О. Журавлева ― Это программа «Особое мнение». У нас в гостях Николай Сванидзе, журналист и не только. Здравствуйте, Николай Карлович. Н. Сванидзе ― Здравствуйте. О. Журавлева ― Я сейчас хотела бы поговорить с вами в ипостаси члена совета по правам человека, потому что задержание в нашем городе вещь традиционная. И соответственно защита прав этих задержанных тоже всегда вызывает массу вопросов. Но первый вопрос от Ильи: почему при меньшем количестве участников митинга было много задержаний. Как вы думаете? Н. Сванидзе ― Вопрос, на самом деле у меня тот же вопрос, и я его задам. Мы на следующей неделе встречаемся с руководством ГУВД Росгвардии. Как раз мои коллеги из комиссии, одной из комиссий совета по правам человека встречаются. И я задам этот вопрос. Ну что уже каждого, если там мало народу, там 5 тысяч человек говорят. ГУВД утверждает, что было 5 тысяч человек. Там на самом деле определить, сколько было точно, невозможно. Потому что все перемешались. Пришедшие погулять и отпраздновать, пришедшие подемонстрировать, стрельцы… О. Журавлева ― Реконструкторы. Н. Сванидзе ― …наполеоновские солдаты, из старой гвардии. Все смешались. Но, тем не менее, говорят, что было 5 тысяч. Если взяли, сколько 862 человека, по-моему, практически каждого пятого. Это каждого пятого взяли. Я не понимаю тогда критерия отбора. Потому что если все нарушили, кто пришел на несогласованную акцию, тогда всех 5 тысяч должны брать. Нелепо, бред? – да. Тогда следуя этой логике нужно совершать этот бред. Нужно тогда брать всех. А 20 тысяч придут – 20 тысяч забирать. Несогласованное же. А если нет, тогда что, каждый пятый что-то еще нарушил? Что он делал? Приставал к гвардейцам, омоновцам, отворачивал им пуговицы на форменной одежде. Что он делал. Или он размахивал российским флагом. Или он читал строки из Конституции РФ. Что он делал? О. Журавлева ― Ну допустим, какие-то выкрики вы считаете достойны того, чтобы задерживать. Вот что нужно кричать, чтобы человека забрали в отделение. По логике. Н.Сванидзе: Призывать к смене власти — нормально, это прописано в Конституции РФ. Это на выборах должно происходить Н. Сванидзе ― Во-первых, что-то выкрикивать с употреблением обсценной лексики. Напрашивается человек. О. Журавлева ― Грубо выражаться. Н. Сванидзе ― Грубо выражаться, самовыражаться грубо. Во-вторых, призывать к неким антиконституционным действиям. Как то: насильственная смена власти, повторяю: насильственная. Просто призывать к смене власти, на мой взгляд, это нормально, это прописано в Конституции РФ. Это на выборах должно происходить. Поэтому здесь нарушения закона нет. А вот к насильственной – да, типа брать Кремль, условно говоря: айда, мужики, на Кремль. Это призыв к насильственной смене власти. Тут надо винтить. Призыв к войне. Призыв к неким действиям, обозначающим национальную рознь. Скажем, вот это повод для того чтобы людей брать. Других поводов я, честно говоря, не вижу. Ну и естественно, какие-то дерзкие действия в отношении сотрудников органов внутренних дел при исполнении ими своих обязанностей. Несомненно. О. Журавлева ― Я тогда обращу ваше внимание, раз у вас будет возможность задавать вопросы, на историю, несовершеннолетних на самом деле достаточно много, судя по всему. Или очень молодых, либо несовершеннолетних задержанных. И вот сегодня стало известно, что под домашний арест отправлен школьник, который по версии следствия распылил газ в лицо омоновцу 12 июня. Кто-то сможет отследить этих несовершеннолетних и будет ли СПЧ следить конкретно за тем, как идут суды. Н. Сванидзе ― Разумеется. Конечно. У нас несколько есть направлений, которые мы отслеживаем. Это сам процесс согласования места и времени, главное – места, потому что это, как правило, бывает контрапункт. Место проведения акции. Вот почему не согласована акция в таком-то месте. Вот в таком-то согласована, в таком-то нет. Как выглядели документы, как выглядел обмен мнениями по этому поводу. О. Журавлева ― То есть вы хотите сказать, что надо сначала разобраться с тем, можно ли вообще что-то вменять этим людям. Н. Сванидзе ― Совершенно верно. Мы с этим тоже разбираемся. Мы некоторое время ждали, мы направили запросы в разные города и веси, в московскую мэрию, в некоторые города нашей страны, где проходили акции. Это еще по мотивам 26 марта. Некоторое время ждали довольно длительное. Потом получили таки ответы. И сейчас сидят, у нас среди моих коллег есть высококвалифицированные юристы, это мне не по зубам такая задача, я не юрист, которые это дело анализируют. Переписку, вот почему было отказано в проведении акции там-то, а согласовано там-то. В какие сроки, там же есть все по закону определенные сроки, в которые можно отказать или уже нельзя отказать. Это первое. Второе. То, что происходило непосредственно на месте. Кто как себя вел. Здесь, конечно, адвокаты все роются по сетям и ищут картинки. Как, что, кто. Вот там кого-то ударили. Как себя вел человек, который принимал участие в акции. Как себя вел представитель правоохранительных органов. Представители. Ведь сейчас столько картинок, столько, у всех же телефоны, господи. Мы живем в 21 веке. Это все находится в сетях. Если тщательно искать. Это второе. Кто как себя вел, это важно. И третье – что происходит на суде. О. Журавлева ― С суда Яшина есть его прелестная зарисовка. Потому что судья согласился посмотреть видео. Н. Сванидзе ― Это, кстати, действительно прецедент. Это очень важно. Потому что я помню до сих пор. У меня воспоминания суда над покойным царство небесное, Борисом Ефимовичем Немцовым. Он за год до того как его застрелили, он там получил 15 суток. По-моему. Тоже как бы за неповиновение сотрудникам внутренних дел. И тогда были свидетели, которых юная судья отказалась заслушать и видеоматериалы, которые юная судья отказалась смотреть. Это было тогда в порядке вещей. О. Журавлева ― Слушайте, но сейчас тоже в порядке вещей посмотреть видео, на котором подходит представитель МВД, говорит: «Гражданин Яшин, пройдемте с нами». А на вопрос Яшина: «А в чем дело?» — «Необходимо установить вашу личность». После чего ему крутят руки. Это видео судья смотрит, но оставляет в силе приговор об аресте. Н. Сванидзе ― Это уже следующий этап. Спасибо, что смотрит. В следующий раз не только  будет смотреть, но и будет принимать во внимание, я надеюсь. Это тоже… О. Журавлева ― Но есть ли какие-то рычаги воздействия на силовые структуры, на судей. Н. Сванидзе ― У нас, Оля, суд независимый как известно. Поэтому рычагов воздействия на него нет. Никаких. У нас. О. Журавлева ― Отлично. А что можно делать? Вот вы приходите задавать вопросы руководству ГУВД, например. Можно ли раз и навсегда решить вопрос, должен ли быть жетон на представителе силовых структур. Если жетона нет, можно ли считать этого человека непонятным хулиганом в форме Росгвардии. Н. Сванидзе ― Да, потому что форму можно купить в магазине, как известно. Н.Сванидзе: Сейчас молодежь составляет не большинство, но пассионарное ядро этого нового гражданского протеста О. Журавлева ― В Военторге. Н. Сванидзе ― Да, вместе с танком. И прочей амуницией. Я с вами абсолютно согласен. О. Журавлева ― Этот вопрос тоже надо задать. Н. Сванидзе ― Надо, конечно. Конечно, должны быть какие-то отличительные знаки. Чтобы потом можно было сослаться. Это был такой-то человек. Они что инкогнито, железная маска. Что это такое? Это что у нас, бал-маскарад? Почему они должны быть неидентифицируемы. Это незаконно. О. Журавлева ― Есть ли… Н. Сванидзе ― Кстати, я должен сказать, что здесь интересно, извините, я вас перебил. Здесь интересный момент. Вот бойцы внутренних войск, ОМОН и так далее, которые уже привыкши к этому делу, у них глаз пристрелямши, они ведут себя, как говорят свидетели, в том числе и некоторые мои коллеги уважаемые, они ведут себя более спокойно, более сдержанно. Чем некоторые бойцы Росгвардии. Скажем так аккуратно. О. Журавлева ― То есть, есть какой-то способ воздействовать на силовиков. Н. Сванидзе ― Есть, через их начальство только. Естественно. Через их высокое начальство. Силовики – они люди присяжные. Они должны слушать отцов-командиров. О. Журавлева ― Кстати, про присягу мы