй, самый жёсткий би-боп. Когда джаз уехал в это направление, он сразу стал уделом кучки профессионалов, которые соревновались между собой и широкую народную любовь потерял, потому что он стал слишком быстрым и слишком мало понятным. А тут рок-н-ролл из подворотни появился – и все стало на свои места. О.Пашина ― Когда же появится рок-н-ролл? Когда же придет настоящий день? А.Макаревич ― Появится. О.Пашина ― Кстати, про джаз. Александр, джазовый музыкант просил еще задать этот вопрос: «Что вы слышите в джазе, что важно и ценно для вас?» И тоже есть варианты ответа: ритм, гармония, мелодия, способность импровизировать, свобода или что-то еще? А.Макаревич ― Прежде всего свобода, которая не исключает всего вышеперечисленного. Потому что, если вы ощущаете свободу, при этом вы не чувствуете, не знаете гармонии, не владеете инструментом и вы плохой мелодист, то никакой джазист из вас не получится. Это удивительное сочетание этих составляющих, которые вкупе дают самое свободное музыкальное искусство в мире. Потому что ну не могут джазмены два раза одинаково сыграть пьесу, даже если будут играть тему по нотам. Это люди, которые разговаривают на международном языке без слов. Они могут ненавидеть друг друга, но они собираются и играют вместе, продолжая одну и ту же тему, перекликаясь, уступая друг другу. Это фантастическое совершенно ощущение даже слушать, а уж играть-то, участвовать в этом – это вообще сказка какая-то. А.Макаревич: Если я заикаюсь – мне нельзя, значит, жениться, да? Что за евгеника такая? Что происходит? О.Пашина ― Вот теперь, когда вы расслабились и увлеклись, такой вопрос, которым можно пристукнуть: «Вы пойдете на выборы и почему?» — спрашивает Нина. А.Макаревич ― Я пойду на выборы именно потому, что я оптимист, и я очень надеюсь. Мне говорят: Да меньшинство будет тех людей, за которых вы готовы голосовать. Я говорю, хорошо, ну будет меньшинство. А может ведь и вообще не быть никакого меньшинства? Я очень надеюсь, что это будет достойнейшее меньшинство. О.Пашина ― А что это изменит, если это будет меньшинство? Просто сделать то, что ты не можешь не сделать? Если это ни на что не виляет, ничего не меняет… А.Макаревич ― Я считаю, что если это активное меньшинство, то, во всяком случае, будет слышно. Оно получит трибуну. О.Пашина ― Пока активного меньшинства не слышно. Все закончилось… когда там? – в 2011 году. А.Макаревич ― Посмотрим. О.Пашина ― Его видно в Фейсбуке очень хорошо, но в реальной политической жизни его не слышно. А.Макаревич ― Я хочу съездить к Гудкову, посмотреть, как у него центр его работает. Я вижу людей достойных, я вижу Хакамаду, которую я знаю сто лет, и могу еще называть десять имен. За них надо голосовать. О.Пашина ― Тем не менее, Гудков и Хакамада несколько в разных командах на этих выборах. А.Макаревич ― Ничего, не страшно. О.Пашина ― А голосовать можно за одного, за одну политическую силу. Вы выбрали уже, за кого? А.Макаревич ― Я думаю, что я приму это решение в последний момент. О.Пашина ― Подкинете монетку? А.Макаревич ― Да. Нет, подумаю просто. О.Пашина ― У нас остается до новостей буквально пару минут. Я думаю, что мы успеем об этом поговорить. Какая самая последняя прочитанная книга произвела на вас наиболее сильное впечатление? А.Макаревич ― Хороший вопрос. Пытаюсь вспомнить. Прочитал довольно много за последнее время, и даже получал удовольствие. «Авиатор», пожалуй, Водолазкина. О.Пашина ― Почему? А.Макаревич ― Она очень грустная. Она настолько по-настоящему грустная, она настолько про течение времени, которое я ощущаю физически и про то, что, вообще, мир имеет печаль в своей основе каким бы оптимистом ты не был. И она очень здорово написана. О.Пашина ― То есть она близка скорее по настроению. А.Макаревич ― Наверное. Мне, вообще, нравится, как он пишет. У него предыдущая книга совсем другая, как будто писали два разных человека. О.Пашина ― Ну, хорошо, а что еще? Давайте – три… Три – это хорошее, сказочное число. Еще две назовите. А.