С.Бунтман ― Добрый день всем! Сегодня я буду персонально ваш, потому что в Алексея Венедиктова совершенно другой часовой пояс. Если он еще не улетел из Владивостока, тогда я совсем теряюсь… у него сколько там?.. Почти что ночь. Он впереди нас идет на несколько часовых поясов. Но шутки в сторону. И сегодня я постараюсь ответить на ваши вопросы. Это самое главное. Потому что общее ощущение от того, что что происходит, у меня с определенное. Я о нем скажу после того, как сделаю одно объявление. В этом сезоне в Москве последний будет выпуск «Дилетантских чтений» 22 июня. Дата очень символичная, как вы понимаете. Поэтому мы будем говорить о 22 июня 41-го год, о том, как это и что, собственно, произошло, и как это все готовилось, насколько это было неожиданно, и реакция советского руководства, как ее можно объяснить – такую вот несколько странную и очень замедленную. Обо всем этом Леонид Млечин будет… Я уверен, что чтения станут интересными для вас. Так что обзаводитесь билетами. Они должны быть на сайте музея уже. 22 июня в 7 часов вечера. Пожалуйста. Так что давайте, друзья мои… Я думаю, то сезон «Дилетантских чтений» мы завершим на высокой ноте. Задавайте вопросы. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45. Что я вам могу сказать. Ощущение и оно крепнет и от этого становится тревожно, что давно уже понятно, что российская власть готовит революцию. Готовит революцию не саму, но все готовит условия, чтобы ни какой-то переход власти в рамках конституции совершался, ни честные выборы на всех уровнях, ни работа судов, работа СМИ, и все что что составляет костяк демократического общества, будет видоизменяться хотя бы медленно, эволюционно – но готовит базу для революции. И последние запреты как по формальностям говорят в пользу того, что российская власть сейчас рассыпает искры просто. Если из них не разгорается пламя до сих пор, то это не заслуга российской власти, а это просто непопадание в самую пожароопасную точку. Какая это самая пожароопасная точка, об этом никто ничего не знает. И мы не можем сказать, что станет наверняка рычагом революции. Уж точно не иностранные деньги. А кивок на иностранные деньги – это такая характерная для всяком замшелой предреволюционной ситуации отговорка. И, мне кажется, что сейчас страстно, с большим воодушевлением власть повторяет абсолютно все те ошибки, которые на протяжении нескольких десятилетий делала власть Российской империи. И из событий последнего времени, последней недели просто с абсолютным восторгом воспринял предложение ЛДПР и Жириновского о том, что нужно вернуть «Боже, Царя храни!», и чтобы пели и чтобы колокола били «бам-бам!» и люди радовались, радовались…, как говорилось в одном известном советском фильме. Это великолепный троллинг совершенно. Надо как-то решиться. Потому что анализировать революцию никто не хочет. Вспоминать в год 100-летия революции о том, что это было на самом деле, абсолютно власти не хотят. Это делают сообщества – это делают и научные сообщества, это делают и те, кто стремятся к просвещению, это и интернет-ресурсы, которые серьезно подходят к тому, чтобы мы знали. И то, что сейчас абсолютно нет никакой реакции на столетие революции, это говорит о том, что к истории есть абсолютно равнодушное отношение. При всей проповеди о скрепах, о традиции, об уважении, о гордости истории есть абсолютно наплевательское отношение к истории как к науке, к истории как к таковой. И вся ситуация с диссертацией Мединского, при том, то я слежу за ней как фанат на трибуне «В» или на петербуржском «вираже» на стадионе «Петровский, — я с лежу за этим с нескрываемым удовольствием, потому что мне хочется, чтобы эта охота совершилась все-таки в пользу охотников, потому что есть за чем охотиться. А она свидетельствует о том, что это неуважение к истории как к науке проявляется во всем вплоть до такого: чиновника надо освободить от ответственности за лженаучную диссертацию. Даже просто не лженаучную, а не имеющую к науке никакого отношения. Короче говоря, Россия движется к революции. Когда она к ней придет, не знаю. Но если будет продолжаться стремление в этом направлении, это разбрасывание искр в разные стороны, то революция