О. Бычкова ― Добрый вечер. Добрый день. Это программа «Особое мнение». С особым мнением редактор отдела политики «Новой газеты» Кирилл Мартынов. Добрый вечер. К. Мартынов ― Здравствуйте. О. Бычкова ― И мы сегодня будем следить за тем, что происходит в Москве около Гоголь-центра. Буквально сейчас там должны начать собираться люди, которых просто позвал Гоголь-центр в поддержку, получается. Что там будет происходить, мы совершенно не знаем. Надеемся, в общем, на все хорошее. Но если что-то будет, какие-то новости, то мы, конечно, будем немедленно нашим слушателям и зрителям сообщать. Это какая-то история вообще непонятная и дикая. Она не вчера началась это ясно, но тем не менее. К. Мартынов ― Мне кажется, в каком-то смысле слова все шло к тому, чтобы такие истории появлялись с какой-то регулярностью и конечно конкретный предмет атаки, жертву угадать довольно трудно. Никто не мог сказать, что вдруг у Следственного комитета к Серебренникову появятся какие-то претензии. Но в целом вся атмосфера, конечно, предполагает, что такие вещи вполне себе случаются в нашей стране. О. Бычкова ― А что такого собственно в атмосфере? К. Мартынов ― Ну как. В атмосфере то, что понятно, что в России есть некая серия таких политических или околополитических уголовных процессов. Что уголовные процессы используются для того, чтобы сводить счеты, делать бизнес, отчитываться перед кем-то еще. Прикрывать других людей. О. Бычкова ― Решать вопросы. К. Мартынов ― Да, решать вопросы. Совершенно верно. И здесь что называется, кого согласуют, на кого наедут, и кто вообще плохо стоял, это довольно повседневная история. То есть к кому придут с обыском это по-прежнему никакие не массовые не репрессии и не 37-й год, конечно, но это вполне себе повседневная московская жизнь, где к кому-то из публичных людей регулярно приходят с обысками. Что здесь важно в случае с Серебренниковым и Гоголь-центром, это то, что театр немедленно отреагировал на эти тревожные события. Предложив некий политический ответ. Потому что театр призвал людей, зрителей придти к театру, поддержать его, показать кому-то, кому нужно показать в данном случае, что у театра есть поддержка. Что московская интеллигенция и тоже не самые последние люди может быть в стране готовы выйти на поддержку этого художественного проекта. И, в общем, буквально заняться такой уличной политикой. Мне кажется это довольно необычно. О. Бычкова ― Это необычно, да? К. Мартынов ― Я не вспомню ситуации, чтобы прямо… О. Бычкова ― То есть были случаи, когда приходили с обыском, следователи забирали. И какое-то количество сторонников стояло под окнами. К. Мартынов ― Мы вспоминали Зою Светову, действительно это был обыск в квартире у правозащитницы, к которой пришли поддержать ее друзья, ее знакомые и журналисты. Здесь ситуация другая. Здесь перед нами, во-первых, организация, во-вторых, это все проходит не под окнами жилого дома. А в неком публичном месте напротив театра. И, во-вторых, здесь театр сам просит его поддержать. И более того, все это происходит очень быстро, то есть это решение принято экстренно. Это не через день, не через неделю. Не в ситуации, когда мы должны показать, что мы хотим, чтобы театр продолжал работать. Чтобы у него по-прежнему было финансирование и так далее. Это происходит фактически час в час с этими событиями. Вот Серебренников отправляется в Следственный комитет и параллельно театр делает заявление с просьбой зрителей придти к театру и режиссер… О. Бычкова ― То есть режим реального времени. К. Мартынов ― В режиме реального времени, совершенно верно. Это означает, я вижу в этом некоторую критическую безнадежность что ли. Потому что понятно, что никто слишком уж сильно не верит в  то, что Следственный комитет, условно говоря, работает честно, у него открыты карты. Что российские суды будут в чем-то разбираться и так далее. Вот люди пытаются ну хоть