Макаревич ― Я читал много такое литературы, в общем нехудожественной… «Антихрупкость» — есть такая книга, очень интересное исследование. Я сейчас не вспомню автора. О.Пашина ― Это о чем? Это какая-то техническая литература? А.Макаревич ― Нет, это философская литература: что такое хрупкость и что такое анртихрупкость. Потому что мы часто говорим твердость, а на самом деле это хрупкость, а не твердость. Вот как быть антихрупким в жизни. О.Пашина ― Практическое руководство. А.Макаревич ― Да, да. Интереснейшая книжка. О.Пашина ― То есть вы ощущаете себя хрупким и хотите быть твердым? А.Макаревич ― Я себя не ощущаю хрупким. О.Пашина ― Но, тем не менее, тема интересует. А.Макаревич ― Ну… слушайте, всем мы под Богом ходим. О.Пашина ― Я совершенно точно могу сказать вам, что мы вернемся в эту студию через несколько минут и продолжим. НОВОСТИ О.Пашина ― Продолжаем программу «Особое мнение». Музыкант Андрей Макаревич в нашей студии. И наша слушательница Наталья требует: «Доведите дело до конца: про третью книгу расскажите» А.Макаревич ― Третью книгу я не закончил, я ее начал читать. Это Канович, это «Свечи на ветру». Он замечательный писатель. Он такой… неторопливый. Я читаю медленно. Когда я нахожусь на бегу, в дороги, в суете, мой темп не совпадает с его темпом. А вот, когда некуда торопиться, можно вечерком сесть – вот то нормально. О.Пашина ― А там про что? А.Макаревич ― Это еврейский быт, это такие… О.Пашина ― Зарисовки. А.Макаревич ― Да. Это старая жизнь. О.Пашина ― От книг мы логически переходим в кино, потому что нам тут напоминают, что мы в прошлый раз разговаривали о фильмах. Просят порекомендовать сериалы. А.Макаревич ― Я одним залпом проглотил «Suits» – это замечательный сериал про адвокатов. У нас его — ненавижу эти переводы – перевели как «Форс-мажоры». А 5-й сезон вообще называется «Костюмы в законе». Что-то нас блатной акцент просто тянет. О.Пашина ― Что привлечет определенную часть аудитории, наверное. А.Макаревич ― Но, тем не менее, на качество фильма это не влияет. Это потрясающе здорово сыграно, написано прежде всего, придумано… В одном интерьере снято 5 сезонов удивительным образом. О.Пашина ― И оторваться невозможно. А.Макаревич ― Невозможно. А.Макаревич: Люди не научились себя чувствовать свободными люди. Попробовали чуть-чуть при Горбачеве – и испугались О.Пашина ― «Узнаете ли вы в каком-то фильме наше время?» — спрашивает Андрей. А.Макаревич ― Наверное, если говорить о нашем времени, надо иметь в виду какой-то наш фильм. О.Пашина ― Не знаю, тут не уточняется. Может быть, какие-то ассоциации… А.Макаревич ― Или такое время… планетарное. О.Пашина ― Может быть, про средние века, может быть, про Древний Рим, я не знаю. А.Макаревич ― Нет, у меня не возникает таких ассоциаций. Но я много путешествую, и у меня твердое ощущение, что наше время в нашей стране – это одно время. А, скажем, в Африке это другое время. А в Америке – это третье время. А Европе – четвертое. О.Пашина ― У кого лучше? А.Макаревич ― Везде по-разному. О.Пашина ― А чем же отличается? А.Макаревич ― У нас какая-то туча висит невидимая из какой-то злобы, незнания, неуверенности… Как вот у нас любили в 70-е годы говорить про Америку: безработица, неуверенность в завтрашнем дне… Вот, где есть неуверенность в завтрашнем дне – вот она сегодня здесь. Вот этого всего я не ощущаю, оказавшись в цивилизованной какой-то другой стране. Люди совершенно спокойно заняты своим делом, своими семьями, своей работой, своим отдыхом. Они смеются, у них хорошее настроение. Они не испытывают агрессии по отношению друг к другу. И как-то там оттаиваешь просто на то короткое время, пока там находишься. О.Пашина ― А у нас чем заняты – выживанием? А.Макаревич ― У нас все стали заниматься своими делами, но слава богу их пока столько, что… О.Пашина ― Кстати, про это тоже есть вопрос: «Влияет ли ваша нынешняя позиция – может быть, общественная, может быть, политическая – на концертную деятельность?» Какие, вообще, планы, перспективы? А.