будет неизбежной. И только невероятное чудо, невероятный поворот истории может спасти Россию от революции. Почему я не хочу революции? А я ее не хочу всей душой, всем разумом и всем телом. Не хочу, потому что революция – это еще более страшное, может быть, чем война упрощение всего на свете. Сейчас происходит такой парадокс, что власть живет в таком упрощенном мире. Ей кажется, что все и так хорошо, мы все прекрасно понимаем, — «мы» — это власть, — мы прекрасно понимаем, мы знаем, как управлять этой гигантской страной; мы знаем, как мы сшиваем на живую нитку всю Федерацию как мы предоставляем привилегии тем, кого мы опасаемся и кто может взорвать ситуацию в любой момент, как та же самая Чеченская республики, ее руководство я имею в виду; сшиваем социальные программы тоже на живую, на белую нитку; страшно боимся нового. И даже этот финансово-социальный проект как реновация Москвы, он сейчас происходит в обстановке невероятной паники совершенно, потому что сделали слишком широкий шаг и, судя по всему, штаны если не рвутся, то надрываются у власти. Хорошо, но мы все равно знаем, как управлять, мы знаем, как вести внешнюю политику. Мы сделали три года назад роковой стратегический шаг, отобрав у суверенной Украины часть суверенной территории под предлогом, что это исторически, духовно и тому подобное часть России. Мы затеяли война на востоке Украины. Мы набедокурили очень сильно на Ближнем Востоке. И власть считает, что все так и надо, что все должны каким-то образом реагировать, вспоминая при этом хрестоматийно анекдотическое высказывание Александра III о том, что могут подождать Франция и Англия пока русский царь удит рыбу. Точно так же, как и мем с »единственными союзниками – Армией и Флотом». Это все мемы. И этими мемами живет власть в достаточно простых условиях. Их не интересует усложнившийся мир, и они его стараются упростить, что этими пресловутыми какими-то фантастическими камерами с определением личности, которые завтра обещают выставить на всей протяженности проспекта Сахарова… Где же они были эти камеры, когда убивали Немцова под носом просто у Кремля? Где они были, когда происходили теракты? Где, вообще, эти пресловутые камеры? Это так… взять на фу-фу тех, кто собирается… Тем более, там будут дети, как считают… Детьми надо заниматься. Безграмотные служители, скажем так, господина Хурцилавы, который ректор одного из вузов Санкт-Петербурга, не знают, где поставить запятую, а где «Вы» написать с большой буквы, обращаются к студентам якобы на понятном им языке, чтобы они ходили исключительно на разрешенные мероприятия. И такая ситуация происходит. Вот, что можно на это ответить. Теперь я буду на ваши вопросы отвечать конкретно. И во второй половине часа я включу телефон, и вы сможете задавать вопросы. Только хотел не в форме диссертации вопросы, даже научные в отличие от диссертации господина Мединского, доктора Мединского, все равно по форме диссертации не надо. Лучше вопросы покороче, зато ответ может быть столь же лаконичным. «Пожалуйста, о Поклонской. Возможно ли отрешить ее от депутатства?» Ирина, а зачем? Вот скажите, зачем отрешать от депутатства? От чего отрешать сейчас? Да, можно это затеять. По каким причинам? Ее будут все защищать. Она будет на нас говорить, понравившемся выражением «Тьфу!» Она будет защищать сомнительную квартиру в Донецке, которая то ли есть, то ли нет. То ли она, то ли не она, то ли 80-го, то ли 75-го года рождения дама, чья фамилия то ли совпадает, то ли не совпадает с девичьей фамилией прокурора Поклонской, ныне депутата. Зачем? Поклонская – это такой показатель сумасшествия. Понятно, что это истероидная натура, которая своими истероидными штучками очень вредными… И мы за ее влюбленностью в Николая II, за охранительностью, которая здесь тоже очень характерна — память Николая II должна охраняться как раз в год осознания революции, сто лет спустя, – за этим мы забываем, кто она и что она, и ее предложение, и Поклонская как крымский прокурор – мы об этом забываем. Вот она тут, конечно, у нас куролесит очень серьезно. И та угрюмая понимающая охранительная мина, с которой ее защищают, она тоже очень характерна. Выборов честных в думу не