за какую-то соломинку общественного мнения, общественной поддержки хвататься, когда никаких других соломинок нет. О. Бычкова ― Это поразительно тоже. Что уже действия правоохранительных органов настолько девальвировались, что мы даже уже не хотим даже знать, где правда, где неправда. К. Мартынов ― Совершенно верно. О. Бычкова ― Что справедливо, что несправедливо. Может быть гипотетически, ничего не хочу сказать против Кирилла Серебренникова, допустим, абсолютно теоретически, может быть, действительно кто-то что-то сделал. В этом случае или другом. К. Мартынов ― Я… О. Бычкова ― Но уже мы настолько не верим этим следователям и прокурорам, что уже абсолютно все равно, какие там есть аргументы. К. Мартынов ― Я пока ехал сюда, я думал ровно об этом. Во-первых, мы все прекрасно понимаем, что из себя представляет Следственный комитет. Он, конечно, особенно славился, когда звезда Владимира Маркина горела, но с уходом Маркина по большому счету ничего не изменилось. Следственный комитет — это та самая организация, которая утверждала, что украинский штурмовик сбивал малайзийский Боинг и у них есть свидетель. И потом они его допрашивали, рассылали пресс-релизы и так далее. И это же была крупная осознанная ставка. А потом они даже не извинились. А может они даже дело не прекратили, может они расследуют эту ситуацию до сих пор. Хотя понятно, что ничего у них в принципе по этому поводу не было. Вторая проблема заключается в том, что, во-первых, ничего почти в России сейчас нельзя сделать без государственного участия. То есть всем, так или иначе, приходится иметь какие-то контракты, всем, кто хочет что-то делать, всем приходится иметь какие-то в том числе и денежные отношения с государством. Потому что понятно, что частного бизнеса просто уровень государственного присутствия в экономике достигает 70%, и понятно, что любые культурные и социальные проекты, даже если они делаются на частные деньги, делаются с согласия государства. О. Бычкова ― То есть некуда деться. К. Мартынов ― Да. Понятно в каком-то смысле, тут такая простите немножко вульгарная фраза, что там все мы Кириллы Серебренниковы. В том смысле, что все мы в какой-то степени связаны с российским государством. Просто потому что российское государство уже больше 10 лет активно зачищает все то, что движется без его участия. И хочет, чтобы все работали для него, на него и так далее. А дальше если мы посмотрим на то, как российские законы и российские практики, связанные с финансированием государственных проектов устроены, то в принципе понятно, что там, если вы хотите что-то делать, то в принципе вы очень близко подбираетесь. Вы находитесь в такой серой зоне, как правило, когда вы очень близко подходите к тому, чтобы что-то неправильно оформить. Что-то нарушить. Неправильно отчетность по гранту сформулировать. О. Бычкова ― А потом государство всегда предъявляет такое количество требований. К.Мартынов: Получается, что импортные мощи более чудотворные, чем отечественные, которые давно лежат К. Мартынов ― Совершенно верно. О. Бычкова ― Невероятное совершенно. Сто миллионов бумаг и чего угодно. К. Мартынов ― Схема такая. Сначала всех заставили работать с государством. Больше не с кем. Потом предъявили такие требования к этой работе, что не нарушать их более-менее нельзя. А дальше мы можем поштучно выдергивать какую-то структуру или какого-то человека, и именно ему предъявлять претензии. А естественно на такие же нарушения в других случаях внимания не обращать. Но вот это не совсем точная аналогия. Но у нас есть другой режиссер, к которому как бы много претензий со стороны условной православной общественности предъявлялось в последнее время. Это Алексей Учитель. Но ситуация довольно сложная. Потому что было расследование Анастасия Кириленко, которая рассказывала о финансировании «Матильды». О. Бычкова ― Тоже такое довольно сероватенькое, мягко