ФРАГМЕНТ ИЗ КИНОФИЛЬМА «СЛУЖЕБНЫЙ РОМАН» К. Ларина ― Вообще-то, удивительная вещь — голос. Вот так вот убираешь картинку — и сразу исчезает фильм, а остаётся только какая-то невероятная поэзия, в которой столько смыслов! И вдруг ты открываешь совершенно по-новому для себя эти стихи. Светлана Немоляева в нашей студии. Здравствуйте, Светлана Владимировна. С. Немоляева ― Здрасте. К. Ларина ― Да, вы поняли, друзья, что это был фрагмент из фильма, который вы знаете наизусть. И фрагмент этот, конечно, знаете. Это «Служебный роман». Но когда остаётся только звук, то это, конечно, какое-то чудо. И вот пока шла запись, сказала Светлана Владимировна то, что я не знала. Оказывается, это было стихотворение Ахмадулиной, принесла буквально вот только что свеженаписанное. С. Немоляева ― Да, она написала ещё на листочках. И Эльдар Александрович Рязанов принёс в студию и дал мне, сказал: «Вот это нигде не напечатано, только что. Вот это надо прочитать». К. Ларина ― Вы не так много читали в своей жизни. С. Немоляева ― Нет. К. Ларина ― Почему? Это вам так идёт! С. Немоляева ― Вы знаете, мне всегда казалось, что я плохо читаю. Я не преувеличиваю, правда. И со мной рядом Саша был, который читал изумительно, он читал прекрасно! И он прекрасно читал Маяковского. Ну, очень много читал. И я всегда Симонова читала. И на наших выступлениях и концертах мне всегда казалось, что после него выйти и читать — это как-то нонсенс, что я с этим не справлюсь. Он очень масштабно мыслил, он очень образно говорил. У него была безумно чёткая речь! И он в этом смысле был, ну, непревзойдённый. Маяковского читал. Я всегда к Маяковскому относилась, может быть, по-женски — не очень он мне всегда был близок. И Саша из-за своей тонкости и необыкновенного отношения ко мне во время концерта сказал: «Света, извини, но я буду читать «Облако в штанах». К. Ларина ― А я, кстати, видела, знаете, какой-то фрагмент… По-моему, это был Бунин, вы вместе читаете с Александром Сергеевичем. То ли «Митина любовь»… На телевизоре. С. Немоляева ― Ну, может быть. Это давно было. К. Ларина ― Сто лет назад. С. Немоляева ― Сто лет, да, это было. Мы читали, были такие передачи, письма и воспоминания. И вот мы какую-то каверинскую вещь читали вместе, ещё что-то, пушкинское что-то мы читали вместе. И это было замечательно! И нам это было очень интересно. Это было, было давно. К. Ларина ― Тогда моя заявка от зрителя, заказ — сделать чтецкую программу вам, Светлана Владимировна. С. Немоляева ― Ой! К. Ларина ― Вам это очень идёт. Обязаны! Давайте. Как красиво, нежно. С. Немоляева ― Ой, не знаю… К. Ларина ― Тем более я знаю, что у нас семейный подряд. У нас теперь рядом есть группа поддержки в лице замечательной и талантливой девочки Полины, внучки и ведущей артистки Театра Маяковского, между прочим. С. Немоляева ― Спасибо за такие слова чудесные. К. Ларина ― Ну, естественно, Александр Александрович… С. Немоляева ― Младший. К. Ларина ― Младший, да. С. Немоляева ― Так он себя позиционирует. К. Ларина ― Александр Лазарев, который уже условно младший. С. Немоляева ― Да. Он говорит: «Я с этой приставкой не расстанусь», — что меня тронуло до слёз, когда об этом спросили. К. Ларина ― Исполнился в этом году полтинник? С. Немоляева ― Да. К. Ларина ― Ужас! С. Немоляева ― У нас два юбилея — у меня и у него. К. Ларина ― Ужас, ужас… С. Немоляева ― Да, да. К. Ларина ― Когда детям пятьдесят — это, конечно, уже как-то не по себе становится. С. Немоляева ― Да. Ну, что делать? Жизнь идёт. К. Ларина ― Ну что? Действительно, Светлана Немоляева в этом году весной отметила солидную дату, солидный юбилей. И я очень рада, что это не просто так произошло — типа сидит человек на сцене в кресле, и к нему все приходят, цветы бросают под ноги и говорят: «Как мы тебя любим!» Нет, сыграла премьеру «Бешеные деньги» в родном театре. Спектакль, в котором, кстати, и Полина тоже играет, да? Вашу дочку, да? С. Немоляева ― Дочку. К. Ларина ― Ну, расскажите немножечко про это. Я знаю, что Островского вы любите вообще, да? С. Немоляева ― Ну а как его не любить? Я его люблю. И у меня был первый отрывок даже — то, что я играла в щепкинской школе, когда поступила. И потом это был выпускной спектакль — Верочка в »Шутниках» Островского. Началась моя жизнь с этого. Да и потом он вообще действительно замечательный драматург и очень