было. Поэтому очень странно относиться к этой думе, как… Вот вам, пожалуйста, еще фактор революции: абсолютное презрение даже тех, кто поддерживает власть и поддерживает президента страны, — абсолютное презрение к высшему законодательному органу, Федеральному собранию и к иногда проявляющемуся Совету Федерации и к постоянно всплывающей пузырями думе. Павел: «Власть ведет себя как безумный парикмахер, размахивающий направо и налево бритвой». Ну да, если бы он размахивал, он бы множил сущности какие-то. А здесь все пытаются свести к одной очень простой ситуации. Вот если дети принимают участие в социальном движении, — а дети очень интересные сейчас растут, они гораздо умнее, чем о них думают, — то к ним, к современным детям, к современным подросткам, к современным молодым людям и девушкам применяют методику советского времени. Они вдруг узнают про советское время, узнают, про неприятности – кто-то из них откажется, но здесь начнут кристаллизоваться настоящие бойцы и люди, которые не могут поступиться ни своим разумом, ни своей частью. Они задаются вопросами. Дети спрашивают, прав ли Навальный? Дети, которые никогда не занимались политикой, которые никогда, ни в чем не принимали участия, которые, например, занимались исключительно учебой, которые поступают на прекрасные комитеты, где нужна научная работа просто с первой секунды обучения и серьезнейшая, там, где вылетают даже те, кто с прекрасным ЕГЭ не смог освоить за полгода, за один семестр все дисциплины и умение учиться, — они задают: «А что здесь такого? Ошибается он, не ошибается?» Это становится популярно и на виду. И поэтому они хотят составить собственное суждение не только об Алексее Навальном. Не надо думать, что это какой-то новый вождь, хотя он новый вождь. Но не только. Он ставит вопросы. И если его ловят на мелочах, ловят на неточностях, то этим не отменяется та коррупция, в которой погрязла власть, те понятия, по которым власть живет – это не отменяется. И вот хочется ответить, например, научно организованным молодым людям, которые, действительно, занимаются наукой и задают вопрос про ту же коррупцию, с научной точки зрения. Когда им хочется, что опровергаемость – это вот одно из научные знаний, один из главнейших принципов, если не главнейший – опровергаемость. Что стоит опубликовать – нет, мы засекречиваем – строчку из реестра, что стоит сказать. И вот поэтому на фоне разбрасывания искр, абсолютно такой зажимающей все, что кажется опасным, власти, сенсацией становится какое-нибудь: «Вот Владимир Путин сказал Оливеру Стоуну!..» Господи! Кто теперь Оливер Стоун? Совершенно сбрендивший человек, который снимал когда-то прекрасные фильмы, но на фоне вычурности всемирным заговором и удрученности Америкой он стал бытописателем Путина. «Мы узнали, что у Путина есть внуки! Путин впервые признался!..» О господи-боже мой, открыли неизвестно что. Дальше. Здесь сделаем небольшую скобку. Здесь спрашивают: «Вчера был объявлен Николай Злобин, а потом его не было в последний момент в программе «2017″. Да, Злобин ушел. Я не знаю, почему он ушел, что с ним произошло. Может быть, он себя плохо почувствовал в какой-то степени. И потому ваши вопросы: будет, не будет? – пока не выяснятся конкретные обстоятельства… С нашей стороны обстоятельства были, насколько я выяснял, абсолютно чистые, абсолютно понятные и деловые. Я не знаю, что там произошло, свидетелем тому не был. Всем остальным было странно. Я бы отметил другое. Я бы отметил абсолютный профессионализм тех, кто вчера работал – всех абсолютно служб. Очень быстро все сообразили, никто ни на секунду не прервал передачи. Были и Виталий Дымарский и Оксана Пашина. Замечательно, хладнокровно, по теме они выступали. Ну что же. И спас нас Таратута, прекрасный Михаил Таратута… Не то что спас, а он нам помог. Он вызвался с удовольствием, будучи в метро, просто сказал: «Сейчас я выйду из метро и мы с вами поговорим и о Трампе и о России, и о Америке. Мы, конечно, замечательно поговорим по телефону». И, мне кажется, это было очень интересно. И даже я сужу по тому, что Сергей Пархоменко тут же после этого сказал: «Ну, что тут мне говорить, например, о Трампе? Все было сказано только что». Так