говоря. К. Мартынов ― Очень сероватенькая история. Но Учитель проскользнул, к нему претензий нет. О. Бычкова ― Мы смотрим одним глазом в сообщения и следим, действительно с беспокойством за тем, что происходит в Москве около Гоголь-центра. А Кирилла Серебренникова увезли на допрос, и там что будет с ним дальше… К. Мартынов ― Его пригласили пока. О. Бычкова ― Но сообщают, что взяли, увезли. К. Мартынов ― Его не задерживали. Он сказал, что он сам вышел, сел в машину это как бы было приглашение, по крайней мере, формально. О. Бычкова ― Такое предложение, от которого было, видимо, трудно отказаться. К. Мартынов ― Но он, конечно, произносит те слова, которые как классика, когда какого-то человека, совершенно далекого от всех правоохранительных судебных историй, когда его вдруг начинают брать под руки, он начинает говорить «это какая-то ошибка, я не понимаю, что происходит, я в шоке, но я съезжу»… О. Бычкова ― Ну а почему он должен понимать, что происходит. Его дело ставить спектакли. К. Мартынов ― Я согласен. К.Мартынов: Мы находимся внутри этого безобразия, мы постепенно начинаем терять это различие О. Бычкова ― Заниматься искусством, театром. К. Мартынов ― Каждый раз, когда это случается, реакция у людей очень похожая. По поводу искусства важный момент мне кажется. У нас есть люди, которые сознательно сделали ставку на то, что они готовы как бы бороться за какие-то свои политические амбиции и права. Жить в России, возвращаться сюда. Я про Навального, в частности, говорю. Понятно, что когда Навального в очередной раз задерживают и предъявляют к нему претензии, это у него уже как образ жизни идет. А здесь речь идет про человека как бы близкого какой-то культурной части жителей крупных городов, понятно, о чем думает, о чем фильмы снимает, понятно, какой от этой истории идет душок. Вовне. О. Бычкова ― Навальный при всем сочувствии к Навальному и конечно, очень плохо, что сделали с этим глазом, но он выбрал себе эту работу и этот образ жизни. К. Мартынов ― Я понимаю… О. Бычкова ― Серебренников выбрал себе что-то другое. К. Мартынов ― Я ровно это и имел в виду. Просто пытался длинно сформулировать. Я хочу к выводу какому придти. Что в какой ситуации мы в итоге. Нам объясняют, что вообще искусством, театрами и снимать какое-то кино такое полунезависимое как Серебренников делал, от государства, вообще здесь не надо. Вот у нас… О. Бычкова ― Не выпендривайся. К. Мартынов ― Да, у нас в общем, если вы хотите заниматься, например, искусством, найдите себе какую-нибудь другую страну. В России этого не надо. В России как-то и так все прекрасно. «28 панфиловцев» сняли и слава богу. И вот этот пояс еще, в смысле не пояс Богородицы, а ребро святителя Николая. То есть это опять история о том, что в России должно остаться после того, как мы всех таких коррупционеров и растратчиков привлечем… О. Бычкова ― Таких как Серебренников. К. Мартынов ― В кавычках конечно. О. Бычкова ― Именно таких. Не каких-то других например. К. Мартынов ― Помните, это же такие создаются как бы пространства свободомыслия разные. В этом смысле Гоголь-центр был похож на Сколково. О. Бычкова ― Конечно. К. Мартынов ― Примерно в ту же эпоху в современном виде был создан. Примерно такие же какие-то нездоровые вольнодумские идеи обсуждались. И вот потом раз — и в Сколково несколько лет назад пришли с обыском. И тоже, в общем, всем иностранным инвесторам стало понятно, что если вы хотите заниматься какими-то инновациями, то лучше подобрать себе какую-то другую страну. Потому что трудно заниматься, делать вид, что у вас Кремниевая долина в Подмосковье, когда в любой момент к вам приходит следователь. И все у вас опечатывает. Вот теперь это тоже та же история повторяется и про искусство. И очень интересно, я поэтому как раз Навального вспомнил. Очень интересно подумать о том, а что должно остаться в России, когда все эти