тоже сегодня поговорим. Мы вернемся после небольшого перерыва. РЕКЛАМА О. Журавлева ― Это программа «Особое мнение». И Николай Карлович, хотелось бы понять, какие есть новые вызовы. Протест становится молодежным, во всяком случае, в последних задержаниях появляются несовершеннолетние и в довольно значительном количестве. СПЧ понимает, как отслеживать проблемы именно несовершеннолетних и как защищать их права? Н. Сванидзе ― СПЧ, может, и понимает, я пока не очень. Я не знаю, что такое СПЧ. Что это за гражданин такой. Я лично пока не понимаю. Я, честно говоря, не думаю, что это до конца четко понимает М. А. Федотов. Тоже не уверен, надо спросить у него. Может он понимает больше, чем я, потому что он высокого класса юрист. Возможно, у него есть более конкретные соображения. У меня их нет. Это проблема, действительно сейчас молодежь составляет не большинство, но пассионарное ядро несомненно этого нового гражданского протеста. Это протест совершенно иного качества в этом смысле. У него энергетика другая. Это люди, которые выходят уже не с политическими лозунгами, они не про политику, она им неинтересна, они ее не понимают, не любят и не знают. Они выходят про свое будущее. Во-первых, и, во-вторых, просто про то, что им не нравится атмосфера. А они молодые. И у них кровь кипит. О. Журавлева ― Власть понимает, как на них воздействовать? Н. Сванидзе ― Власть понимает, как мне кажется, еще меньше, чем мы. Она не знает, что с ними делать. Потому что у власти есть одна привычка, за долгие, я бы сказал, за столетие, сформировавшаяся разных государственных режимов в нашей стране. Еще со времен Московской Руси, Московского царства. А потом императорской, а потом советской. А потом нынешней. Держать, не пущать. Вот это все, что власть может делать с молодыми. Запрещать, преследовать. Для этого очень широкий спектр возможностей есть у власти. По  взрослым можно пройтись катком разными способами, а по молодежи еще большим количеством способов. Их можно, молодого человека скажем несовершеннолетнего нельзя репрессировать как взрослого, но ему можно по линии школьной, институтской, по линии родителей, можно воевать с родителями успешно, естественно. Государство всегда побеждает в этой борьбе. Побеждает на короткой дистанции. На длинной это надо посмотреть, кто еще побеждает. Потому что на длинной дистанции формируется новое поколение, которое этого поражения не признает. И вообще не считает это поражением. И в котором формируются совершенно новые взгляды на жизнь. Которые это поколение выразит либо на улице, либо на выборах. И государство пока что не знает, что с ними делать. Потому что убеждать не может. Не умеет, не хочет. Не считает нужным. Аргументов не имеет. Потому что аргументы должны быть не словесные. Аргументы должны быть действием. Это социальные лифты. Это совершенно другая не архаичная атмосфера в стране. Воздух другой в стране. Очистить воздух государственная власть сейчас не может и не хочет. Следовательно, надышавшись, эти ребята пока в небольшом числе, но в большом числе вообще редко выходят. Потому что для этого нужен несколько атрофированный инстинкт самосохранения. И люди наиболее пассионарные выходят, наиболее бесстрашные. Или отмороженные. Но выходят сотни или тысячи, а десятки тысяч и сотни тысяч им сочувствуют. И как они себя поведут в дальнейшем, одному богу ведомо. Государство не знает сейчас, что с ними делать. Это проблема, это вызов для государства, с которым пока что государство не справляется. Но испортить судьбу конкретным людям оно может. О. Журавлева ― Может ли кто-то из правозащитников, из совета по правам человека особо выделить эту категорию… Н. Сванидзе ― Нам придется ее особо выделять. Я прошу, чтобы если этих конкретных людей, у которых конкретные угрозы, с которыми они сталкиваются, чтобы они обращались в СПЧ. Потому что если они не будут обращаться, мы  не будем знать о них. О. Журавлева ― То есть родители несовершеннолетних, которые подвергаются прессингу, должны подать заявление. Н. Сванидзе ― Совершенно верно. О. Журавлева ― А от несовершеннолетних вы можете принимать заявления? Или у вас есть правила. Н.