К. Ларина ― Ну что же, после такого замечательного музыкального вступления одно удовольствие сказать добрый день нашей замечательной гостье — Вере Таривердиевой. Верочка, приветствую тебя, здравствуй. В. Таривердиева ― Привет! К. Ларина ― Вы слышали, да, музыку. Это песня из фильма «Любить…» Михаила Калика. Музыка, естественно, Микаэла Таривердиева. И сегодня, я думаю, мы еще услышим из этого фильма музыку. У нас сегодня много поводов для разговоров. Я уже говорила, что, во-первых, 15-го числа день рождения Микаэла Леоновича — ему исполнилось бы 86 лет. Да? Вообще наш современник и продолжает жить, да? Ну и второе, что хочу… Почему начали с Калика? Потому что я знаю, что сейчас Вера вернулась из Выборга, где фестиваль «Окно в Европу» и где отмечался юбилей как раз Михаила Калика, 90-летие ему было в этом году. Его не стало в этом году. Это гениальный совершенно режиссер, которого, мне кажется, молодежь совсем не знает, кто это. Да? Ну, кроме киноманов. В. Таривердиева ― Как ни странно… К. Ларина ― Знают? В. Таривердиева ― Продвинутая, именно продвинутая молодежь его знает, любит. Я не знаю, 100-тысячные просмотры фильмов в YouTube и так далее. Но он действительно удивительный. И вот есть такой эффект классики, есть эффект… Я не знаю, можно назвать его «эффект Моцарта, Баха» и так далее. Какая самая читаемая книга в мире? Библия. Потому что она неумирающая. Вот Калик — это тот кинематограф, который будет один из самых смотрибельных на перспективу. Может быть, его не знают массово все. Ну, для этого есть объяснение — его судьба, его просто удивительная совершенно судьба. И он удивительный человек. Вот в Выборге у нас был совершенно замечательный вечер. И все люди, которые пришли, которые как бы последовали этому событию, они были в потрясении от фильма. К. Ларина ― А показали что? «Любить…»? В. Таривердиева ― Показывали «Любить…», да. Мы три года назад показывали, к 50-летию фильма мы показывали «До свидания, мальчики». И в этом году мы показывали «Любить…». И совершенно потрясающе сказал на этом вечере Вадим Абдрашитов: «Калик — человек со своим призванием». Вот как человек, переживший то, что он пережил, сделал то потрясающе светлое, пронзительно светлое кино. Это человек призвания. Вот его Бог к этому призвал — и он это сделал, несмотря ни на что, а вопреки. К. Ларина ― Ну, тут стоит напомнить, что первая его работа была такая мощная — это «Человек идет за солнцем»… В. Таривердиева ― Нет, это не первая работа, но такая первая знаменитая, которая перевернула и кинематограф… К. Ларина ― И его судьбу, по сути. В. Таривердиева ― Ну, его судьбу перевернуло то, что его из ВГИКа забрали, так сказать, и он провел четыре с половиной года в лагерях. Это перевернуло его судьбу. А этот фильм просто действительно перевернул кинематограф. Он показал тот кинематограф, который… Просто после этого фильма уже кинематограф не мог быть прежним. К. Ларина ― Вера, я знаю, что и в жизни Таривердиева это был неслучайный человек, да? Это не только творческое сотрудничество. В. Таривердиева ― Это очень близкий человек. Это человек судьбы. Это человек судьбы не только при жизни, но и, как говорится, после смерти. Миша был студентом четвертого курса, а Микаэл Леонович был студентом ВГИКа, Микаэл Леонович был студентом четвертого курса Гнесинки у Арама Ильича. Разница между ними были четыре с половиной года. Это ровно те годы, которые Миша провел в лагерях. И Миша пришел в Институт Гнесиных в поисках композитора. И вот этим композитором, который попался ему на пути, был Таривердиев. И их связанность поразительная! Микаэл Леонович из-за Калика был 12 лет невыездным. Калик был тем человеком, который никогда… То есть они, что называется, стояли на баррикадах вместе, спина к спине. К. Ларина ― А почему? За что? В. Таривердиева ― Потому что когда «Человек идет за солнцем» пригласили на фестиваль в Париж, и все были так вдохновлены… Это была целая большая делегация, выезжала на фестиваль в Париж. И их всех, кто… И среди них должен был быть Калик и Таривердиев. Возглавлял делегацию Пырьев. И всех утром собрали у »Метрополя», у гостиницы. Оттуда они должны были выехать в Шереметьево, ну, в аэропорт. И всем выдали… Ну, как тогда в советское время? Это 62-й год. К. Ларина ― Паспорта. В. Таривердиева ― Паспорта выдавали всем. Не выдали Калику. Ну, по причине того, что он неблагонадежен. И Микаэл Леонович сказал: «Я не поеду без Калика». Пырьев ему сказал: «Если ты не поедешь сейчас, то ты будешь невыездным». Он его предупреждал. Он сказал: «Я без Калика не поеду». Он без Калика и не поехал. И 12 лет, до »Семнадцати мгновений весны», он был невыездным. К. Ларина ― И работал все равно с ним, продолжал работать, да? В. Таривердиева ― Конечно. Так все фильмы Калика… К. Ларина ― Все работы, да. В. Таривердиева ― Все фильмы Калика с музыкой Таривердиева. И последний его фильм, когда он же… К. Ларина ― «И возвращается ветер…». В. Таривердиева ― Он же в 71-м году уехал в Израиль. И когда уже можно было вернуться, его последняя картина, пронзительная автобиографическая картина тоже с музыкой Микаэла Леоновича. И я уже тут была свидетелем их общения, работы. И мы с Мишей дружили. Мы его привозили в Выборг в 2014 году. И последнее интервью, которое было с ним сделано, оно было сделано нашими английскими издателями, которые просто приехали на него посмотреть, с ним пообщаться в Выборг, и записали это последнее интервью с ним. К. Ларина ― Скажи, а Микаэл понимал вообще масштаб личности Калика и вот то, что он делал в кино? В. Таривердиева ― Они как братья были. Они же как? Вот Калик говорит о Микаэле Леоновиче: «Я без него не смог бы этого сделать». А Микаэл Леонович через Калика нашел свою интонацию. Через японскую поэзию и через общение с Каликом он как бы сформировался как вот то… вот те самым деревом, которым он был и есть. Вот. Просто это было такое… Как они работали? Они просто начинали обсуждать… Микаэл Леонович ездил всегда к нему на съемки. И более того — там какие-то эпизоды писались до съемок, и должны были сниматься как бы уже под музыку. Музыка еще была не записана. Так Микаэл Леонович, зная эту музыку, сам тащил тележку, толкал тележку операторскую на съемках. Такие случаи бывали. То есть это была такая… Мы даже устраивали когда-то такую ретроспективу фильмов Калика под названием «Михаил Калик и Микаэл Таривердиев — звездный дуэт». Потому что это было действительно… это было какое-то удивительное братство. К. Ларина ― Кстати, опять же начали мы с фильма «Любить…». Это, конечно, абсолютное совпадение стилистическое автора-режиссера и автора музыка. То есть как бы непонятно, что главнее, что гонит эту интонацию, что ее подхватывает, да? Это, конечно, здорово. Это такой поэтичный и музыкальный кинематограф. Я думаю, что во многом… Это то, что ты уже сказала: во многом он определил и судьбу кинокомпозитора Таривердиева, да? В. Таривердиева ― Да. К. Ларина ― Он и дальше вот так старался работать. В. Таривердиева ― А он только так и мог работать в этом поразительном поиске, с одной стороны, материала кинематографического, а с другой стороны — такого создания собственного параллельного… создания полифонического мира. Потому что жизнь — она же как? Есть мы с нашими телами, а есть что-то, что происходит внутри нас. И вот это то, что внутри, вот эта какая-то внутренняя интонация происходящего и смысла всегда собственно только и интересовала Таривердиева. К. Ларина ― Кто еще из режиссеров для него в той же степени важный человек в жизни, как и Калик? В. Таривердиева ― Для него очень близкий человек — Урсуляк, Сергей Урсуляк, с которым Микаэл Леонович сделал его первые две картины, а потом еще две картины, Сережа использовал музыку Микаэла Леоновича. И в каком-то смысле Сережа был для него таким проявлением Калика. Потому что вот та интонация, которая есть в фильмах Калика, она уникальна. И я бы сказала, что Сережа — единственный человек, который впрямую продолжил эту интонацию. Во всяком случае, это точно фильмы «Русский регтайм», «Летние люди». И вообще Сережа — человек вот этой интонации. К. Ларина ― Как ты это объясняешь? В. Таривердиева ― Ну, не знаю. Это просто так… К. Ларина ― Он единственный, кто это чувствует. Вот я тут соглашусь. Единственный. В. Таривердиева ― Вот какое-то совпадение людей. Это близость людей, близость личностей. Сережа же… У него даже есть такая очень смешная история. Он был поклонником Микаэла Леоновича с подросткового возраста. Он записывал выступление Микаэла Леоновича по телевизору, и его магнитофон не записал это — и он этот магнитофон разбил от злости. Вот. А потом он пришел со сценарием «Русского регтайма». И потом он уже говорил: «Если бы Микаэл Леонович не согласился, я бы не стал снимать этот фильм». К. Ларина ― Вот смотрите — кроме Калика, назвала Вера