загадочный. Потому что когда ты читаешь просто произведение, готовясь к спектаклю, тебе кажется всё так просто, что просто хрустально всё, прозрачно. А когда ты начинаешь работать, ты понимаешь, как всё это сложно, как с этим надо справиться. Он замечательный, конечно. Я очень благодарна своему театру. Вы правы, можно юбилей действительно отметить в кресле, никто ничего не скажет. Скажут: «Ну, вот вам…» Сколько? Сто лет в обед. И пора сидеть в кресле и улыбаться. К. Ларина ― Слушать наши песни. С. Немоляева ― Да, и слушать дифирамбы. К. Ларина ― Да-да-да. С. Немоляева ― А тут, видите, Миндаугас Карбаускис ко мне подошёл (и довольно давно это было) и сказал: «Мы будем искать. Вот я вам предлагаю это». Он, правда, предлагал несколько вариантов. К. Ларина ― А что предлагал, интересно? С. Немоляева ― Ну, он предлагал… Я боюсь вам сочинить, сказать. Ну, не пьесу, а рассказ, американский рассказ очень интересного писателя современного, очень интересный — как рассказ, как литературу. Я прочла, и мне было очень интересно читать. Я ему об этом сказала. И там была роль для меня тоже. Но мне показалось, что… Вот как это сделать в театре? Немыслимо. Ну и как-то так он тоже подумал-подумал, а потом совершенно неожиданно мне сказал: «Я думаю, что не надо это делать. Я буду думать о другом». И вдруг буквально в кулуарах где-то, в закулисье подошёл ко мне и сказал: «Мы будем ставить «Бешеные деньги». Вот так возникла эта ситуация. Я была очень рада, потому что там… И сразу мне сделал такой подарок второй, сказав: «Вот вы будете играть Чебоксарову, а Лидию, вашу дочку, будет играть Полина». Ну, конечно, для меня это был подарок настоящий к юбилею, вот эти две вещи — пьеса и работа с внучкой. И третьим подарком оказался замечательный молодой режиссёр Шульев. Вот он оказался очень молодым, таким ребячливым и совсем таким… ну, таким юным. И оказался очень достойным и интересным. И у нас с ним сложились прекрасные творческие отношения. И как-то выпустился спектакль в очень хорошей атмосфере, о которой можно мечтать. С.Немоляева: Это был подарок настоящий к юбилею: пьеса и работа с внучкой К. Ларина ― Я надеюсь, что я его увижу в следующем сезоне. С. Немоляева ― Да, будем ждать. К. Ларина ― Фотографии смотрю и вижу, что Чебоксарова-старшая — очень красивая женщина, невероятная… С. Немоляева ― Ну, не знаю. Может, это на фотографиях так. К. Ларина ― Ладно! Я вижу образ такой очень серьёзный. Да? С. Немоляева ― Ну, они же дамы светские. И они любят роскошную жизнь. И они мотовки, в общем-то. В принципе, можно сказать такое вульгарное слово. И она рассталась со своим мужем, которого любила, из-за того, что он делал для них всё, для жены и дочки, не гнушался казёнными деньгами, и был сослан. И она с гордостью говорит: «Вот видите, как он любил! Он даже из-за святой любви к семейному святому очагу был предан суду и был вынужден уехать из Москвы». Вот видите, она даже гордится этим. Она персонаж очень занятный, понимаете. К. Ларина ― А для Полины это, наверное, тоже новый какой-то опыт, поскольку роль непростая. Это не какая-нибудь бебешка. С. Немоляева ― Нет-нет-нет. К. Ларина ― Это такая настоящая, такая острохарактерная роль, да? С. Немоляева ― Характерная. И для неё было страшно интересно, потому что она всё-таки играет таких героинь красивых. К. Ларина ― Да-да-да, нежных барышень. С. Немоляева ― Да, барышень. А вот тут получился такой… «Мама!» — она так меня там долбит, что просто страшно. И не боится ничего. И мне что понравилось? Что когда Шульев предлагал ей какие-то мизансцены, вот я даже про себя чисто актёрски думала: «А могла бы я так сразу, сходу исполнить, не спросив: «А почему? А зачем? А как это?» Она сразу моментально схватывала его предложения. Ну, видимо, возраст один. Они на одной волне. К. Ларина ― Азарт такой возникает, да? С. Немоляева ― Азарт. Лучше слышат и лучше понимают друг друга, потому что они почти ровесники. Понимаете? И он придумал интересную вещь, что она практически только что вышла из детства и уже столкнулась с такой жизнью, цепкой такой, знаете, вот… И она столкнулась, и она очень здорово существует в этом, в этой ситуации. А куклы находятся рядом, и погремушка, и всё, что вышло из детства. И маменька, которая всё время её, ещё осталась при ней. Вот это очень хорошее, очень тонкое решение нашего