что большое спасибо! «Эти камеры надо установить на избиркомах и участках, чтобы опознавать фальсификаторов и отдавать под суд в соответствии с УПК». Как здесь написано, не знаю, почему с УПК, и с УПК тоже… Но это какой-то сериал в поле зрения… Как это будет, что распознавать… А у нас есть такая хитрая камера, которая распознает лица. Хотел бы я знать технологию. Пока не опровергли, верю, что это может быть. С чем они будут сравнивать: с паспортами, с какой-то базой данных? А почему у нас тогда все медленно идет, как в интернете, по-моему, написали, конечно, замечательно: Если бы такое было, не вынимая из кармана паспорт мы могли паспорт предъявлять на паспортном контроле на границе. Кстати, о паспортных контролях… Здесь предлагают поздравить Украину. Я поздравляю Украину, я поздравляю украинских граждан. Это не принесет счастья и какого-нибудь мгновенного попадания в какой-нибудь рай, но это создает условия для того, чтобы… и так-то свободно из Европы на Украину и с Украину в Европу циркулируют идеи, может циркулировать и бизнес. Это не будет циркулировать рабочая сила, как внутри ЕС, этой не будет проблемы. Но могут совершенно спокойно люди без визы только с определенными подтверждениями, например, своей платежеспособности и намерения вернуться могут ездить. Мне кажется, что у этого очень большой символический шаг. Конечно, уверен, что есть на Украине люди, которые будут недовольны этим, которые, действительно, ожидают какого-то броска, проникновения, рая, как это было и с новыми странами ЕС, и с теми, у кого есть безвизовый проход в Евросоюз теперь. Вот, говорят, ничего не изменилось. «Вот радио включили – а счастья как не было, так и нет». Но от этого не надо ждать очень многого. Мне кажется, что это очень правильно. Это символический шаг Украины к Европе, который мог бы обойтись и без революции, которая произошла в Украине. Там, действительно, произошли революционные события в 13-м, 14-м годах. И кому-кому, а не России говорить о каком-то иностранном воздействии на эти события. Потому что главное иностранное воздействие на события на Украине было в факте дачи взятки Януковичу за то, чтобы он приостановил процесс европейской интеграции. Юра из Петербурга считает, что какой-то был расчет в том, что Николай Злобин ушел. Я больше не буду об этом говорить. Мне кажется, здесь не было никакого расчета. То ли настроение испортилось, то ли еще что-то. Все мы люди, все мы человеки. Пока, как и все люди, мы не переходим рамки и не переходим ту опасную красную черту, после которой надо самим предпринять какие-то усилия, например, надо извиниться. Поэтому я и закрываю для себя, для обсуждения уже давно прошедшую история с Михаилом Веллером. Я напоминаю только, что мы с ним знакомы с 74-го год и примерно с той же поры мы с ним и друзья. И я считаю, что его молчание и в мой адрес – я могу так сказать, потому что для меня это важно – на »Эхе» никто столько не знаком с Михаилом Веллером, как я. Никто столько в ним в жизни не проболтал, не выпил, не проходил на всяких там улицах Ленинграда, предположим, и по московским бульварам, не проходил в великолепных, чудесных, упоительных разговорах — никто, наверное. И поэтому мне, наверное, обиднее всех. Но как бы я поступил… Я думаю, что многие понимают, что это может случиться со всеми – может случиться и срыв и взрыв. Я знаю, как я бы поступил, но, к сожалению, мы этого не видели. Это та черта, за которой без извинений, причем публичных, никакой договоренности не было бы. И для меня абсолютно ясно, для меня лично ясно, что если бы по чьему-то решению или с вашей подачи, которая говорит: «Ну что там! Великий Веллер – и какая-то там Бычкова…» — если бы это спустили, то я бы не долго думал, оставаться мне или нет. Для меня это было бы невозможно. Ваши вопросы есть. Я их за время перерыва еще просмотрю. Звонки обязательно приму. Нет, это не футболист Хурцилава. Саша, как и вы, наверное, для меня фамилия Хурцилава навсегда связана с одним из самых замечательных футболистов, каких я знал и в детстве и в жизни – это Муртаз Хурцилава, который был защитником тбилисского «Динамо» и сборной Советского Союза. И какую скорбь тогда у нас вызывала его