только Урсуляка. А между Каликом и Урсуляком целая жизнь была в кино. В. Таривердиева ― Нет, ну то, что есть потрясающие и замечательные режиссеры… Но я говорю о той удивительной степени человеческой и творческой близости, о которой ты меня спросила. А так, конечно… Я не знаю, был Эльдар Александрович Рязанов и остается в нашей жизни навсегда, что называется. Гриша Поженян, который снял кино странное, немного сумасшедшее, но в рамках этого фильма «Прощай» родились эти уникальные монологи «Я такое дерево» и так далее. Там восемь монологов на стихи Григория Поженяна. И можно многих называть режиссеров, которые очень любили с Микаэлом Леоновичем работать и с которыми Микаэл Леонович тоже работал с удовольствием, отдаваясь, так сказать, совершенно. Но, конечно, это уникальное содружество с Каликом, оно… К. Ларина ― Как ты думаешь, за что кино это практически было запрещено в советское время? В. Таривердиева ― Ну, как? Фильм «Любить…» — это четыре новеллы. Каждая новелла начинается с цитаты и с песни библейской. К. Ларина ― И там Александр Мень. В. Таривердиева ― Когда Александр Мень перед финалом появляется, молодой, потрясающий, и потрясающе говорит. И когда этот фильм просто порезали и потом в результате положили на полку… Они были так удивлены: «Как это?» А советское время. Какой отец Александр Мень? То есть их способ быть свободными и не быть вообще никакими другими… Они были очень свободные люди. Они были поразительно свободными людьми — в самом хорошем, неразвязном смысле этого слова. И вот из-за этого. Потом Калик, когда он снял «Цену», последний свой фильм перед отъездом, он уже подал документы на выезд в Израиль. Он в 71-м году уехал. И его имя было запрещено. Не то что фильмы, а имя было запрещено. Нельзя было публично произносить. Скажем, книга о Микаэле Леоновиче в 86-м году вышла Анатолия Цукера, где были перечислены некоторые фильмы, где не было имени режиссера. Вот. Так что это вот такая судьба. К. Ларина ― Слава богу, кино сохранилось, ничего не смыли, не уничтожили. В. Таривердиева ― Ну, фильм «Любить…», например, сохранился благодаря Инне Туманян, режиссеру документальных съемок. Там же как бы четыре новеллы, а между ними документальная потрясающая съемка людей на улице. К. Ларина ― Я, кстати, знаю, что он собственно делал в перестроечное время, когда этот фильм появился… В. Таривердиева ― Он восстанавливал. К. Ларина ― Он восстанавливал просто из сохранившихся кусков, по сути заново его монтировал. В. Таривердиева ― Эти куски сохранились. Они 20 лет пролежали у Инны Туманян под диваном. Одна копия полная сохранилась. И вот Михаил Наумович это делал, когда он вернулся. К. Ларина ― Действительно, рукописи не горят. То же самое можно сказать и про большой кинематограф. А про музыку? Есть вещи, которые исчезли, которые не пошли по каким-то причинам, вообще не сохранилось? В. Таривердиева ― Ну, у Микаэла Леоновича такое количество музыки! Просто это чемоданы. Это даже не килограммы, а это, наверное, тонна нот и партитур. Конечно, что-то то, вот то, что звучало в кинематографе, самые замечательные и пронзительные вещи (ну, есть там такие), которые, например, не были написаны нотами. Или ноты исчезли, потому что ноты отдавали в Оркестр кинематографии, и там что-то сохранилось, а что-то не сохранилось. Потому что нужно же было работать, что называется… Вот партитура написана — и прямо рукопись туда отдавалась. И что-то потеряно. Но мы восстанавливаем. Есть такие люди замечательные, которые по слуху пишут партитуру и ноты, и так далее. Но, конечно, что-то, наверное, что-то утрачено. Но в целом все-таки… Я надеюсь, что основное все сохранено. К. Ларина ― Вот смотри. Сейчас в связи с событиями вокруг Кирилла Серебренникова и вокруг спектакля «Нуриев», который то ли запрещен, то ли отменен, то ли перенесен, возникли сразу же вопросы: а было ли когда-нибудь такое в истории? И конечно же, возникла история, в том числе не только с Шостаковичем, но и с Микаэлом Таривердиевым, с балетом «Девушка и смерть». Там тоже накануне премьеры? Вот как это произошло? В. Таривердиева ― За две недели до премьеры. То есть это история такая… для Микаэла Леоновича она как бы очень тяжелая, он ее фактически не пережил. Больше всего он переживал вот это унижение. К. Ларина ― А это какой год был? В. Таривердиева ― Это 87-й год. К. Ларина ― То есть это уже, считай, свободное время. В. Таривердиева ― А именно потому, что началось свободное время. История такая. Инициировала этот балет Вера Боккадоро. Этот балет поддержал Григорович. И вначале… Вот шли уже репетиции полным ходом, он был поставлен. Там участвовали Нина Ананиашвили, Андрис Лиепа, Семеняка, Ветров. Я видела, я была… У нас есть запись прогона этого балета, черновой прогон. Сказать, что это гениально было поставлено — нет. Но это было интересно и хорошо. Это не тот случай, когда как бы балет можно запрещать. Но там шла такая… Народные артисты Советского Союза Балетного театра наступали на другого народного артиста Советского Союза Григоровича. Балет стал как бы неким плацдармом выяснения отношений. И я была на худсовете, Микаэл Леонович не пошел. Я не буду называть имена, потому что это люди, которых я люблю, которых уважаю. Ну, бывает случайная жертва. Вот Микаэл Леонович стал случайной жертвой всей этой истории. Он переживал это страшно болезненно. И после этого появилась симфония для органа «Чернобыль». Но самое смешное, что мы договорились с Кириллом Серебренниковым до этой истории, вот буквально совсем незадолго, договорились о встрече… К. Ларина ― Вот сейчас, да? В. Таривердиева ― Да. О встрече на предмет… Я ему хотела рассказать об опере Микаэла Леоновича «Женитьба Фигаренко». К. Ларина ― А, я помню! Мы в прошлый раз про это говорили. Очень интересно. В. Таривердиева ― Да. Я хотела, чтобы он… А вдруг он заинтересуется? Потому что, в принципе, эта тема ему… Ну, как? Бомарше перенесенный. Там зампред исколкома, там журналист-фельетонист и так далее. В общем, это очень смешная и потрясающая… Мы в прошлом году открывали большой гала-концерт в Большом театре большим ансамблем из этой оперы и завершали завершающим ансамблем. Потрясающе совершенно! То есть потрясающе, здорово, весело, смешно и афористично. К. Ларина ― Так? И что сказал Кирилл? В. Таривердиева ― Нет, из-за этого мы не смогли с ним встретиться. К. Ларина ― А, понятно. В. Таривердиева ― Потому что началась вся эта, прошу прощения, бодяга. Ну, как бы ему не до «Женитьбы Фигаренко» сейчас. Хотя я не теряю надежд. К. Ларина ― Тут, кстати, я письмо нашла еще, которое написал Таривердиев Григоровичу после отмены спектакля. В. Таривердиева ― Да, да, да. К. Ларина ― Я, кстати, могу процитировать: «Впервые меня поразила атмосфера недоброжелательности, неэтичности, порой переходящей в откровенную грубость, на художественном совете, состоявшемся 14 марта. Речь шла не о музыке, не хореографии и не о том, как выпустить хороший спектакль. К моему изумлению, членами худсовета не было высказано ни одного конструктивного предложения. Складывалось впечатление, что многие пришли на этот худсовет с одним желанием — утопить этот балет и вместе с ним балетмейстера-постановщика». В. Таривердиева ― Абсолютная правда. К. Ларина ― То есть это была абсолютно такая вот… В. Таривердиева ― А два человека, которые встали и сказали: «Что вы делаете с этой музыкой? Что вы делаете с этой музыкой?» — это был дирижер Копылов и был концертмейстер оркестра Сергей… Господи, забыла… Гиршенко, который сейчас концертмейстер светлановского оркестра. Ну, то есть два самых важных музыканта, которые в этой истории участвовали, они встали и сказали: «Люди, опомнитесь! Что вы делаете?» К. Ларина ― А были такие еще случаи, когда он попадал в такое колесо каких-нибудь интриг? В. Таривердиева ― Ну, периодически что-то происходило. Никита Владимирович Богословский телеграммы подбрасывал. Эта история длилась много лет. К. Ларина ― А, по поводу музыки… В. Таривердиева ― Да-да-да. Или «Вокзал для двоих», так сказать, сюжет фильма… К. Ларина ― «Вокзал для двоих», кстати, преследует тоже всю жизнь, да. В. Таривердиева ― Всю жизнь. К. Ларина ― Ну, это же на самом деле правда? В. Таривердиева ― Нет, это правда, это правда. Микаэл Леонович был два года под судом и следствием. К. Ларина ― А он был в курсе, когда это брали в сценарий как точку отсчета? В. Таривердиева ― Он не знал. Его Эльдар Александрович пригласил на премьеру. И когда он пришел, когда он смотрел этот фильм, он чуть не умер. К. Ларина ― Да что вы? В. Таривердиева ― Да. И он на Эльдара Александровича обиделся. К. Ларина ― Ну, там же хороший образ, положительный, но он как бы доведен до самого конца… В. Таривердиева ― И он сидел, и ему казалось, что все… К. Ларина ― Все близкие знали, вся тусовка знала. В. Таривердиева ― Вся Москва знала