режиссёра. И когда он предложил, когда она говорит монолог очень сложный… Почему сложный Островский? На два листа огромный монолог! Ну, поди скажи. Ведь могут зрители от скуки и умереть, если говорить… К. Ларина ― А можно выкинуть. С. Немоляева ― Можно выкинуть ещё, да, не приведи Господь. И он ей предложил. Она скачет, как на лошади, с погремушкой из детства и свои сентенции говорит. Это очень здорово! Она моментально откликнулась, моментально, и сыграла эту труднейшую мизансцену. Понимаете? Я подумала про себя: «Могла бы я так?» Ну, разница в возрасте, конечно. К. Ларина ― Могли бы, может быть, когда были в её возрасте. С. Немоляева ― Ну, когда был такая же, как она, наверное, да. Потому что когда Петя Фоменко мне предложил идти вслед за гробом Тарелкина с тазом и колотить в него колотушкой, я в полном упоении это сделала, без вопросов. А один из актёров мхатовских, который был моим приятелем очень большим и очень умным человеком (ну, такой же, как и я, тоже был занят в спектакле), он сказал: «А почему ты даже не спросишь у Пети, зачем это ты идёшь за гробом Тарелкина с этим тазом и колотишь? Что это такое? Ты даже не спросишь!» Он возмутился страшно. А у меня даже в голову не пришло спросить. Ну, видите, возраст, наверное, и упоение, желание сделать, упоение работать. К. Ларина ― Кстати, вспомнили спектакль Фоменко «Смерть Тарелкина», у которого была очень короткая жизнь. С. Немоляева ― Короткая, но блистательная. К. Ларина ― Но это легендарный спектакль. С. Немоляева ― Да, блистательный. К. Ларина ― И легендарный артист Эйбоженко, который… Тоже у него биография могла бы быть гораздо интереснее, чем она сложилась. И вообще рано ушёл из жизни. Блестящий артист! Вот хотела про это вас спросить, Светлана Владимировна. Часто бывали такие истории, когда спектакли закрывались, в которых вы работали, по разным причинам, которые просто от сердца отрывали? Ну, в самом начале пути. С. Немоляева ― Это было в самом начале пути. Но мы боролись. Вы думаете, мы так просто согласились? Мы узнали о том, что закрыли наш спектакль, на гастролях в Риге. Мы по какому-то радио, по которому нельзя было слушать, но которое мы слушали иногда, мы услышали о том, что в Москве закрыли три спектакля — «Три сестры» Эфроса, «Доходное место» Марка Захарова и »Смерть Тарелкина» Фоменко. Вот мы даже не знали. Мы, по-моему, даже приехали на гастроли в Ригу с этим спектаклем. Потом мы поехали (если я не путаю, потому что это было очень давно, у меня ещё не было сына, мы совсем молодые были), мы поехали на гастроли, по-моему, во Фрунзе, в Киргизию и ходили челом бить к Чингизу Айтматову, чтобы он заступился. Просили его, чтобы он за спектакль похлопотал и сказал, потому что в нём ничего не было. Ведь там абсолютно было у Сухово-Кобылина… Всё, что он написал — это всё было в тексте. К. Ларина ― Так и в «Доходном месте» всё, что написал Островский, было в тексте. С. Немоляева ― Всё абсолютно, да. И я помню, что тогда приёмная комиссия, которая приходила и принимала спектакли, они пришли с книгой все. Они все думали, что мы сочиняем, что мы все говорим отсебятину. Ничего подобного, говорили все по тексту. Ну? Настолько это перекликалось со всем, что… Закрыли. К. Ларина ― Это то, что называлось тогда в цензурных терминах «неконтролируемый подтекст». С. Немоляева ― Может быть. К. Ларина ― Вот у них была такая… С. Немоляева ― Формулировка. К. Ларина ― Они писали. Формулировка, да, когда может вызвать какие-то нежелательные ассоциации. Тут кто угодно мог под нож пойти, да? С. Немоляева ― И вот поэтому этот спектакль, хотя мы боролись, но всё равно его закрыли. Ну а так как мы все — вся молодёжь наша того времени, весь набор охлопковский — мы очень много были заняты, очень много играли, то как-то, видимо, и пролетело всё. К. Ларина ― А у Гончарова не было таких случаев, когда закрывали? С. Немоляева ― У Гончарова был такой случай после «Грехопадения» Артура Миллера, когда он только пришёл. Может быть, ещё что-то было, я не помню. Но после «Грехопадения»… Я просто почему очень хорошо помню? Потому что Саша репетировал эту главную роль Квентина, больше ста репетиций было. И закрыли спектакль из-за Артура Миллера, потому что он приехал смотреть в Москву его же спектакль «Вид с моста», который он делал на Малой Бронной… Был блестящий спектакль у