ошибка, приведшая к пенальти в ворота сборной Советского Союза в 66-м году в матче с Португалией. Настолько талантливый человек, настолько замечательный… Нет, это – будем, как у Гоголя: это другой Хурцилава. «Поясните, какому царю гимн, Путину, что ли?» — Сергей из Оренбурга. Да, конечно. И в этом лихое предложение Владимира Вольфовича, наверное, и заключается. Давайте доведем ситуацию не столько до абсурда, сколько до ясности. Давайте не будем, как говорила наша замечательная преподавательница, не будем заниматься этим стриптизом в лифчике – это она о цензуре говорила. Вот это как стриптиз в лифчике. Давайте откровенно: или стриптиз или все будем одетые. Давайте так сделаем, а через пять минут продолжим программу. НОВОСТИ С.Бунтман ― Так, хорошо. Тему эту я закрыл одну – тему наших здесь внутренних происшествий. Если вас это будоражит, пожалуйста, давайте будоражиться по отдельности будем: вы отдельно, я отдельно. Я обещал звонки. И звонки эти принимаю, если вы звоните. (495) 363 36 59. Алло, добрый день! Слушатель ― Здравствуйте! С.Бунтман ― Как вас зовут и откуда вы звоните? Слушатель ― Сергей. Простите, что, может быть, не вовремя, если можно, в прогнозе погоде делать объявление о магнитных бурях. Очень важно. С.Бунтман ― Хорошо, обязательно. Спасибо. О магнитных бурях – обязательно. Алло! Здравствуйте! Слушатель ― Добрый день, Сергей Александрович! Ольга. Москва. Вы не скажете, почему не будет больше Басовской? С.Бунтман ― Нет, «ее будет». Слушатель ― Она будет? А когда? С.Бунтман ― Сейчас я вам все объясню. Слушатель ― Если можно. Потому что на это время другая передача. С.Бунтман ― Да, да. Но вы заметили, как она называется? Она называется «Все так +». То есть не каждую неделю может Наталья Ивановна к нам приходить. А вместо того, чтобы пускать древние повторы или же заполнять какими-то другими передачами, мы здесь параллельно запускаем серию. Слушатель ― И еще вопрос: что с Дарьей Пещиковой? С.Бунтман ― У нас не работает к величайшему сожалению теперь. Сейчас я вам скажу. Это не программа «Без посредников», но я вам скажу, потому что это такие, как любит когда-то говорить мой папа «жертвотрепещующие» вопросы. Мне очень жалко Дашу… Мне всегда жалко, когда от нас уходят люди, которые ищут чего-то нового для себя, которые не находят реализации. Вот мне было дико жалко, когда от нас уходил тот же самый Антон Долин. Почему я о нем вспоминаю, о его работе у нас – потому что он стал главным редактором любимейшего журнала «Искусство кино», потерявшего своего главного редактора, нашего большого друга, действительно, и одного из любимых моих собеседников в эфире и за эфиром, человека прекрасного ума и души Даниила Дондурея. И вот мы думали, что будет дальше с журналом. Но тот шаг, что, например, Антон Долин становится главным редактором «Искусство кино», мне кажется, это шаг и правильный и справедливый. И я сегодня поздравил Антона. И, мне кажется, это прекрасно и для кино и для журнала, мне кажется. И понимание того, что такое журнал «Искусство кино» — одна из ярчайших, по моему мнению, площадок для дискуссий, где точка отсчета кино, но которая идет гораздо дальше, чем кино. Это про нашу жизнь, то про наше представление о жизни – вот о чем журнал «Искусство кино». И дай бог Антону Долину там проявиться. Так что мне очень жаль, что получается так, что мы здесь реже встречаемся с Ирой Воробьевой, которая сейчас тоже ищет нового, ищет проявление… Не факт, что о на не вернется. Мне и жаль не встречаться, кроме всех прочих жизненных ситуаций, с собственным сыном здесь старшим Евгением Сергеевичем. Но при этом мне очень нравится то, что он делает а новом месте работы, то, что они делают на Arzamas Academy – элемент того самого сложного, нового, просвещенного общества, которое формируется. И, кстати говоря, о революции если, любая революция, прекрасная или не прекрасная, во всех ее проявлениях, особенно в нашем с вами местном варианте, революция всегда ведет к упрощению. И жертва революции не власть и даже не те революционеры, которых власть подавит, например, настоящие, я имею в виду революционеры, не те, кто выходит на мирные акции, не те, кто стараются в рамках абсолютно понятного