Макаревич ― В какой-то степени влияет. У нас будет в Москве концерт, кстати, в центре Москвы 22 сентября в зале Градского «Градский Холл». У него зал небольшой – 600 с чем-то мест. Не знаю, остались ли там билеты. Он будет называться «Концерт для своих». Я думаю, что туда придут те, кто «Машину времени» по-прежнему любит. Мы будем новую пластинку играть, старые песни. Вообще, мы гастролируем, ездим. Несколько дней назад мы были в Дзинтари, в этом замечательном зале. Существуем. Прекрасно, по-моему, функционирует клубик наш джазовый. Там каждый день много народу. Там играют хорошие музыканты. Я туда уже просто как домой иду. И чувствую себя там очень хорошо. Готовлю выставку, заканчивают картинки. Выставка будет в сентябре в »Розе Азора». И совсем в другой технике делаю вещи. Никогда таким не занимался. Если получается – радуюсь, как ребенок. Посмотрим, насколько это оценят те, кто придет посмотреть. О.Пашина ― Дмитрий спрашивает: «Как вам удается сохранять свою репутацию, когда вокруг столько соблазнов?» Для есть вокруг какие-то соблазны? А.Макаревич ― Каких таких соблазнов?! А.Макаревич: Я не специалист в тонкостях УПК, но я знаю, что одна из самых дисциплинированных наций в мире – это японцы О.Пашина ― А вот каких именно соблазнов, он не уточняет. Они есть или у вас такая уже буддистская страница и ничто уже не соблазняет: власть, слава деньги? А.Макаревич ― Я не ангел… Нет, да какая власть?! Я вас умоляю… Власть меня никогда не интересовала. О.Пашина ― Популярность? А.Макаревич ― Популярность я воспринимаю как неизбежное следствие того, что ты что-то сделал хорошо, и отношусь к ней с большой долей юмор. О.Пашина ― К коробке из под обуви с деньгами? А.Макаревич ― Коробки есть. Денег… пока не очень. Но на жизнь мне хватает, понимаете. Я не голодаю и слава Богу. Я, видимо, не страдаю какими-то сверхзапросами. Мне не нужны яхты… На то, чтобы устроить путешествие туда, куда я хочу раз в год, мне денег хватает вполне. А на еду, не бензин, на оплату социальных услуг и на поддержание близких тоже хватает. Ну и ладно… О.Пашина ― Кстати, про путешествия. Вернемся к сегодняшним новостям. Русская версия Google — вчера поменяли в русской версии крымские названия на те, которые приняли украинские власти. Там же декоммунизация: они убирают все советские наименования… Вот около суток продержалось, и сегодня все вернулось обратно. Русский Google вернул советские названия населенным пунктам. А.Макаревич ― Все это смешно, на самом деле… О.Пашина ― Как путешествовать-то теперь? А.Макаревич ― Я по ветру… по компасу… О.Пашина ― А не по карте. А.Макаревич ― Не по карте, нет О.Пашина ― Тем не менее слушатели спрашивают: «Зачем, игнорируя мировой консенсус Google вернул в русскую версию советские названия?» Испугался за свой бизнес в России? А.Макаревич ― Бог его знает. Я, вообще, не очень компьютерный человек. Я не пользуюсь навигатором… На моих глазах происходит, по-моему, ужасная вещь. Водители, севшие за навигатор, уже через месяц Москвы не помнят. Всё, вот выключи навигатор – он не понимает, куда ехать. А я помню таксистов, которые знали каждую подворотню: как проехать тут, как проехать так. И таких водителей все меньше и меньше. Мы отключаем какие-то участки головы, забывая о том, что все эти примочки компьютерные, они не заменят то, что у нас в голове – просто отключат. О.Пашина ― Когда мы включаем телевизор, мы тоже включаем навигатор? А.Макаревич ― Это зависит от того, что там идет. О.Пашина ― Но мы же знаем все, что там идет, так или иначе… А.Макаревич ― Если какая-нибудь агитпрограмма, то… О.Пашина ― А сейчас разве есть другие? А.Макаревич ― Есть, ну, конечно, есть. Есть Animal Planetесть путешествия, можно Познера посмотреть, мне интересно его послушать. О.Пашина ― «Как вы относитесь к коллегам, подписывающим различные петиции, и считаете ли вы это эффективным? – спрашивает Дмитрий. А.Макаревич ― Смотря какие петиции. Я, например, периодически подписываю петиции «Гринписа» и »Авааза», и я вижу, как это работает. И это, действительно, работает. И в нескольких случаях уже были достигнуты серьезные результаты по спасению природы. Это, по-моему, замечательно совершенно. О.