Гончарова, феноменальный! И что-то высказался, что-то сказал как-то так, не в угоду. И поэтому Гончарову больше не разрешили его ставить. Но зато потом решили ставить другие спектакли. К. Ларина ― Ну, слава богу. С. Немоляева ― Теннесси Уильямс. К. Ларина ― Теннесси Уильямс наш любимый, конечно. С. Немоляева ― Да, которого поставил. К. Ларина ― Да нет, там много было работ. И »Кошка на раскалённой крыше». А »Бег»? С. Немоляева ― И »Бег». Ну, много. Он делал очень много. Как сказать? Ему грех обижаться. К. Ларина ― Конечно. «Человек из Ламанчи». Нет, вообще там всё было… Взрыв просто! С. Немоляева ― Взрывы. Это были его режиссёрские шедевры. А »Сократ»? С.Немоляева: Мы ходили челом бить к Чингизу Айтматову, чтобы он заступился К. Ларина ― «Сократ», да. С. Немоляева ― Ну, что вы? «Леди Макбет Мценского уезда». К. Ларина ― С Гундаревой, которая просто фантастическая. С. Немоляева ― Ну, о чём вы? К. Ларина ― Нет, это… Я знала, что мы всё равно придём к этому золотому времени театра. С. Немоляева ― Десятилетие. К. Ларина ― Да, золотое десятилетие. Это, конечно, невероятное везение, что так и вы сошлись, попали, и то, что Александр Сергеевич тоже в это время был. Ой, мне вообще очень многих, конечно, хочется вспомнить. Вот Евгений Николаевич Лазарев, который ушёл. С. Немоляева ― Да, тоже ушёл. К. Ларина ― Это вообще… Такой замечательный артист был! С. Немоляева ― Да. Из Сашиного курса практически все замечательные. У него был феноменальный, золотой курс: и Слава Невинный, и Женя Лазарев, и Толя Ромашин, и Гребенщиков, и Саша. Все ушли… Его курс. К. Ларина ― И такие все красавцы, да. С. Немоляева ― Ну, артисты какие! К. Ларина ― Ну, слава богу, что много всё-таки сделали. С. Немоляева ― Очень много. К. Ларина ― И слава богу, что есть вещи, которые не исчезли. Они не остались только в памяти у тех, кто видел какие-то работы. Слава богу, есть и телевизионный архив. Кстати, по поводу… Чего только не хранится в этом телевидении! Светлана Владимировна, я вчера, когда готовилась к нашей встрече, искала что-нибудь такое. Нашла вот этот фрагментик. Потом я ещё в конце поставлю совершенно поразившую песню в вашем исполнении. Но я нашла спектакль «Родственники» целиком, весь телевариант! С. Немоляева ― Да, да, да. К. Ларина ― Это же совершенно чудесная вещь. Брагинского, да? С. Немоляева ― Брагинский и Рязанов, вдвоём они писали. Ну, с этого и началась у меня моя творческая жизнь. После «Родственников» Рязанов же мне сказал: «Я теперь буду тебя снимать». Началась моя жизнь в кино. К. Ларина ― Ну, там абсолютно… Если кто не видел, ребята, посмотрите. Он есть в Сети, спектакль «Родственники», Театр Маяковского, телевизионный вариант. И там Светлана Немоляева играет тридцатилетнюю…. С. Немоляева ― Старую деву, которую никто замуж не берёт. К. Ларина ― Старую деву, да. Абсолютно какая-то буффонада, да? Ничего не стесняясь, просто внаглую играет. Ну, это просто невероятно! С. Немоляева ― Ну да. Я никогда не забуду. Он меня редко хвалил, Гончаров. В основном он меня ругал. И я очень редко удостаивалась похвалы. Но в этом случае, в »Родственниках», он… Ну, как всегда, он меня кричал: «Вы всё делаете неправильно! Вы всё делаете не так! Ну, чёрт с вами! Делайте, как вы делаете!» То есть он мне разрешил безобразничать там. Действительно буффонада. Я там, конечно, баловалась на славу. К. Ларина ― Ну, там партнёры такие — Владимир Самойлов великолепный… С. Немоляева ― Партнёры были дивные. К. Ларина ― Да, все хороши. Игорь Костолевский, который в этом спектакле. С. Немоляева ― Чудесный, да. К. Ларина ― Видите, что вспомнили? Не волнуйтесь, товарищи, мы не будем вспоминать до конца передачи всё, что было и прошло. С. Немоляева ― Ну да. Всё, что было и уплыло. К. Ларина ― Нет, мы сейчас вернёмся в сегодняшний день и ещё поговорим о работах Светланы Владимировны, которые, как мне кажется, были важными и в этом сезоне, и о том, что будет в следующем, поговорим. Дорогие друзья, сейчас у нас новости, а потом продолжим. НОВОСТИ К. Ларина ― Ну что, возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в гостях Светлана Владимировна Немоляева. Пока вас не было, мы опять вспоминали о том, что было и прошло. Ну, давайте успеем поговорить о том, что сейчас случилось интересного. В кино, например, совершенно неожиданно Светлана Владимировна сыграла у