эту историю. Ему казалось, что все на него чуть ли не пальцем показывают. То есть он… Ну, как? Просто человек, у которого отнимались в результате этой истории ноги, то есть он так это переживал. И когда человек тбилисец… К. Ларина ― Гордый человек. В. Таривердиева ― Гордый человек. Когда вопрос чести — это самый… И когда так вокруг тебя происходят такие вещи, такая история… Человек просто под судом и следствием, да еще и невинный человек. Ему это было очень тяжело пережить. Вот. Но это он как-то пережил, в конце концов. А вот балет «Девушка и смерть» — это было… Собственно говоря, все сердечные проблемы начались там. Просто такое вот… Это правда. К. Ларина ― А где-нибудь поставлен этот балет? В. Таривердиева ― Нет. К. Ларина ― Да ты что? В. Таривердиева ― Да. Мы только его в концертном исполнении, сюиту делали. Вот. Но однажды мне снился Микаэл Леонович, который пришел и оставил мне на вахте Союза кино (но это был совершенно не Союз кино) партитуру балета «Девушка и смерть». На следующий день я попала в аварию на мотороллере. А первая моя мысль была… К. Ларина ― Кошмар! Мистический какой-то балет. В. Таривердиева ― Микаэл Леонович вообще мистический человек, не только его балет. К. Ларина ― Давайте мы остановимся пока, у нас сейчас выпуск новостей, а потом продолжим нашу встречу с Верой Таривердиевой и с музыкой Микаэла Таривердиева. НОВОСТИ ЗВУЧИТ МУЗЫКА К. Ларина ― Вот слышите? Это тоже Микаэл Таривердиев, потому что орган — это его вторая жизнь. И собственно, в наследие Вере он оставил и эту музыку, и целый собор, потому что Вера Таривердиева (сообщаю тем, кто не знает) директор Кафедрального собора в Калининграде. В. Таривердиева ― На острове Канта. К. Ларина ― Обалдеть! Вот чем все кончилось. В. Таривердиева ― Я сама обалдела! К. Ларина ― Во-первых, должность сама по себе. Что значит — директор Кафедрального собора? В. Таривердиева ― Я скажу, что… К. Ларина ― Женщины могут быть директорами кафедральных соборов? В. Таривердиева ― Нет, ну дело в том, что этот Кафедральный собор — это концертно-музейный комплекс. Он называется Кафедральный собор. Но, конечно, сочетание смешное. Видимо, для меня специально придумано. Потому что оно, ну, правда, реально смешное. А это «несчастье» со мной случилось в конце прошлого года. Просто этот Кафедральный собор — это лучший органный комплекс в России. В этом Кафедральном соборе проходит Международный конкурс органист имени Микаэла Таривердиева, который начинается… Он проходит в Гамбурге, Канзасе, Москве. К. Ларина ― Это при жизни еще Микаэла или после? В. Таривердиева ― Нет, это моя придумка, которая начала осуществляться в 99-м году, то есть первый конкурс состоялся в 99-м году. Он проходит раз в два года. Мы начинали только в Калининграде, а потом вышли за пределы Калининграда. И за этот период конкурс тоже причастен к инициации строительства этого уникального и замечательного органа, который есть в Кафедральном соборе. И как говорится, судьба привела меня туда. И собор меня, что называется, забрал к себе на работу. К. Ларина ― Ну, как бы зная твой характер неуемный, я понимаю, что это не просто так, строчка в трудовой биографии, да? Там какая-то наверняка уже стратегия тобой разработана дальнейшей жизни. В. Таривердиева ― Ну, она разработана… Ну, как? Мне даже не нужно было ее разрабатывать. Мне нужно было просто начинать что-то осуществлять, потому что собор потрясающий. К. Ларина ― Он вообще в каком состоянии? В. Таривердиева ― Он же восстановлен. Он же был разрушен. Кстати говоря, на днях состоится, в конце августа состоит концерт памяти жертв разрушения 44-го года, когда бомбили Кенисберг. И вообще надо сказать, что связь с этим городом у нас тоже мистическая. Наши ближайшие соседи — Микош и Джемма Фирсова. Джемма уже вместе с отцом в десятилетнем возрасте брала город Кенисберг. Она просто с отцом прошла всю войну, будучи девочкой. Он был генералом, и вот они брали Кенисберг. К. Ларина ― Ну, Джемма Фирсова — для тех, кто не знает — это известнейший и легендарный документалист советский. В. Таривердиева ― Актриса, документалист, поэт. К. Ларина ― А Микош — это оператор. В. Таривердиева ― Это выдающийся, великий, самый известный оператор Второй мировой войны. Вот они жили… просто мы жили через стенку. И поразительная связанность всех и вся в нашей жизни. И когда я начинала конкурс… Потом мне Джемма рассказала свою историю с