Сванидзе: Держать, не пущать. Вот это все, что власть может делать с молодыми. Запрещать, преследовать Н. Сванидзе ― Я не знаю, у меня такого правила нет. Меня с ним не знакомили. Если я получу заявление от несовершеннолетнего, я естественно обращу на него внимание. Разумеется. Я его там вероятно переправляю уполномоченному по правам человека. Или уполномоченному по правам ребенка. Но просто так бросить его в мусорное ведро – нет, я так не поступлю. Несомненно. О. Журавлева ― А теперь если можно посмотрим шире. Кому выгодна радикализация протеста? Она вообще происходит? Судя по вашим словам – происходит. Н. Сванидзе ― Она происходит, несомненно. Мы это видим. Это не мои слова. Это то, что мы видим. О. Журавлева ― Вам скорее радостно от этого или скорее страшно? Н. Сванидзе ― Радости большой я не испытываю, страха пока тоже нет. Я испытываю страх не из-за радикализации протеста, я испытываю страх из-за причин, которые вызывают радикализацию протеста. О. Журавлева ― Каковы эти причины? Н. Сванидзе ― А причины, я о них частично уже сказал сейчас. Это совершенно застой кровеносных сосудов в нашей стране. Когда не работает, кровь не функционирует, не течет по организму, ни по вертикали, ни по горизонтали. Застой. Система тромбирована. И это вызывает протесты. Протесты сами по себе пока не могут пугать, ну вышли энное количество сотен детей. Ну делов-то. Ну их разогнали коленками под зад кого-то, кого-то жестко. Мы сейчас с этим будем разбираться. Кого-то помягче. Это пока что невеликая проблема. Но поскольку проблема есть глубинная, которая это вызывает и она не решается, и она не будет решаться. О. Журавлева ― Из чего вы делаете такой вывод? Н. Сванидзе ― А потому что эта система не способна к самореформированию. К сожалению. Она работает только на удержание. Она не работает на изменение. Потому что ее реформирование будет означать ее падение, ее смену. Система на это совершенно не рассчитана. Она работает только на удержание, сколько продержится – столько продержится. И, слава богу. Никто не заглядывает не только в послезавтрашний, у меня такое впечатление – и в завтрашний день. Живут сегодняшним днем. О. Журавлева ― Прямая линия президента вам что-то открыла новое? Н. Сванидзе ― На эту тему нет, к сожалению, подтвердила мои достаточно грустные предположения. Был акцент на внутренней политике, не на внутренней политике, вру. На экономике. О. Журавлева ― На хозяйстве. Н. Сванидзе ― На хозяйстве. Но ничего кроме оптимистических заявлений про хозяйство мы тоже не услышали. Кроме того, была у президента некоторая, я думаю, несознательная, но путаница по цифрам. Когда он спутал 5% роста и 0,5% роста, которые на самом деле. Но людям все равно, что 5, что 0,5. О. Журавлева ― Со стихами Лермонтова тоже 41-42 год. Н. Сванидзе ― 42 год принципиально — потому что в 41 Михаил Юрьевич Лермонтов, как известно, погиб на дуэли. Поэтому в 42-м он вряд ли мог что-нибудь написать. Как патриотическое. Так и непатриотическое. Но дело не в этом. Президент у нас не филолог, он не историк литературы. И спутать на год дату жизни Лермонтова, на мой взгляд, это абсолютно простительно. Там другой вопрос шуточки про «голубые мундиры» это, конечно, другой разговор. Ответка Порошенко. Но я сейчас не об этом. Я не хочу обсуждать стилистику президента Путина. Это менее интересно, она привычна. Стилистику тоже человек в определенном возрасте уже не может поменять. Достаточно в раннем уже кстати. Речь идет о другом. О том, что ничего нового не было. А было то, что выяснилось, может быть, и цель стояла такая перед этой «прямой линией», что страна абсолютно, чем дальше, тем больше заходит в режим прямого ручного управления. И если человек один из 146 миллионов дозвонился Путину, Путин ему, наверное, поможет. Если успеет. Потому что если у барышни 4-я стадия онкологии, то я боюсь, что и Путин может не успеть. Дай бог мне ошибиться. О. Журавлева ― Ее уже перевели в больницу в другой город. Н. Сванидзе ― Ее, может быть, перевели в больницу, но 