общественного взаимодействия говорить о своем несогласии, — а те, кто пойдет на силовое решение. И, мне кажется, основные жертвы той революции, чье 100-летие мы сейчас пытаемся отмечать каким-то образом, это те, кто не согласен ни с теми, не с другими, которые гораздо сложнее видят общество, те, которые не переходят на фанатское или узкопартийное мышление, те, кто может, действительно, сейчас задавать все вопросы и власти, но с таким же, я бы сказал, пристрастием задавать и вопросы, скажем, Алексею Навальному. Ведь, понимаете, если в ходе выборов, когда в нормальном демократическом соревновании, если, предположим, приходит к власти или Алексей Навальный или Григорий Алексеевич Явлинский, или успел бы Борис Немцов, например, то все равно обязанность общества задавать те же жесткие вопросы. И всегда не в качестве вопросов власть проявляется, а в качестве ответов. Ответы должны быть обстоятельными. И чувствовать обязанность обстоятельно отвечать… Посмотрите сейчас на мучения Дональда Трампа, который просто не понимает, где он оказался. И вот то, что он не может дать внятных ответов на поставленные вопросы, но чувствует себя обязанным. Если не произойдет сейчас каких-нибудь импичментов и прочего сейчас, то за этот четырехлетний срок, который ему отведен американской Конституцией, он обязан будет научиться отвечать на все вопросы и тех же самых СМИ. И вот почитайте, кстати говоря, очень интересный материал Карины Орловой на нашем сайте, которая сделала выжимку из показаний Коми сенатской комиссии и реакции на эти показания. Вот посмотрите. Это очень хорошая и толковая выжимка. Так. Дальше. Вот тоже самое я вам должен сказать: Оксана Чиж не работает на »Эхе». Я помню всех, с кем работали. Может быть, чем дальше, тем сентиментальней я становлюсь, но для меня и насколько я знаю – я не буду ни за кого отвечать – и для всех нас это потеря. Но очень часто – и мы это обсуждали – мы здесь оказываемся в ситуации тех же самых школьных учителей нормальных. Вот они знали, что не все же пойдут работать в школу дальше учителями, завучами… Но мы должны каким-то образом осознавать, что есть прекрасные люди, замечательные журналисты, которым чего-то не хватает, которые не могу для себя найти полностью удовлетворения. И я вам скажу, что я полностью осознал уже сейчас, к нынешнему времени, что человек должен заниматься тем, что он любит, что ему нравится. Другое дело – помогать и создавать условия. Но не все условия можно создать. Было тесно тому же Антону Долину у нас? Тесно. Алена Карась, театральный обозреватель? Было тесно у нас. Было тесно в такой универсальной радиостанции, которой мы все больше и больше становились. Тесно. Ну и что? Мы друзья. Так, ну хорошо. Обещали звонки – вот, пожалуйста, звонки, которые мы принимаем. Только, пожалуйста, давайте меньше сейчас «Без посредников», потому что иначе я пожалею о том, что принимал звонки вот такие «Без посредников»: «А у вас здесь на третьей странице сайта орфографическая ошибка…». Кстати, огромное спасибо за все указания на ошибки, которые вы делаете. Алло! Здравствуйте! Как вас зовут? Где вы живете? Слушатель ― Здравствуйте! Лилия Павловна. Город Москва. Алексей Алексеевич обещал, что в июне будет Ксения Ларина. Вы не подскажете?.. С.Бунтман ― Сейчас скажу. Она просто задерживается в отпуске. Она попросила еще две-три недели. Слушатель ― Хорошо, спасибо! С.Бунтман ― «Без посредников» продолжается!.. Ну, обязательно нужно ответить. «Почему Украине не удается выиграть суд по поводу 3 миллиардов рублей, взятых в долг предыдущим президентом и явно им увезенным в Россию?» Вот «явно» — надо доказывать. Это долгий абсолютно судебный процесс. Потому что доказательство того, что не удается выиграть, это доказательство того, то те места и судебные инстанции – они тоже не футбольные фанаты. Они занимаются делом. Они занимаются тем, что нужны доказательства с той или с другой стороны. Здесь нужны формы… где государство, а где отдельный человек. Где нужны все абсолютно обстоятельства выяснить этого дела для того, чтобы вынести решение. Пока при выяснении обстоятельств в чем-то, я думаю, темнит и Украина. В чем-то темнит Россия. Или так это ловко