Кенисбергом. Просто она была свидетелем этого разрушенного города и много рассказывала. Я так распыляюсь на многие темы, потому что, ну, действительно много чего хочется сказать, рассказать К. Ларина ― А город Калининград в жизни Микаэла что-нибудь значит? В. Таривердиева ― Он для него не значит, но в Калининграде как бы специально… К. Ларина ― Он там был когда-нибудь? В. Таривердиева ― Фильм «Из пепла», который снимал тоже легендарный во ВГИКе китайский режиссер, а оператором был Савва Кулиш. Это первая роль Джеммы Фирсовой. Снимался в Кенисберге, назывался «Из пепла». И музыку писал Таривердиев. К. Ларина ― Таривердиев. Вот так все закольцовано, да. В. Таривердиева ― Они еще тогда соседями не были. К. Ларина ― Ну и про орган, конечно, тоже хочется спросить. Тоже неожиданно совершенно. Это совсем несоветский инструмент. Ну? Он как бы вызывающе несоветский инструмент. В. Таривердиева ― Ну, как? На самом деле это заблуждение, потому что были периоды в истории России. В частности, например, в петровское время органов было больше, чем клавикордов и прочих других клавишных инструментов. То есть, так сказать, с этим «окном в Европу» и Петром в Россию пришло и приехало очень много органов. Потом орган, например, был в Византии, так сказать. Здесь такие традиции, в том числе и русского органа. Но действительно, конечно, мы не можем сравниться с Европой или Америкой. Скажем, город Вустер, где у нас начинался североамериканский тур, — 140 тысяч населения и 45 больших органов. Но тем не менее орган у нас есть, орган замечательный. И сейчас даже, скажем, на немецком радио Deutsche Welle (есть такое радио) вышла передача «Ренессанс русского органа». И примерно половина передачи — это как раз рассказывали о конкурсе органистов имени Таривердиева, о молодых исполнителях. Наши сегодня органисты просто лидируют в мире как школа, соперничая с самыми лучшими и выдающимися органными школами, скажем, Германии, Франции и так далее. То есть наши завоевывают места на международных конкурсах и так далее, и так далее, работают активно, много и очень интересно. К. Ларина ― Ну а в жизни Микаэла когда орган возник? В. Таривердиева ― Он возник у него… К. Ларина ― В студенчестве? В. Таривердиева ― Да, он возник еще в студенчестве. К. Ларина ― А когда он впервые сел за него? В. Таривердиева ― Он сел за него в классе Арама Ильича Хачатуряна в Институте имени Гнесиных. Он иногда, поскольку у него не было зимнего пальто и он фланировал зимой в плаще, он оставался ночевать в классе у Арама Ильича, где был маленький орган. Вот он по ночам там играл на органе. И вообще он же барочный композитор. Он такой. У Миши Аркадьевича потрясающего есть такое произведение «На руинах барокко». А вот у Микаэла Леоновича это как бы такое восстановление, возрожденное, воскресшее барокко, но в таком современном мире. Поэтому барочные инструменты — клавесин, орган — ему очень близки. И у него целый том органных сочинений, которые сейчас играют органисты по всему миру, в том числе потому что есть конкурс и его произведения входят в число обязательной программы. То есть там входят и Бах, и другие органные композиторы, но в каждом туре звучат произведения Таривердиева. И их очень любят, их играют. И он, скажем так, в органном мире уже такая фигура признанная. К. Ларина ― Тут среди вопросов вопрос, который задают часто Вере, но я его повторю: «Есть ли неопубликованные еще музыкальные произведения?» Неопубликованные — в смысле не сыгранные публично. В. Таривердиева ― Я скажу так: не опубликовано в виде нот почти все, что Микаэл Леонович написал, потому что нот сейчас почти не публикуют. Единственное только — у нас есть свой сайт, где есть ноты, которые мы выкладываем в электронном виде. Или сайт Бориса Тараканова. Все, что есть в электронном виде, мы стараемся туда выложить, то есть чтобы это было общедоступно. А еще не ставилась опера «Женитьба Фигаренко». И не ставился балет «Девушка и смерть» и другой балет «Девочка на шаре» (второе название этого балета — «Герника», по картине Пикассо). Очень актуально. К. Ларина ― Вот та история с Большим театром, она так сильно ударила, что… Вот как раз Вера вспоминала о том, что буквально сразу же после этого был написан «Чернобыль». В. Таривердиева ― Симфония для органа «Чернобыль». К. Ларина ― Да, симфония, в которой это все отчаяние и страдание, которые он сам пережил, оно вот сошлось с темой