4-я стадия это 4-я стадия. Повторяю еще раз: дай бог мне ошибиться. И дай бог здоровья этой девушке. Но уже довольно поздно. А кто не дозвонился, остальные 146 миллионов, они будут ждать «прямой линии»? Ничего. Сам президент мне кажется, хотя значительная часть вопросов мне представляется, согласована, я в принципе так более-менее догадываюсь, не сегодня утром родившись, как система эта работает. Тем не менее, даже ему было, он говорит «у меня не укладывается в голове». Мне даже показалось, что искренне. Как это так. О. Журавлева ― «У них за бугром в первую очередь о человеке думают»… Н. Сванидзе ― У них за бугром да, в первую очередь о человеке думают. Вот и как в таком режиме это может существовать дальше, да, естественно, понятно, в таком состоянии страну никому оставить нельзя. О. Журавлева ― Здесь мы ненадолго вас оставим. Мы встретимся после небольшого перерыва. НОВОСТИ О. Журавлева ― И снова с вами программа «Особое мнение». Здесь Николай Сванидзе. Которого я уже запытала по правам человека. Но ему, тем не менее, пишут еще напоминают одну историю. Галямина, которая от удара в лицо получила сотрясение мозга. Н. Сванидзе ― Да. Н.Сванидзе: Это застой кровеносных сосудов в нашей стране. Система тромбирована. И это вызывает протесты О. Журавлева ― Юлия Галямина, которую в процессе задержания, простите, покалечили Н. Сванидзе ― Есть Юлия Галямина, филолог, журналист, преподаватель ВШЭ. Мужа которой избили, он весь в гематомах. С ее слов. Не думаю, что она мне врала по телефону. Сейчас скажу еще почему я отдельно не думаю, что она мне врала. Разбили ему очки. А у нее сотрясение мозга. Это пока не окончательный диагноз, но она на вчерашний вечер находилась в нейрохирургии Боткинской больницы. И там просто не окончательный диагноз, потому что неясно какой будет окончательный. Но ясно, что человека три дня или сколько уже прошло с тех пор не будут держать в нейрохирургии, если у него просто царапина на носу. У нее какие-то проблемы еще с лицом. Зубы и так далее. И вот на данный момент как я понимаю это сотрясение мозга. Удар в лицо. Я не знаю, что человека сырым мясом кормят что ли. Чего женщине нужно, что бы она ни делала вообще, вот я себе не представляю, что должна делать женщина, чтобы ее сотрудник Росгвардии ударил кулаком в лицо. О. Журавлева ― Уже известно, что это был за сотрудник? Н. Сванидзе ― Нет, пока неизвестно. Не исключено, что будет известно, потому что я еще раз повторяю, сейчас в Интернете можно найти очень много всего. И не исключено, что найдут. Если не найдут в Интернете, то будем искать мы, потому что в конце концов, известно кто, где, какая часть. Какое подразделение где занимало позиции. Где стояло, попробуем найти. Я не думаю, что она запомнила в лицо. Сейчас с ней разговаривать сложно по вышеизложенным причинам. Но она должна по моей информации во вторник выйти, можно будет уже как-то, не опасаясь за то, чтобы ухудшить ее состояние здоровья настойчивыми расспросами и приставаниями. Можно будет уже с ней разговаривать. О. Журавлева ― Послушайте. Вот мы сейчас с вами так говорим, как будто бы вообще мы с одной стороны, а силовики с другой. Как будто бы идет уже такая гражданская война. Но может быть и у силовиков в каких-то ситуациях было право как-то себя так вести. Какие к ним главные претензии? Н. Сванидзе ― Пока что претензий никто никому никаких не предъявлял. Права бить женщину кулаком в лицо нет ни у кого. Если только она собирается там стрелять от живота из автомата, вероятно. С целью ее обезоружить каким-то образом. Насколько я понимаю, госпожа Галямина из автомата от живота не стреляла. У нас на самом деле цель одна с силовиками естественно, у нас всех – нормальное стабильное спокойное состояние нашего общества. Силовики — это мы их так называем. На самом деле официально они правоохранительные органы. То есть, иначе говоря они охраняют права граждан. Права охраняют. Которые прописаны в законах и Конституции РФ. В этом смысле у правоохранителей и правозащитников охрана и защита это синонимы. У нас одни и те же задачи. Как ни