обставлена эта взятка Януковичу, что это, действительно, оформлено правильно как кредит, как долг – и тут никуда не денешься. Что ж, конечно… Дальше. Замечательно! Я буду сейчас отвечать… Это у нас с Венедиктовым всегда удивительная невыполнимая задача. Если отвечать про то, где каждый человек из тех, кто работает… вот когда спрашивают: «А где Бычкова?» — «Бычкова? Сегодня – выгодной, завтра будет», или: «Послезавтра будет – вот это все отвечать не нужно. Когда происходят события какие-то и вы их замечаете, мы вам всегда говорим. Так. Дальше. «Донбасс ушел из новостей «Эха». Там ничего не происходит?» Ничего особенного не происходит. Там происходит затяжная, такая тлеющая война происходит. Ничего особенного там не происходит, что могло бы стать новостями. И муторный длинный процесс, на который стоит обратить внимание: может быть, будет урегулирование какое-то, которое, может быть, если посчитают… Последние новости какие: предложение международного участия, предположения о том, что эта проблема затрагиваться будет в ходе встречи первой Макрона и Путина – вполне могло это быть. Вполне это может развиваться. Вполне это может быть осуществлено. Ну, пока вот так думаем… Если на ровном месте создавать новости, как это создают наши чудесные каналы…, у на даже при гигантских событиях в России была сплошная Украина, когда Украину надо было мочить, надо было мочить «хунту». Перестали мочить «хунту», и даже Россия стала появляться на одноименном канале. Вот, кстати, тоже свидетельство ситуации, что вопросы о зеркале, вопросы об отражениях, вопросы о том, как, кто работает на »Эхе», как что отражается, а о самих событиях практически нет вопросов – о самих событиях и как их трактовать. Нет ни одного, например… Тухлейшее событие, которое нас ждет – ритуальное размахивание информационным кадилом, которое произойдет в виде прямой линии президента Путина. Так что событий нет. Ну, посмотрим. Алло! Добрый день! Слушатель ― Здравствуйте, Сергей Александрович! С.Бунтман ― Здравствуйте! Слушатель ― Меня зовут Антонина. Вопрос у меня… Даже не вопрос – некоторое недоумение. У вас, я считаю, что радио достаточно интеллигентное. Слушаю всегда с удовольствие уже много лет. Но иногда ваши, так сказать, интервьюеры… скажем, я могу привести как пример с Сергеем Алексашенко, когда он из Америки предлагает свои услуги в экономических вопросах… С.Бунтман ― Я вас умоляю, давайте не будем о том, как что на »Эхе» делается – давайте не будем!.. Слушатель ― Нет-нет-нет, я не критикую… С.Бунтман ― Да нет, просто давайте не будем… Вот в мире нет никаких событий? Слушатель ― Может быть, моно откорректировать как-нибудь ваших ребят молодых, чтобы они не бросались на своих визави?.. С.Бунтман ― Нет. А бросаться должны. Спасибо! Бросаться должны. Может быть, иногда это происходит с хорошим, заливистым молодым лаем, но надо, чтобы мы все отучались от благостности. Понимаете, в чем дело, у нас есть два полюса: какая-то дрожащая благостность, когда задают, например, дурацкие вопросы Путину, например, лишь бы так миленько… вот мимимишно так задают вопросы; и когда здесь, например, приходит человек, приятный тебе и не хочется тебе не то что сажать в галошу, а вот просто задавать нормальные резкие вопросы – суть тем, кто тебе приятен, например, чьи идеи ты, в принципе, разделяешь – внятный человек. И ты начинаешь с ним говорить так просто, поддакивая и играть с ним в такую перепасовочку через сетку, а не нормальные сильные удары справа или слева. Удары должны быть. И это, во-первых, комфортная слишком обстановка ни у одного человека, который дает интервью, не должна быть. И, мне кажется, если мы смотрим еще в какую сторону? Мы смотрим в сторону самого яркого человека в оппозиции – того же Алексея Навального смотрим. Если Алексея Навальный будет только пользоваться своим каналом в YouTube и, извините, читать проповеди, — я люблю проповеди, когда они к месту, и есть очень умные проповеди, — но если он только это будет, если он всегда будет считать, что вот он сказал, и это никак не будет проверяться — у него красивые риторические обороты, красивая постановка вопроса, — но если не будет задаваться вопрос по сути, то тогда гораздо