Рустама Хамдамова, культового (без всякой иронии говорю) режиссёра. Фильм этот — «Мешок на дне». С. Немоляева ― «Мешок без дна». К. Ларина ― «Мешок без дна», да. Он был представлен на Московском международном фестивале и даже получил спецприз. И я даже видела… С. Немоляева ― Да, я удостоилась чести. К. Ларина ― Да, вы получали за него этот приз на сцене. С. Немоляева ― За него этот приз, да. К. Ларина ― И я видела, как зал воспринимал. Зал вас приветствовал! Вы же это понимали прекрасно. С. Немоляева ― Да, я была тронута очень. К. Ларина ― Ну, работа необычная, насколько я понимаю, да? Как и всё у него. С. Немоляева ― Да, у него всё необычно. Во-первых, я благодарю, как говорится, судьбу, что она меня свела с ним. Это было очень давно. Я была занята в его фильме «Анна Карамазофф», который он снимал. К. Ларина ― Там, где играла… С. Немоляева ― Жанна Моро. К. Ларина ― Жанна Моро, да. С. Немоляева ― И в этом фильме у меня был небольшой эпизод. И с этого фильма начались какие-то наши очень тёплые творческие отношения — даже такие, что он попросил меня озвучит её. И хотя я ходила в очках, очень плохо видела и свои даже роли очень боялась озвучивать… Да ещё чужую роль, да на другом языке! Чтобы вложить во французскую артикуляцию русскую — очень тяжело. Но он меня уговорил, и я озвучила эту роль. С.Немоляева: Гончаров редко меня хвалил. В основном он меня ругал И вот с той поры начались какие-то наши такие тёплые… привязанность друг к другу. Мне было безумно с ним интересно. Он ни на кого не похож. Он очень неординарно мыслит. Он очень интересно воспринимает всё. У него на всё свой взгляд. И причём это всё происходит непосредственно. Ты понимаешь, что ты встретился с таким жизненным явлением. А потом, когда я стала сниматься у него сейчас в этой картине «Мешок без дня», у меня было вообще такое ощущение, что я встретила человека Ренессанса, Возрождения, человека, который без национальности, без места пребывания. Вот такой человек. К. Ларина ― Конечно, у него картины — именно картины. С. Немоляева ― Картины, да. К. Ларина ― Это ближе скорее к изобразительному искусству, да? С. Немоляева ― Я думаю, что да. Хотя это имеет основу, и канва, и сюжет. Это известная японская сказка. Я раньше её не знала, но она у него перемежается со сказками, «Тысяча и одна ночь». К. Ларина ― Я читала, что Куросава снимал тоже на этом же материале. С. Немоляева ― Да-да-да. К. Ларина ― «Расёмон» фильм, по-моему, назывался. С. Немоляева ― Да. Там смысл заключается в том, что совершается убийство. И три разные версии убийства: женщина, убийца и, так сказать, мужчины. Вот три разных взгляда на эту позицию жизненную. А я играю там фрейлину-сказочницу, которая рассказывает больному, душевнобольному князю или императору, как предполагалось раньше (ну, князю, скорее, Его светлости), для утешения сказки. И вот я рассказываю эту историю. К. Ларина ― Там Колтаков Серёжа играет, да? С. Немоляева ― Колтаков, да. К. Ларина ― Тоже артист фантастический. С. Немоляева ― Очень интересный. И Аня Михалкова — у неё небольшая роль, но мы с ней встречаемся. И всё это снято так занятно. И он всё строил сам. Он смотрел в камеру, он выстраивал всё. Ему важно было, где что блестит, какая дымка, как это всё, так сказать, слагается в какой-то один почерк. С ним было необыкновенно интересно. И у него было очень много юмора. Вот при всём этом серьёзе, романтизме каком-то, необыкновенном взгляде на всё, на восприятие всего вдруг возникал совершенно бытовой и чудной юмор, совершенно, казалось бы, в данный момент не свойственный, например. Например, она мне говорит (ну, вот эта великая княгиня в исполнении Ани Михалковой): «Мне нужно, чтобы Вы рассказывали моему мужу — вы знаете, что он болен, — рассказывали сказки для утешения. С прежней сказочницей я рассталась, потому что она брала гонорар 50 рублей. А у вас какой гонорар?» Я говорю: «Да, меня устраивают 50 рублей». Она говорит: «И меня это устроило. Но она ещё брала отдельно за каждое убийство. И вот однажды она придумала, что в океане тонет лодка, в которой было 50 человек. И каждого человека было убийство. И я должна была платить. Вот это меня не устроило». Я сказала: «Нет, у меня будет простой гонорар — 50 рублей. И только два убийства». Это меня так рассмешило! Это было такое несоответствие при всём антураже, как он