зловредные элементы будут окончательно выдавлены, зачищены. Закрыты. О. Бычкова ― Заткнуты. К. Мартынов ― Просто список социальных групп, которые останутся в России после того, как мы, когда Следственный комитет завершит свою работу. О. Бычкова ― А как вам идея насчет тоже прореживания и зачистки Валентины Матвиенко установить законодательный запрет на участие несовершеннолетних в протестах. Особенно несанкционированных протестов. И очень плохо, что это делается через Интернет, родители, школа, педагоги, родительские комитеты, органы власти должны думать над тем, как этого не допустить, — сказала Матвиенко газете «Известия». К. Мартынов ― Да, кажется можно даже связать с нашей предыдущей темой. То есть вот мы все зачистили, закатали всех в асфальт, политических партий нет, медиа нет, ничего нет. И есть какие-то 17-летние или 19-летние люди, на самом деле мне кажется, между ними большой разницы нет, совершеннолетний ты или нет. С точки зрения закона, а так какая-то общая социальная группа. Им еще особенно нечего терять и они просто с гигантским как мне представляется, недоумением смотрят на то, что в стране происходит. То есть 21 век, а у нас тут блогера Соколовского за отрицание божественной природы Иисуса к условному сроку приговаривают. И много к чему можно вопросы задавать. И к школьному образованию. И вот они в некотором недоумении, например, выезжают на велосипеде, как мальчик 26 марта на велосипеде выехал с плакатиком о том, что где твоя уточка, Дмитрий Анатольевич. Ну конечно, это чудовищное преступление против государственности. То есть это тоже надо каким-то образом зачистить. К.Мартынов: Государство уже больше 10 лет активно зачищает все, что движется без его участия И очень показательна риторика Матвиенко, я сейчас перед эфиром посмотрел, как она конкретно это формулировала. Она сказала, что вообще конечно, молодые люди, у них есть всякие вредные мыслишки, но они, во-первых, многого не понимают, а во-вторых, митинги несанкционированные. То есть что это получается — получается 17-летний молодой человек может взять и несанкционированно выйти с плакатиком на улицу. Конечно, нужно это законодательно запретить. Понимаете. То есть сначала с одной стороны, чем занимается государство: с одной стороны оно выдумало себе это совершенно неконституционное понятие несанкционированного митинга. Когда просто людям по каким-то причинам могут запретить выходить на улицу. И потребовать от них какую-то чудовищную процедуру согласования. И еще отказать в этом. А с другой стороны они себе выдумали вот эту фигуру инфанта. Как раз такое существо, которое еще не работает в Следственном комитете, его еще не выгнали из страны, его еще не посадили. Это несовершеннолетний такой. Это одна из тех групп, которые остаются по-прежнему, пока Следственный комитет завершает свою работу. И дальше нам лет 10, наверное, рассказывают, что нужно бросить все и заниматься благополучием вот этого инфанта ребенка. И вот теперь мы понимаем в принципе, зачем нужно было заботиться о детях. Для того чтобы у детей не было вредных мыслей. Чтобы у детей были только правильные мысли, государственные. Иными словами сама фигура ребенка, которого мы должны защитить, она сама по себе используется исключительно в цензурных целях. А цензурные цели нам нужны для того, чтобы никогда не уходить из власти, никогда не менялся статус-кво, никакой демократической процедуры смены власти не оставалось. То есть в принципе в итоге речь идет о том, чтобы просто замазать все какие-то еще вентиляционные отверстия в обществе, чтобы все внутри задохнулись. Начальство сидело и наблюдало за тем, как это замечательно происходит. О. Бычкова ― Ну да, и вновь прибывшим поколениям им нужно тоже ставить какую-то прививку… К. Мартынов ― Совершенно верно. О. Бычкова ― Чтобы они не удивлялись ничему. К. Мартынов ― Вообще мне кажется, что и заявление