Пашина ― А какие-то ближе к нашей жизни петиции – нет? А.Макаревич: Я считаю, что если есть активное меньшинство, то, во всяком случае, будет слышно. Оно получит трибуну А.Макаревич ― Это значительно ближе к нашей жизни, чем многие думают. Это то, чем мы дышим, это то, во что наша планета завтра превратится или не превратится. Или это произойдет через три дня. Вот лучше пусть произойдет через три, чем завтра. О.Пашина ― То есть вас интересуют такие, глобальные проблемы, а не название моста в Санкт-Петербурге в честь Кадырова или уничтожение ливневой канализации в Москве? А.Макаревич ― Нет, есть какие-то вещи, которые, конечно…, вы меня простите, но петиция петиции рознь. Вообще, я не любитель подписывать петиции, но бывают вещи, которые, действительно… справедливый вопль… О.Пашина ― То есть это может чем-то помочь. А.Макаревич ― Ну, конечно, это может помочь. О.Пашина ― Или просто поучаствовать в выборах: пусть нас меньшинство, но мы подписали петицию. А.Макаревич ― Да вот не такое это меньшинство, на самом деле. Ну, какое меньшинство? Бывают петиции, которые подписывает огромное количество людей. Вот сейчас, я не знаю, собирают эти подписи, насчет затопления Москвы? О.Пашина ― Да, насколько мне известно. А.Макаревич ― Я думаю, что там все население центра Москвы подпишется… О.Пашина ― Толку только никакого, потому что наши власти высказались уже о том, что «мы не понимаем, кто подписывает эти петиции, не знаем… какие это непонятные бумажки». А.Макаревич ― Это какой-то отдельный представитель власти высказался. Думаю, что не этот представитель власти отвечает за эти сливы канализации. Вот надо петиции направлять по адресу. Вообще, это юридическая вещь, на самом деле. О.Пашина ― То есть вы верите, что такая общественная активность, она может чем-то помочь. А.Макаревич ― Ну, конечно. А завтра все дома на нас упадут, а мы молчать будем. О.Пашина ― У нас не так много времени остается до конца эфира, но есть такой вопрос… Только не отвечайте «не знаю». Андрей спрашивает: «Есть у вас что-то такое, что бы вы хотели сейчас сказать, и о чем никогда не говорили раньше?» А.Макаревич ― Нет, пожалуй. Пожалуй, нет. Мне, в общем-то, рот никто не затыкает. У меня есть масса возможностей высказаться — если я испытываю такую непреодолимую тягу – начиная с Фейсбука и заканчивая «Эхом Москвы». А еще есть песни, а еще есть картинки. Лучше в картинке высказываться, потому что она очень точно передает твое состояние на данный момент. О.Пашина ― Какой период вашей жизни вы бы поставили на стоп-кадр, если представить, что жизнь – это фильм? А.Макаревич ― Никакой! Потому что жизнь хороша тем, что она все время меняется. Можно же с ума сойти, если все застынет. О.Пашина ― То есть ностальгии по какому-то определенному периоду нет? А.Макаревич ― Нет. О.Пашина ― И вернуть ничего не хотелось бы? А.Макаревич ― Ни в коем случае. О.Пашина ― А приятно вспомнить? А.Макаревич ― Это непродуктивно, совершенно. Это все якоря. Это туда, где уже ничего не изменишь, и все равно ты туда не вернешься. Ты другой, воздух другой, люди вокруг другие. О.Пашина ― Пишут уже к нашему сегодняшнему разговору. Вы говорили про друга, который глотнул свободы, тут же ей захлебнулся и пожалел о временах сытой несвободы. Вам не кажется, что когда все это с треском рухнет, уйдет в небытие – я имею в виду, сегодняшнюю ситуацию – многие сегодняшние свободолюбцы с ностальгией и любовью опять вернуться… А.Макаревич ― Кто-то вернется, а кто-то нет. Я вижу большое количество молодых людей, которые не хотят несвободы. Вот никуда они не вернутся. Многие из них, к сожалению, уезжают сейчас работать в другие страны. И свой талант, свои знания, свои умения они продают там. Не потому, что они не любят Россию, а потому что они не видят себе применения просто в той обстановке, в которой мы сегодня находимся. Я очень надеюсь, что она скоро изменится и тогда многие вернутся, конечно. О.Пашина ― Это была программа «Особое мнение». В нашей студии был музыкант Андрей Макаревич. Мы прощаемся с вами, всего вам доброго, до свидания!

Ссылка на источник