снимал. Но всё это было очень органично и влилось. И потом вкрапливались такие ситуации, которые, казалось бы, не соответствовали. Например, когда он меня спрашивает, великий князь в исполнении Колтакова: «Мне снился странный сон: бились птицы в окно ко мне. К чему это?» А я ему говорю: «Какие птицы?» — «Ну, — говорит, — серые». Я говорю: «Нет, мне точно надо знать какие — тёмно-серые или серые. Это важно». Он говорит: «Ну, прозрачные, прозрачные». — «А сколько их было?» — «Ну, одна, может быть, полторы». — «Нет, мне точно надо знать какие». Он говорит: «Там две птицы». Она говорит: «Не волнуйтесь, ничего страшного. Прозрачные птицы, которые бьются в окно, — это к засолке грибов». Совершенно неожиданный вариант! Мне вот эти повороты его, хамдамовские, страшно нравились, даже при всём таком… К. Ларина ― Такие парадоксы. С. Немоляева ― Да, невероятные! Причём они очень органично… Потому что когда я смотрела… Я первый раз смотрела, хотя и озвучивала всё, и других персонажей озвучивала. И он меня заставлял: «Говори басом, низким голосом. Вы только так должны говорить — низко. Убирайте все верха». И я подчинялась, естественно, конечно, ему. И когда я смотрела с прессой первый раз (ну, не черновой материал), то очень много было реакции такой смеховой на какие-то такие вещи, которые очень тонко сделаны и могли быть не поняты. К. Ларина ― То есть публика всё-таки понимала и юмор, и какие-то смысловые вещи, да? С. Немоляева ― По-моему, да. К. Ларина ― Потому что кино-то наверняка непростое, как и всё у него. С. Немоляева ― Ой, очень! Оно, конечно… Может быть, Рустам и не согласится со мной, но оно, конечно, такое элитарное, кино для людей… Ну, конечно, это не просто сюжет какой-то, который легко воспринять. Он может быть и талантливо сделан, и усреднённо сделан, но сюжет, который тебе ясен и понятен. И ты выйдешь после фильма, поняв всё. А когда ты выходишь и думаешь… Вот у меня одна моя родственница и подружка моя говорит: «Я всё время об этом думаю. У меня всё время в глазах вот эти кадры, как картины, вот это всё, звуки эти». Он очень долго… К. Ларина ― Завораживает. С. Немоляева ― Завораживает. Он бился очень со звуком и, по-моему, до сих пор недоволен звуковым рядом, потому что для него это, оказалось, имеет колоссальное значение. Шум леса — мы его воспринимаем, да? А у него — другой. На меня, например, произвёл впечатление совершенно фантастическое кадр, когда (он же всё делал, всё смотрел) снято лесное озеро, гладь. Во-первых, это чёрно-белое кино. Это гладь озера, которое наполовину чёрное, а наполовину блестящее. И там, в озере, стоит человек практически утонувший, но с головой, разбойник. И на голове у него огромный меч. И он вертит этой головой совершенно фантасмагорически. И завораживает вот эта вода. Она какая-то… Даже не понятно, какой фактуры вода, потому что она белая, блестящая и чёрная такая же, как вакса. И за этим стоит лес. Вы знаете, вот смотришь и не понимаешь. Очень часто люди искусства говорят: «Да, мне это понятно. Вот я прочёл пьесу. Да, мне понятно. Да, я понимаю, что это талантливо. Да, я вот видел спектакль. Да, это очень талантливо, это высоко, это прекрасно, это понятно». А самое высокое, когда говорят: «Я смотрю, что это на меня производит невероятное впечатление. И мне не понятно, как это сделано». Вот этот фильм Рустама Хамдамова… У меня такое ощущение, что очень многие… К. Ларина ― А прокат-то есть какой-то, был? Показывали? С. Немоляева ― Ну, сейчас, я думаю, нет ещё, потому что он только-только сделан, только-только его увидели. И пока он, наверное, будет такой иметь какой-то пригласительный, фестивальный, вот такой… К. Ларина ― Ну, давайте будем следить. Просто я ещё раз напомню — фильм называется «Мешок без дна», про который мы так много говорим. И если появится в прокате, надо будет обязательно его посмотреть. С. Немоляева ― Мне кажется, это интересно очень. К. Ларина ― Да. Ну, это, кстати… То есть вас это, допустим, завораживает и вам это интересно. А другого человека это, наоборот, оттолкнёт. С. Немоляева ― Может быть, абсолютно. К. Ларина ― Скажет: «Чушь какая-то собачья!» С. Немоляева ― Абсолютно. К. Ларина ― Да? С. Немоляева ― Ну, может быть, «чушь собачья» и не скажет, потому что уж очень интересен сам видеоряд. Но то, что скажет «я не понимаю», — такое может быть. К. Ларина ― Как вообще вам современное искусство? С. Немоляева ― Ой… К. Ларина ― И вообще что мы под ним понимаем? Что это такое? С. Немоляева ― Ой, Ксюша дорогая, я очень ретроградна. К. Ларина ― Вы ретроградны? С. Немоляева ― Ретроградный человек. И я приверженец классического русского и советского театра. Я считаю, что он достиг таких высот! Ну, я сама соприкасалась с великими режиссёрами. К. Ларина ― Да о чём вы говорите… С. Немоляева ― С великими актёрами, которые… К. Ларина ― Ну, это ведь тоже авангард был. Вот вы про Фоменко вспоминали. С. Немоляева ― Ну и что? К. Ларина ― Да ещё какой! Или тот же Эфрос — ещё какой авангард и безобразие! С. Немоляева ― Ну и что? Ну и всё равно. Это — да. Но я приверженец… Даже наш театр сейчас, «Бешеные деньги» — ты же не скажешь, что это архаичная классика, про наш спектакль. Нет, никак не скажешь. Совершенно не скажешь. К. Ларина ― Нет конечно! Нет, послушайте… С. Немоляева ― Я подразумеваю под русским… С.Немоляева: Когда к классике относятся с пиететом — вот это настоящий театр К. Ларина ― И всё равно современный театр. С. Немоляева ― Да, современный театр, конечно. Так же и Миндаугас Карбаускис. «Таланты и поклонники» — то, что он поставил, — это тоже современный театр. И то, что он поставил сейчас — «Русский роман». К. Ларина ― Который получил столько премий. С. Немоляева ― Конечно. К. Ларина ― Он »Золотую маску» получил. С. Немоляева ― Ну, конечно. И это тоже современный театр. Причём это пиетет перед классикой. Это не искажение, это не попытка себя перевернуть на фоне другого человека, понимаете, а это попытка разобраться в авторе и сделать, показать, каким он видит это. Даже как этот молодой наш Шульев Толя — он тоже совсем молодой паренёк, а всё-таки увидел по-своему вот эти «Бешеные деньги». «Бешеные деньги» — невероятно интересно сейчас, потому что это про нашу жизнь сейчас. И когда я там говорю один монолог… Я уже читала часть этого, когда я говорю: «Он настолько любил меня, свою жену, и свою дочь, что никогда не делал различий между своими и казёнными деньгами». Ну, вот это же про очень многих наших людей, и поэтому это очень современно. И кто-то даже из зрителей сказал: «Ну, уж вы говорите отсебятину!» Я говорю: «Я ни одной отсебятины не говорю, я говорю точно по Островскому». Понимаете? И в этом я вижу смысл нашего искусства. Классика… К. Ларина ― Ну, современность, конечно, чем определяется? Это абсолютный отклик на сегодняшний день. С. Немоляева ― Отклик. К. Ларина ― Когда это совпадает, резонирует, да? С. Немоляева ― Но тема классики — тема великая. Классика почему не умирает? Потому что она совершенно отвечает сегодняшнему дню. К. Ларина ― Ну, тоже не всегда. С. Немоляева ― Ну, конечно, не всегда. К. Ларина ― Это вопрос — как сказать. Это вопрос интонации, вопрос подачи. С. Немоляева ― Конечно. Ну, бывает архаика. Мы с Сашкой смеялись друг над другом, когда мы репетировали «Плоды просвещения». Он, будучи очень естественным актёром, шедшим от себя… И у него были такие работы всегда, ну, ультрасовременные. Он меня учил. Ему не нравилось, когда я репетировала. Он говорил: «Что ты так говоришь? Ты скажи, Анна Павловна, — вот то, что вместе репетировали. — Ты должна сказать просто и естественно очень, ничего не наигрывая. Скажи мужикам: «Вон отсюда!» Я говорю: «Конечно, так просто и естественно!» Мы сидели и оба хохотали над этим страшно. И он сам рассказывал это в каких-то случаях с полным упоением. Ну, вот такой архаичный театр, который воспринимает классику архаично, — конечно, это не для меня. А вот когда к классике относятся с пиететом и воспринимают её с огромным уважением, интересом и пониманием того, что это такое, но со своим взглядом, со своей точки зрения, — вот это, мне кажется, настоящий театр. И я за такой театр. К. Ларина ― Кстати, вас Островский действительно так сопровождает всю жизнь. Я вот вспомнила, что вы же в »Талантах и поклонниках» играли Негину, да? С. Немоляева ― Да. К. Ларина ― В первом, старом варианте, да? С. Немоляева ― Когда была молодая, играла, да. К. Ларина ― Это вообще! И в итоге вернулись в эту же пьесу, но уже… С. Немоляева ― В другой ипостаси. Но в чём, например… Вот вы спросили меня. Я не знаю, может быть, я долго об этих говорю вещах. Вот Миндаугас Карбаускис как видел образ Негиной? Он видел не голубой её героиней. И