парадоксально. О. Журавлева ― Но вы надеетесь, что вы сможете что-то сделать в этом направлении. Как-то воздействовать на начальство правоохранителей. Н. Сванидзе ― Ну естественно надо стараться это делать. А что получится, то получится. Но у нас помимо прочего мы же при президенте РФ. О. Журавлева ― А вам понятна позиция президента в таких вопросах? Н. Сванидзе ― Нет. Непонятна пока что. О. Журавлева ― Не по этому митингу, а вообще. Н. Сванидзе ― И вообще. Президент всегда говорит или скажем так, как правило, говорит вещи, с которыми я готов согласиться. Очень правильные вещи. О. Журавлева ― Не надо демонизировать Сталина, например. Н. Сванидзе ― Ну типа. Да. О. Журавлева ― Неужели вы с этим согласитесь? Н. Сванидзе ― Нет. Демонизировать действительно не надо, но и в этом нет необходимости. Я бы сказал. Чего его демонизировать-то. О. Журавлева ― Ну вот он говорит вещи, с которыми вы готовы согласиться. Н. Сванидзе ― А дальше наступает действие. По действиям пока что мы же видим, что происходит. Это еще так вегетарианский на самом деле, просто это пока что единичные случаи ужасные, кошмарные, но единичные. А если пойдет дальше, если пойдет больше народу на улицы. Молодежи. А если эта молодежь будет вести себя более радикально. Потому что не видит для себя другого выхода. А она молодежь. И соответственно бойцы Росгвардии получат приказы выполнять свой долг по максимуму. С чем мы тогда столкнемся. Вот то, что мы сейчас видим и о чем мы разговариваем, это все покажется игрой в песочек. Конечно, этого я опасаюсь. О. Журавлева ― Еще одна тема такая глобальная. Вы имеете отношение к созданию текста присяги на гражданство. Н. Сванидзе ― Ну как имею отношение. Это кстати спасибо, что называется, мерси за комплиман, было заседание намедни. В ГД РФ. Под председательством Владимира Абдуалиевича Васильева. И я вот часть той силы, что вечно… чего там делает. Хочет зла, но вечно совершает благо. Я вошел волею неизвестно чьей, мне предложили войти в эту группу. Я в нее вошел. Сделал какое-то предложение от себя циничное. Насчет текста присяги. Н.Сванидзе: Я не представляю, что должна делать женщина, чтобы ее сотрудник Росгвардии ударил кулаком в лицо О. Журавлева ― Вы считаете, вообще нужна присяга-то? Н. Сванидзе ― Президент считает, что нужна. О. Журавлева ― А вы? Н. Сванидзе ― Я в этом не уверен. Честно вам скажу. Но во многих странах она есть. Я думаю, что это нагромождение сущностей. Я думаю, что есть присяга, нет присяги, от этого отношение новых граждан к стране не изменится. Ни в ту, ни в другую сторону. Но вреда какого-то очевидного я от этого не вижу. Ну если президент, в конце концов, он президент, и если ему показалось, что присяга нужна, ну хорошо, тогда нужно думать, какая она должна быть. И если… О. Журавлева ― Это только для тех, кто получает гражданство, а не для каждого 14-летнего, получающего паспорт. Н. Сванидзе ― Это вскрытие покажет что называется. Это будем посмотреть. Потому что есть уже такие идеи, что всех нужно, начиная предположим, с 18 лет приводить к присяге. Вот он получил паспорт, а потом нужно к присяге. А может быть в момент получения. Это будет ситуация достаточно забавная. Но она и так будет забавная. Потому что одни будут… О. Журавлева ― Почему вы считаете, что это забавно, а не идиотство. Н. Сванидзе ― Я вам скажу, в чем забавность. Одни граждане будут присяжные, а другие будут неприсяжные. И два гражданина встречаются: а ты присягу приносил, а я нет. Ха-ха. Вот я, например, так же как и вы присягу не приносил, и, наверное, уже не буду. О. Журавлева ― Наверное. Неизвестно. Н. Сванидзе ― А вот эти будут. Моя позиция по этому поводу, которую я вчера изложил в устной форме, что чем короче, тем лучше. Чем короче и суше, не нужно требовать любви от людей, которые этой любви испытывать не могут. Не нужно обещать деве юной любови вечной на земле. Зачем их заставлять врать под присягой. Зачем терзать их чувства, которых они не испытывают. Надо просто напомнить им, что они вступают в обладание паспортом нашей страны. И они как мне кажется, вот я предложил такой