Матвиенко и что было перед этим, выступление видеоблогера Саши Спилберг перед депутатами ГД, я видел часть трансляции. Депутаты страшно оживились. Мне кажется, возможно впервые за последнее время было интересно в думе, они снимали ее на видео. Может быть детям показывать. О. Бычкова ― Делали селфи. К. Мартынов ― А перед этим были замечательные видеоклипы по поводу молодежи. От Алисы Вокс. Мне кажется, что вообще идея о том, что кто-то стареет, а кто-то рождается какие-то люди, они тоже становятся сознательными, взрослеют и становятся совершеннолетними. О. Бычкова ― Это так обидно. К. Мартынов ― Это очень обидно и это пугает, конечно. С точки зрения мне кажется развитого авторитаризма, в котором мы находимся, ничего подобного происходить не должно. То есть в принципе это отчасти история – верни мне мой 2007. О. Бычкова ― Верни мне мой 1975, я боюсь. Это история не просто развитого авторитаризма, это история развитого геронтологического авторитаризма. К. Мартынов ― А мы к этой черте сейчас подходим. Когда у вас средний возраст во власти 65-плюс начинается, то конечно вы в геронтократию въезжаете на белом коне. О. Бычкова ― Мы сейчас сделаем перерыв на несколько минут. Потом продолжим. НОВОСТИ О. Бычкова ― И мы продолжаем программу «Особое мнение». Замечательная история, замечательная новость из Челябинска. Местная епархия РПЦ просит правоохранительные органы проверить организаторов всероссийского фестиваля красок. Когда наши люди переняли замечательную индусскую развлекалово, когда люди кидают друг в друга красками. Все вымазываются с ног до головы. Все такое красиво. Красное, желтое. Все очень рады. И всем очень смешно. Такой пейнтбол только этнографический. Но местные священники челябинские считают, что это сатанинский и оккультный праздник и призывают молодежь, опять-таки  молодежь неразумную, ничего не понимающую молодежь не участвовать в этом мероприятии. Это опасно как вы думаете? Они могут добиться чего-то серьезного. К. Мартынов ― Если бы у нас действительно был бы такой конституционный порядок, то священник, который заявил бы, что ему этот ритуал, праздник, обычай не нравится… О. Бычкова ― Это не ритуал. Какой ритуал. Это прикол. Ритуал это у индусов. А у нас это развлечение. К. Мартынов ― Неважно в данном случае. Когда человек высказывается как частное лицо или даже как представитель религиозной организации с некоторым мнением, это ради бога. Они могут действительно призывать. Я думаю, что они даже могут с плакатами на улицу выйти: нет индусским краскам в российских городах в Челябинске. Это все ради бога. Здесь мы должны, если другого контекста нет, сказать, ну что, это их мнение, они такие же граждане. И имеют право его высказывать. Другое дело, когда сюда подключаются какие-то правоохранительные органы. Запрет на прозелитизм по пакету Яровой и вообще возникает ощущение, что мы от обмена мнениями о том, чем хорошо заниматься гражданам России и в частности молодежи, мы переходим к каким-то силовым полицейским действиям по зачистке неугодных кому-то. Что совершенно нет у этих людей таких прав этого требовать, конечно. И кому-то неугодных каких-то публичных событий. То есть это на самом деле уже история про то, что кто-то написал донос с полгода назад на учителя йоги. Это история о том, что да, наверное, в принципе все занятия по йоге в стране более-менее тоже надо запретить как сатанинские. Это очень вообще длинный список вот таких вещей, которые берутся действительно из какой-то этнографической или такой этнорелигиозной традиции. Переносится в Россию, потому что там интересно или кто-то считает, что это улучшает их здоровье как в случае с йогой. А потом приходят какие-то бородатые люди в рясах, и требуют, в общем, изгнать так цинично говоря конкурентов. И когда они с собой приводят еще полицейского с дубинкой и начинаются какие-то доследственные проверки, уголовные