я вспоминала себя, как я её играла. Я боялась её не то что очернить, а любой… Вот есть положительное качество какое-то, чуть-чуть, спорное — и я старалась, я делала… К. Ларина ― Оправдать её, да. С. Немоляева ― Оправдать. И голубая героиня абсолютно. А он — нет! Он даже педалировал. Даже там спор с маменькой. Он говорил Полине (Полина тоже со мной играет): «Ты разговариваешь с матерью. Ты просто ей хамишь». И когда мать говорит: «Как ты со мной разговариваешь? Ты с матерью так разговариваешь! С матерью?!» То есть это голубая героиня, Негина. Значит, как надо сказать, чтобы оправдать и это сыграть? И вот взгляд Миндаугаса был в тысячу раз правильнее, чем тогда, когда я играла. К. Ларина ― И то, что она такая прагматичная девушка, да? Она делала свой выбор сознательно. С. Немоляева ― Она сделала выбор сознательно в пользу театра. Чем оправдывается её прагматика? В пользу. Как сейчас бывает — «папиков» ищут богатых. К. Ларина ― В пользу, может быть, не театра, а в пользу успеха личного, да? С. Немоляева ― Ну, это же близко, связано. Как театр без успеха? В театре должен быть успех. Поэтому мне кажется, что вот этот… А это был его взгляд. Он не боялся её сделать не такой уж героиней — ах, прямо незабудка-ромашка. К. Ларина ― Светлана Владимировна, вам, конечно, везёт с режиссёрами. Что тут говорить, да? С. Немоляева ― Чего тут говорить… К. Ларина ― И можно вспоминать то, что было, и то, что сейчас, и то, что Миндаугас с таким вниманием к вам относится. Это, конечно, невероятное счастье. Про какие роли мы с вами сегодня говорим, которые вы сегодня играете! Вы меня извините, вы всё время не играете роли старух. Правда? С. Немоляева ― Ну… К. Ларина ― Нет. Нет! Вы играете женщин в возрасте, безусловно, но это женщины. И я вижу, что на сцене женщина. А у нас как путь артистки? Он понятен, нарисован. Что тут ходить к гадалке? Тут понятно. Сначала — инженю. Потом — подруга. Потом — мама. А потом — бабушка. И всё, до свидания. Здесь, конечно, большое счастье, что он вас видит такой. Молодец! Просто здорово! Я вам желаю, чтобы ещё были такие работы. И не только Островский, а чтобы были роли хорошие, настоящие. Хотя я понимаю, что выбор небольшой. Сколько мы тут встречаемся с взрослыми артистами… С. Немоляева ― Ну а как же? Всё-таки пишут для другого возраста. К. Ларина ― Да, да. И это ужасно обидно. С. Немоляева ― Драматурги прошлые и сегодняшние, и будущие тоже будут писать для молодых. К. Ларина ― Кстати, не знаю, мне кажется, что… С. Немоляева ― Ну, мало таких пьес, в которых главные роли достаются людям уже, так сказать, перешагнувшим. Правда? К. Ларина ― Потому что не хотят писать такие роли. А это неправильно! Это, кстати, общая проблема. Я вот сейчас смотрела сериал (я уже хвалилась слушателям, говорила) «Вражда», американский. Это сериал. Главные роли играют Джессика Ланж и Сьюзан Сарандон. Ну, они практически ваши ровесницы. Они играют двух звёзд Голливуда. И вот их вечная вражда, противостояние. Это такое кино! Оторваться невозможно! С. Немоляева ― С ума сойти… К. Ларина ― Сумасшедшее! Я смотрю на них и думаю: боже мой, это артистки, которые сейчас в своём возрасте… Во-первых, они выглядят великолепно. Во-вторых, мастерство высочайшего пилотажа! И надо им играть. И не тогда, когда им 25 было, и молодость… С. Немоляева ― «Если бы молодость умела, если бы старость могла». Тут приходит постулат известный. К. Ларина ― Что я нашла? Близимся к финалу. Я с удивлением обнаружила песню, которая называется «Мой друг», в каком-то телевизионном концертном варианте, которую вы поёте. Вы сейчас это услышите. Но это на самом деле никакой не »Мой друг». Это Лайза Миннелли, это песня из фильма «Кабаре». Ха-ха-ха! Светлана Владимировна, вам подарок! С. Немоляева ― Это где-то я, наверное, баловалась. К. Ларина ― Вам подарок! С. Немоляева ― Это я где-то баловалась, а кто-то записал. К. Ларина ― Мы сейчас услышим эту песню в исполнении Светланы Владимировны Немоляевой, нашей сегодняшней гостьи, которой мы желаем здоровья, успехов и триумфа. С. Немоляева ― Ой, это хоть прилично? К. Ларина ― Привет и поклон замечательным детям и внукам! Спасибо им за то, что они рядом с вами. С. Немоляева ― Спасибо. К. Ларина ― А теперь вы солируете. С. Немоляева ― Матерь Божья! Я даже боюсь. К. Ларина ― Сделай нам погромче. ПЕСНЯ

Ссылка на источник