О. Бычкова ― 21 час и 11 минут в Москве, у микрофона Ольга Бычкова, добрый вечер. И добрый вечер Сергею Пархоменко, собственно, главной сути программы «Суть событий». Привет тебе! С. Пархоменко ― Да, привет-привет, хорошо ли меня слышно на этот раз? О. Бычкова ― Да, у нас все в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, никогда не говори «никогда», конечно, но будем надеяться, что кризис миновал. Начнем мы, конечно, с тобой опять российской-американских отношений. С. Пархоменко ― Подожди, начнем с воскресенья. Знаешь, начнем все-таки с того, почему я чувствую себя сейчас здесь очень грустно и далеко, потому что, конечно, в воскресенье в нынешнее я бы очень хотел быть в Москве, но – не успеть, не долететь. В воскресенье в час дня будет марш памяти Бориса Немцова, вот уже последние несколько часов о нем упоминают и так, и сяк, и замечательную передачу с его дочерью только что вы слышали. Но я считаю себя обязанным к этому присоединиться и позвать всех моих друзей, и всех, кто нас слушает, и всех, кто меня иногда где-нибудь читает, принять участие в этом важном очень для нас для всех событии. Тем более что потом, после этого маршрута, традиционного уже маршрута по бульварам, можно будет свернуть в сторону и оказаться на мосту, где, конечно, именно в этот день и нужно оказаться, и где до сих пор существует и будет существовать, я надеюсь, народный мемориал Бориса Немцова. И, в общем, это, конечно, уже мост Немцова. Я думаю, что мы можем с вами констатировать, что это произошло, никуда не делось. Ничего не получилось с тем, чтобы каким-то образом предотвратить это переименование, оно состоялось. И для москвичей это мост Немцова, и таким он, несомненно, и останется. Будут оттуда увозить по ночам эти цветы все снова и снова или, наконец, уже перестанут – это уже не важно. Важно, что это случилось, и на этом мосту Немцова надо быть в воскресенье. О. Бычкова ― И цветы увозят, и зачищают там все на свете, конечно, и там все время какие-то темные личности постоянно нападают на тех, кто дежурит. С.Пархоменко: Для москвичей это мост Немцова, и таким он, несомненно, и останется С. Пархоменко ― Да, я недавно был одним из тех блогеров, нас было много таких, кто публиковал ссылку на совершенно невероятной силы ролик, он продолжается, по-моему, 3 минуты, или, может быть, даже меньше, о том, как вычищают в очередной раз этот мемориал Немцова на мосту. И делают это бегом и очень испуганно. Вот это видно, что люди, которые это делают, они ужасно боятся, им очень страшно, что кто-нибудь увидит их в лицо, что кто-нибудь вообще их застанет за этим занятием, и они очень злятся, что их снимают, пытаются отобрать мобильный телефон, которым это все снято. Это какой-то уже десятый, или двадцатый, или пятидесятый случай вот этой зачистки. Там на мосту совершенно героические люди несут эту вахту ежедневную, еженощную, просто вот с того момента, как был убит Немцов, прошло уже 2 года, они непрерывно там и непрерывно все это как-то поддерживают. И вот этот страх людей, которые это разрушают, он как раз очень характерен. Честное дело люди с такими выражениями лиц не делают. Так люди не бегают, когда они знают, что они делают что-то правильное, что-то законное. Эти люди прекрасно понимают, что они в этот момент вне закона. Вот это важно. А те, кто в воскресенье пойдут на марш памяти Немцова и кто потом окажется на мосту, вот они это делают по закону. По закону человеческому и по закону государственному. Напомню, что у нас в стране и по Конституции все-таки уведомительный характер массовых мероприятий. Порядок, который заведен московской мэрией, совершенно незаконен, но, видите, даже и этот порядок не помешал организовать это событие. Вот я считал себя обязанным все-таки с этого начать и тоже про это сказать – а вдруг кто не слышал или не читал до сих пор о том, что будет в воскресенье 26 числа начиная с часу дня. О. Бычкова ― Да, это важно. С. Пархоменко ― Да. Теперь перейдем к событиям этой недели. Поскольку все-таки я наблюдаю за этим за всем вот с этой кочки вашингтонской, сколько я ни стараюсь все-таки стараться как можно больше следить за российскими вещами, а не следить за американскими – не получается, особенно из-за того, как тесно все это связано в последнее время. Вот есть такой политолог Александр Морозов, который написал, по-моему, очень разумную вещь, что, в общем, этот исторический факт уже состоялся. Вот в истории Соединенных Штатов, например, будет такой пункт – я