дела, то тогда конечно это такое, в общем, довольно жесткое безобразие. Мне кажется, что у нас люди постепенно, поскольку мы находимся внутри этого безобразия, мы постепенно начинаем терять это различие. Между высказыванием мнений и привлечением в защиту своего мнения какого-то человека с дубинкой. О. Бычкова ― Вот человека с дубинкой привлекают в таком случае, в данном случае представители челябинской епархии допустим. Или какой-нибудь другой. Потому что чувствуют недостаток аргументов или потому что просто рефлекс такой. Вызвать милиционера или написать донос. К. Мартынов ― Сейчас вообще, это как мне кажется, российское общество разделяет установку, что если мне кто-то или что-то не нравится, то это что-то нужно запретить, а этого кого-то желательно посадить. Этот аргумент: мне не нравится «Pussy Riot», следовательно, они должны сидеть в тюрьме, он во время процесса был отлит в граните. Как Дмитрий Анатольевич… О. Бычкова ― А геи должны сидеть в зиндане. К. Мартынов ― Да. Совершенно верно. Отсюда прямой переход к событиям в Чечне. Где у нас как в России принято говорить: я конечно не гомофоб, но… И дальше начинается. Все-таки какое-то такое «но». А не расист, но… К.Мартынов: 21 век, а у нас блогера за отрицание божественной природы Иисуса к условному сроку приговаривают О. Бычкова ― Ты не антисемит. К. Мартынов ― Мне кажется, мы должны когда мы эти темы обсуждаем очень четко это различать. Вы можете говорить все что угодно, как мне представляется. Я бы даже эти антиэкстремистские ограничения российские смягчил бы. Насчет свободы высказываний. Но ваше мнение совершенно не должно ограничивать других граждан в конституционных правах. Вы можете кого-то пикетировать, вас тоже могут пикетировать. Люди, раскрашенные краской, могут говорить, что им не нравятся священники и это называется общественный диалог. Он может какие-то вульгарные формы подчас принимать, но когда главным инструментом ведения общественного диалога становится полицейщина, тогда уже никакого диалога после этого невозможно, потому что просто полиция кого-то привлекает, а на другие нарушения или другую сторону наоборот поддерживает. Это не диалог тогда, это путь к какому-то другому обществу. О. Бычкова ― Но это как эти люди, которые стоят на Пречистенской набережной в очереди к мощам святого Николая. И тоже там кто-то недоволен, что перекрыли движение, не проехать. Хотя надо пускай стоят, безусловно. Они имеют право перекрывать движение собой ровно как любые другие граждане, которые идут например, на митинг или демонстрацию. Или еще что-нибудь такое делают. Или просто развлекаются и какой-то праздник. Я сегодня была, знаете, я сегодня шла по Пречистенке, как раз у Парка культуры до метро, и я видела там очень много этих людей, стоят полицейские, волонтеры. Православные. И идет прямо такой поток, целая тропа по Пречистенке от метро до ХХС, где происходит это поклонение. И очень характерно выглядят все эти люди. Идешь и сразу понятно, что они идут туда. Или оттуда наоборот. То есть такие бедно одетые женщины в платочках. Ясно, что они приехали из какой-то российской глубинки, из какого-то бедного маленького несчастного дотационного городка. Такие же мужчины с ними, священники очень как-то так не выглядящие с богатыми часами и в золотых облачениях. Мягко говоря. Просто безумно, бесконечно жалко этих людей. Я пока прошла несколько кварталов, несколько людей спросили, я показывала дорогу, как пройти к метро. Как дойти до Крымского моста. Чего-то еще. Просто в буквальном смысле до слез жалко этих людей, у которых действительно, судя по всему, просто нет никакой другой надежды, кроме того, как придти и поклониться непонятно чему. К. Мартынов ― Мне кажется, этот момент очень важный и постоянно упускается в той общественной дискуссии, которую мы вокруг феномена массового поклонения православным святыням ведем. Потому что мы