вариант, что, становясь гражданином, можно как-то эту формулировку облагородить из 3-4 слов состоящую, там обязуюсь уважать обычаи и культуру и соблюдать законы и Конституцию. Все. Больше от человека ничего требовать нельзя. Это требовать можно. Это и так в общем прописано в наших законах. Это и так лишнее. Но хотя бы этого лишнего будет не так много. А потому оно будет достаточно безвредно. Во всяком случае, человек не будет врать, что он готов до последней капли крови, что пусть у него отсохнет рука, язык. О. Журавлева ― А я знаю, какую клятву мы оба с вами приносили. Н. Сванидзе ― Пионерскую. О. Журавлева ― Да. Н. Сванидзе ― Было дело. Но я ее не помню. О. Журавлева ― Вступая в ряды… Н. Сванидзе ― Я помню, что перед лицом своих товарищей торжественно обещаю. А что именно обещал, я не помню. О. Журавлева ― Жить, учиться и бороться… Н. Сванидзе ― Как завещал великий Ленин. О. Журавлева ― Как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять законы… Н. Сванидзе ― И соврали благополучно. Мы с вами соврали под присягой. Когда давали пионерскую клятву. Вот не хотелось бы, чтобы мы… О. Журавлева ― Это было торжественное обещание. А не присяга. Н. Сванидзе ― Не хотелось бы, чтобы мы наших новых сограждан, в основном представителей стран ближайшего зарубежья, представителей уважаемых народов Центральной Азии, чтобы мы заставляли клясться в любви к России. А они языка еще толком не знают. Откуда ее вдруг возьмутся любить-то, за что. С чего. О. Журавлева ― Ну как же, вообще предполагается, что люди сначала получают вид на жительство, право на временное пребывание, сдают экзамен по русскому языку. Н. Сванидзе ― Ну пусть сдают. Одно дело экзамен, а другое дело читать Пушкина, я извиняюсь, в подлиннике. Или не к ночи будет упомянуто – Лермонтова. О. Журавлева ― Что вы сразу. Кстати, по поводу Лермонтова, вы обратили внимание, что важно было для Владимира Владимировича: он был храбрый офицер. Н. Сванидзе ― Нет, он затронул тему, которую я вообще не понял, откуда она. Что он не выезжал из своей страны. Он уже уехал на Кавказ, а Кавказ был частью нашей страны. Опа! Н.Сванидзе: Есть присяга, нет присяги — отношение новых граждан к стране не изменится. Ни в ту, ни в другую сторону О. Журавлева ― И Украина. Н. Сванидзе ― Опаньки — и Украина тоже. Вот здесь я не понял, честно говоря, к чему это было сказано. Но к чему-то это… О. Журавлева ― К тому, что Украине только кажется, что она вышла из России, а на самом деле она наша часть. Н. Сванидзе ― И он сказал, что Порошенко никуда может быть не собирается уезжать. О. Журавлева ― Я так поняла его слова. Н. Сванидзе ― То есть там какая-то своя была логика у Владимира Владимировича. О. Журавлева ― Мне кажется с точки зрения современной международной политики довольно опасные заявления. Н. Сванидзе ― Она его повлекла в какую-то сторону… Какое? О. Журавлева ― Что Украина часть России, например. Н. Сванидзе ― Нет, но он же говорил не о современной Украине все-таки, что часть России… О. Журавлева ― А если Порошенко не уехал, то как? Н. Сванидзе ― Он говорил о России николаевской. О. Журавлева ― А Порошенко тогда причем? Н. Сванидзе ― А вот причем Порошенко я не знаю. Порошенко к тому, что он процитировал Лермонтова. А получил в ответку. Мало того, что он получил цитату из Шевченко… О. Журавлева ― Тараса Григорьевича. Н. Сванидзе ― Но еще он и получил про то, что ему бы поосторожнее себя вести с »голубыми мундирами». Потому что их в Европе-то расплодилось немало. О. Журавлева ― А если иметь в виду жандармское отделение, то тогда становится еще страшнее. Н. Сванидзе ― Я думаю, что Владимир Владимирович имел в виду не жандармское отделение в данном случае. Он имел в виду то отделение, которое заставляет считать, что это была такая шутка. О. Журавлева ― Смешная, правда? Н. Сванидзе ― Несомненно. Так же как и шутка про, на которую правда его спровоцировал Оливер Стоун, — про подводную лодку. Да. О. Журавлева ― Обхохочешься. Спасибо большое. Это журналист Николай Сванидзе со своим особым мнением. Всем спасибо, всего доброго.

Ссылка на источник