чернобыльской катастрофы. Но я так понимаю, с Большим театром больше не было никакого сотрудничества за всю жизнь? В. Таривердиева ― Микаэл Леонович несколько лет объезжал театр стороной, он мимо него даже не проезжал, он не мог его видеть. Но однажды я все-таки… Приезжал французский балет «Гранд-опера», и я его уговорила пойти, все-таки сходить на спектакль. Честно говоря, я не знала, что там будет. Ну, потому что «Гранд-опера»… И мы пошли. Его там встретили все! Его всегда обожали все гардеробщики, все билетеры и так далее. Его встретили очень тепло. Мы вошли, сели — начался балет. И этот балет был «Юноша и смерть». К. Ларина ― Прекрасно! В. Таривердиева ― В перерыве мы ушли. Ну, это знаменитая постановка «Гранд-опера». К. Ларина ― Надо же! Вот это да! Вера, еще хотела такой вопрос задать. Все-таки, учитывая, что Микаэл Таривердиев был невероятно популярным и востребованным, ну, первым таким по сути композитором в советское время, но при этом он не стал придворным композитором, были ли вообще такие предложения для того, чтобы все-таки он из такого андеграунда… По сути, он все-таки был человеком альтернативной культуры, не официозной. Вот были такие искушения перейти в этот другой ранг? В. Таривердиева ― С ним это было невозможно, потому что, как говорится, на физиономии было написано… К. Ларина ― «В гробу я их всех видал». В. Таривердиева ― Просто это другое дерево. И я вспоминаю один эфир на »Эхе Москвы», еще с Лешей Кашпуром и с Костей… К. Ларина ― Кравинским. В. Таривердиева ― …Кравинским, да. Там было… Мы показывали диск, монолог «Я такое дерево». И позвонил какой-то человек в эфир и сказал, говорит: «Знаете, я был в Моссовете в шестидесятые. Таривердиев выступал. И когда он вышел и пел этот монолог «Я такое дерево», я был потрясен и поражен, что вообще в этом контексте этот человек мог выйти и это спеть». То есть это было настолько очевидно, что он совершенно другой, что, как говорится, и не предлагали, и не искушали. К. Ларина ― А вот эта внутренняя свобода — это какое-то врожденное качество, на твой взгляд? В. Таривердиева ― Это врожденное, воспитано. Это просто… Ну, если человек, будучи школьником, когда в школе ударили сына уборщицы, и он на собрании (а это сталинские времена) выступил и сказал, что директора нужно вообще… чтобы он извинился перед этим мальчиком. То есть этот человек — он такой. Он не мог быть другим. Он мог быть убит, но не перестать быть самим собой. Его после этого же… после этого собрания вызвали маму и сказали: «Либо вы его заберете из школы, либо он уйдет отсюда с желтым билетом». И последний класс он учился… закончил вечернюю школу. Вот такое дерево. К. Ларина ― Наверняка все как бы перемены, которые происходили в стране — я имею в виду перестроечное время и собственно то, чем оно и закончилось в итоге, когда исчезла одна страна и, казалось бы, рождается совсем другая, — наверняка с воодушевлением все это воспринимал? В. Таривердиева ― С огромным! У него было такое ощущение, что возвращается то время шестидесятых, время надежд. Ведь у него рефреном в книге проходит фраза: «Нам казалось, что впереди нас ждет только радость». И вот это ощущение надежд его, конечно, вдохновило. И он очень сопереживал. Но оно же было потом так, как говорится… К. Ларина ― Разочарование. В. Таривердиева ― Они в очередной раз были травмированы и разочарованы. Я помню, как мы бегали на Ельцина, на какие-то митинги. Я помню, как мы поехали в 93-м году на какой-то эфир, но не могли проехать, потому что всех призывали в связи… К. Ларина ― Октябрь 93-го. В. Таривердиева ― Да, октябрь 93-го года. Микаэл Леонович в 94-м году был руководителем художественной программы «Новые имена». И как он отказался идти на концерт, который был в Кремле, встречался Ельцин с »новыми именами». Он сказал: «Я не могу туда идти, потому что идет война в Чечне». Вот. И тогда уже было ощущение потери вот этих надежд, ощущение какого-то отчаяния. А потом, Микаэл Леонович — он же визионер. Он не на сегодня реагировал, он каким-то образом ощущал перспективу. Потому что «Чернобыль» — это не только о Чернобыле. Когда он в 85-м году написал концерт для органа «Кассандра»… Это единственное произведение, к которому есть словесное предисловие: «Люди, остановитесь! Вас ждет вообще то-то и то-то». То есть это был такой… Это 85-й год, еще никто и не предполагал ни Чечни, ни Абхазии, ни Грузии потом, ничего. К. Ларина ― Наверняка ты думала и думаешь о том, как бы он воспринимал те или иные события сегодняшнего дня. Ну, судя по тому, что ты сейчас рассказываешь, я так понимаю, что многие вещи он действительно мог предчувствовать, да? В. Таривердиева ― Да, да. К. Ларина ― Особенно сейчас. Я вообще не представляю, как сегодня те люди, которые тогда ушли с разочарованиями в душе абсолютно, как вот Булат Окуджава, я помню, как Левитанский… Для многих это такой был водораздел невероятный, особенно Чечня. А то, что сегодня произошло, конечно… Сегодняшняя Россия тебе вообще приятна, сегодняшняя страна? Она комфортна для творчества, для свободы? В. Таривердиева ― Ну, все-таки я живу в своем созданном собою мире. А иначе нельзя. Если ты творишь свой мир, если ты живешь своим представлением о том, каким он должен быть, ты можешь что-то сделать. Если отчаиваться — ну, как тогда? Отчаяться, сложить руки — и все? Поэтому я стараюсь. К. Ларина ― Я смотрю на тебя и вспоминаю, конечно, что у нас сегодня все равно есть много, невероятное количество талантливых людей. В. Таривердиева ― Без сомнения. К. Ларина ― В том числе и в музыке, и в симфонической музыке. В. Таривердиева ― Да, да. К. Ларина ― Но все равно я вижу эти страдания, которые люди испытывают. Тот же Игорь Демуцкий, у которого украли премьеру, украли триумф, украли балет, да? В. Таривердиева ― А я скажу, что… К. Ларина ― Саша Маноцков, совершенно гениальный композитор, да? Михаил Аркадьев, про которого ты говоришь, да? В. Таривердиева ― Да. К. Ларина ― Ну, это все люди, которые… Они не вписываются опять же в тренд. В. Таривердиева ― А художники никогда… Моцарты никогда и не вписываются, вписываются Сальери. Это вечный закон. К. Ларина ― Покажи пластинки-то, Вера. Мы же сидим в телевизоре! В. Таривердиева ― Да? К. Ларина ― Ну? В. Таривердиева ― Нет, я хочу… К. Ларина ― Принесла же кучу — надо же показать. В. Таривердиева ― Нет, это то, что у нас… Это же удивительная история, которая возникла несколько лет назад. Это то, что у нас издано. Это винил, три винила. И вот такой альбом внутри. Это у нас вышло в прошлом году, в конце года — «Ирония судьба», саундтрек. В этом году у нас выходит… К. Ларина ― На виниле, да? В. Таривердиева ― На виниле и на дисках. Просто я диски не принесла. Винил выразителен. К. Ларина ― Конечно. В. Таривердиева ― Кстати говоря, более популярный сейчас, чем диски. Цифру скачивают в интернете, а винил покупают. Это я хвастаюсь. Выйдет еще два винила в этом году. И мы планируем на концерте выставку, ретроспективу Калика в Лондоне. А началось все это совершенно удивительно, когда английский композитор Стивен Коатс сидел в ресторане в Москве, и вдруг он услышал музыку, и попросил… Позже он напишет: «Я потерялся в этой музыке, я затерялся». Он попросил официантку, чтобы она ему сказала, что это такое. Она говорит: «Да это что-то старое». Он сказал: «Что это такое?» Она ему отдала диск, и он с ним уехал. И он не знал, что это такое. Он его слушал, показывал друзьям. А потом своему русскому другу в Нью-Йорк послал фотографию обложки. И он ему написал: «Таривердиев, «До свидания, мальчика», музыка шестидесятых». И так он узнал о Таривердиеве, о Калике. Вот это они приезжали в Выборг в 2014 году со своим другом Полом Хартфильдом. Вообще-то, как говорится, не хухры-мухры, а личный фотограф уже третьего премьер-министра Великобритании, который готовит выставку Микаэла Леоновича и так далее. И вот так началась наша история, так они стали издавать Микаэла Леоновича в Лондоне и пропагандировать его. У них сто пятьдесят каких-то откликов по всему миру было таких: «А почему мы не знали?» Там появились фаны Таривердиева и фаны Калика. Так что Моцарты все равно победят. И кстати говоря, у Стивена Коатса и Пола Хартфильда на днях, 16-го числа, 16 августа, состоится открытие выставки «Музыка на костях» в »Гараже». К. Ларина ― А, мы про это, кстати, говорили. У нас вчера буквально был про это эфир в »Музейных палатах». Точно, да. В. Таривердиева ― Вот-вот-вот. Это тот самый Стивен Коатс. К. Ларина ― Надо же! Как все рифмуется потрясающе, да? Ну что? Мы должны заканчивать. У нас как раз «До свидания, мальчики» должны прозвучать сейчас. Огромное спасибо Вере за сегодняшний визит, за сегодняшний рассказ и за музыку… В. Таривердиева ― Спасибо «Эху Москвы» и лично Ксении Лариной! К. Ларина ― Пожалуйста. ЗВУЧИТ МУЗЫКА

Ссылка на источник