говорим про перекрытие улиц, это многих волнует. Кто на машинах ездит по центру. То есть в дополнение еще к разрытому Садовому кольцу в контексте очередного этапа благоустройства добавляются еще внезапно православные паломники. А с другой стороны мы много иронизируем и говорим, известная история о том, что, оказывается этих мощей святого Николая в Москве очень много и можно им поклониться без очереди. Но здесь какие-то особые мощи. Привезенные. И я вот тоже недавно иронизировал… О. Бычкова ― Там один конец, кусок ребра, тут другой кусок ребра. К. Мартынов ― Я думаю, что здесь можно, ирония здесь какая-то допустима. Потому что действительно получается, что как бы импортные мощи более чудотворные, чем отечественные, которые давно здесь лежат. Отечественному производителю мы не доверяем. Это как бы РПЦ открыл такой магазин «Березка», который торгует особо сильной духовностью. О. Бычкова ― Заграничным товаром. К. Мартынов ― Но ирония иронией, пробки пробками, это все понятно, но то, о чем вы сказали, мне кажется гораздо более важным. О. Бычкова ― Я прошу прощения, вот сейчас Интерфакс сообщил только что, что обыски в Гоголь-центре завершились. Сотрудники и артисты получили возможность попасть внутрь. Правоохранительные органы покинули на тонированных автомобилях территорию театра, уехали в направлении Садового кольца. К. Мартынов ― Вроде бы все пока по плану идет. О. Бычкова ― Вроде бы да, двери открылись, пиар-директор Гоголь-центра заявила, что запланированный на вторник спектакль будет показан на сценах театра и все ждут, когда откроют двери, чтобы начать подготовку к спектаклям на большой и малой сцене. В общем, спектакли будут продолжаться и официальных комментариев театра не будет. К. Мартынов ― Это очень хорошо, что они сегодня проведут спектакль. Это будет означать, что они просьбу о поддержке подкрепляют тем, что они готовы в не очень благополучных условиях в штатном режиме пытаться работать. Это здорово, то есть это значит, что сейчас туда приедут люди, сейчас приезжают, видимо, и кто-то из этих людей в семь часов просто пойдет на спектакль. Это отлично. О. Бычкова ― Да, и, слава богу. Возвращаемся к очереди. К. Мартынов ― Я уже дважды сказал, что важную вещь вы затронули. Действительно история про очередь к этим мощам Николая и вообще все массовые РПЦшные мероприятия, которые уже несколько лет всех то ли раздражают, то ли удивляют. Это, конечно, история про глубокое социальное расслоение, это история про бедность, конечно следствие бедности низкий уровень образования, низкий уровень критического мышления. Это вообще история про такую несчастную жизнь и на самом деле стандартная фраза из раннего Маркса про опиум народа. У нас обычно считают, что это был опиум для народа, на самом деле в тексте у Маркса иначе. Это тот обезболивающий, тот наркотик, который людям нужен в той ситуации, когда у них нет ничего больше. И действительно эта встреча на Пречистенке с бедными несчастными людьми, погруженными в глубокое отчаяние от всего того, что происходит в их жизни и которые вырываются к этим мощам как к единственной своей надежде. Это та российская русская трагедия, внутри которой мы сейчас живем. И возможно этот феномен этой бедности, этого отчаяния, которое так через край к нам выплескивается, когда РПЦ нам, людям предлагает поклониться этим мощам, до нас доходит в таком вульгарном виде по сути, это гораздо более важная проблема, чем все те проблемы, которые мы обычно обсуждаем. Из нее из этой бедности и социального расслоения проистекает и российский специфический патернализм и надежда на государство бесконечная. И ничем не сдерживаемое государственное насилие и присутствие государства в нашей жизни. О. Бычкова ― Спасибо большое. Это Кирилл Мартынов, редактор отдела политики «Новой газеты» в программе «Особое мнение». Спасибо вам, счастливо. До свидания.

Ссылка на источник