больше будет в нынешней деятельности ошибок в ходе борьбы с коррупцией, гораздо больше будет риторики по сравнению с фактами, факты можно будет еще меньше проверять, — это будет вредить как политическому деятелю самому Алексею Навальному. И если вдруг он станет президентом – представляете такие выборы, не революция, а выборы, на которых становится президентом Алексей Навальный, пожалуйста, — то привыкший к своему YouTube, он будет выстраивать неизбежно СМИ вот именно как свой ютюбовский канал. Большой тюбовский канал существует у президента России, но он иногда тоже дает интервью. И мирится с ситуацией, когда — ну, это любимая наша… — иностранным журналистам мы даем интервью, и там мы обязаны мириться. Своим там – попробуй сказать! А мы должны пробовать со всеми и быть жесткими. Дальше. «Слышали: а в Америке ученые собираются воскресить мертвецов». Отлично, самое время. Чем кормить-то будем мертвецов, а, Васек, если воскресят мертвецов? Чем их кормить-то будут? Или они как зомби будут? Дальше. «Почему Путин ездил к Макрону, а не наоборот?» Потому что в данном случае он поступил умно и прагматично. Он воспользовался культурно-просветительским мероприятием как выставка Петра Первого в Версале для того, чтобы поговорить, а не то что «я буду сидеть здесь, чахнуть над златом…». Вот в данном случае абсолютно правильно. Неправильно было, несколько я понимаю и насколько говорят сведущие люди – дрянненько была подготовлена встреча. Ошибочка произошла. Как-то о Франции не очень много знали. «Но разве благожелательные уточнение не помогут гостю развить мысль не хуже, чем атаки?» Татьяна, уточнения – да. Хамить не надо. А атаковать надо. Он же выходит, политик любой, любой гость, он же выходит на спарринг сюда. Он должен видеть партнера, который выявляет твои слабые места. Мы не можем, например, если мы говорим с экспертами, и не должны быть как бы умнее экспертов, не должны спешить, захлебываясь – знаю кое за кем из здесь присутствующих такую привычку слишком много говорить и в вопросы тоже длинные задавать – и показать, что ты тоже что-то знаешь в этом предмете. Ловлю, а если не ловлю, то тогда вы об этом говорите и совершенно справедливо обрываете меня. И я подглядываю одним глазом на монитор и смотрю здесь: заговорился – всё ясно. Так вот мы должны точечно, умело и достаточно резко задавать вопросы. Иначе мы не спарринг партнеры, а мальчики для битья и подставки для микрофона. «Соломин умеет задавать вопросы…». Вот очень интересно. Я люблю по персоналиям, но вы заметьте, как замечательно тактически и стратегически готовит вопрос на пресс-конференциях начальственных именно Соломин, который у нас довольно долго был корреспондентом в правительстве, именно соломин задает вопросы так, что любо-дорого. Кстати говоря, вспомните, кто задавал единственно возможный вопрос тому же пуза тогда… Так, дальше. «К вам лично как к человеку и журналисту вопрос: Любите ли вы свою Родину? Насколько отделяете Родину и власть? И почему иногда остается неприятный осадок от ваших речей о нашей стране. А восхваляется все, что происходит в Украине и жестко критикуется все происходящее в России?» Я люблю свою страну. Я в ней родился, вырос… И даже город, понимаете – я вот в этом городе всю жизнь живу, вот сколько живу уже, я живу в нем. Я родился и живу в нем. Я очень пристрастен к своей стране, как я пристрастен к своему дому. Когда я прихожу в чей-то дом, где какой-то бардак – торчат провода из стенки, я могу снисходительно на это посмотреть: ну вот так люди живут, может быть, им так удобно, что у ни розетки искрят, унитаз не спускается. Но я у себя дома хозяин: я возьму и сделаю. Но в данном случае у нас есть те, кто отвечает за это, которые не делают свою работу, которые делают так, что дом может разрушится в любую минуту, которые плюют на этот дом. Как я должен относиться к власти? А я люблю свой дом. Но я хочу в нем иметь возможность… и чтобы электрики у меня чинили розетки, а не идеологи, понимаете, в чем дело? Я хочу, чтобы каждый занимался своим делом. А мое дело – предупредить. Спасибо большое, всего всем доброго! Встретимся в 16, будем слушать Александра Федоровича Керенского.

Ссылка на источник