не знаю, попадет ли он в школьные учебники, но люди, которые изучают историю Соединенных Штатов, его теперь вечно будут изучать. Этот пункт будет называться: российский скандал при вступлении в должность президента Трампа. Вот в большом смысле, так сказать, российский скандал. Прошел месяц с тех пор, как Трамп формально президент Соединенных Штатов, с тех пор как произошла инаугурация, и появились первые какие-то аналитические итоги. Все прекрасно понимают, что говорить о каких-то результатах за этот месяц бессмысленно, рано, вроде как некорректно, но с другой стороны, тенденция, что называется, определилась, стиль вполне определился, и проблема главная определилась. Эта проблема заключается в том, что президента Трампа выбрали в американские президенты за что-то, за нечто конкретное. За то, что он говорил, что он будет делать некоторые вещи. И дальше выяснилось, что выбрать-то за это можно, но только жить в стране, где это происходит, невозможно, потому что каждая из этих вещей, прилежно исполненных, из тех, которые были объявлены Трампом в период избирательной кампании, провоцирует по меньшей мере огромный скандал, а по большей мере какую-нибудь серьезную неприятность. Вот оказалось, что в виде предвыборных разговоров это можно любить, не любить, поддерживать, не поддерживать, это может нравиться, не нравиться, к этому можно по-разному относиться, но только когда это исполнено, наступает какой-то кошмар. И, с одной стороны, это вроде хорошее качество политика, да? Всегда мы исходили из того, что тот политик, который исполняет свои предвыборные обещания, это правильный политик. Мы такого политика поддерживаем. Но вот мы столкнулись с ситуацией, в которой каждое исполнение предвыборного обещания оказывается какой-то большой проблемой, оборачивается большим скандалом. Видимо, в этом качество этих самых предвыборных обещаний. Видимо, вот такие у него идеи. Это касается и того, что он страшно рассорился с Мексикой, вышел из Тихоокеанского партнерства, что чрезвычайно невыгодно для Соединенных Штатов, организовал чудовищный скандал и нарвался на множественные такие блокировки со стороны судебной системы в том, что касается запрета на въезд для выходцев из разных исламских стран. В общем, очень много уже этих ситуаций. И главное, не просто, там, поссорился с телекомпанией CNN – ну, поссорился и поссорился, или поссорился с газетой «Washington Post» — ну, и бог бы с ней, мало ли газет, что ли? Но сегодня президентская власть в Соединенных Штатах находится в состоянии постоянного глубокого конфликта с прессой в целом, и к этому конфликту подключаются все больше и больше те средства массовой информации, которые традиционно считались консервативными, которые традиционно считались поддерживающими Трампа. Ну, например, знаменитый телеканал FOX, который был таким оплотом этой самой трамповской идеологии, все чаще и чаще оказывается вместе с теми рука об руку и плечо к плечу, с теми, кого Трамп называет фальшивыми новостями, бессовестными, бездарными, лживыми и всякое такое. Он как-то все никак не произнесет вслух, что и Fox News – это тоже фейк-ньюс, но я думаю, что ждать осталось недолго, я думаю, что в ближайшее время мы это услышим от него тоже. Но пока он дожил до того, что он объявил некоторое количество крупнейших средств массовой информации Соединенных Штатов, две крупнейших газеты, два крупнейших телеканала, не считая CNN, который как раз не очень крупный по американским масштабам, объявил их врагами народа. И вот здесь был такой большой спор, имел ли он в виду выглядеть так на сталинский манер, является ли это скрытой цитатой из советских времен и из Сталина. И все пришли к выводу, что нет, что он просто не в курсе. Он просто не услышал, у него не щелкнуло это в голове, когда он произносил слова «враги народа», он не это имел в виду. Он не знал про Робеспьера, который изобрел эту формулу, и он не знал про сталинские репрессии, когда эта формула оказалась ключевой. Он просто был не в курсе. Но так вышло. Но вот иногда бывает, что, знаете, так выходит, а получается вон что. Последних дней событие, чрезвычайно мощное, это история с договором об ограничении стратегических вооружений, то, что в России называется СНВ-3, а в Соединенных Штатах называется New Start. Вообще с этим договором у Трампа много всяких неприятностей. Все началось с того, что он про это заговорил во время избирательной кампании в октябре 2016 года, и получилось несколько конфузов сразу. Во-первых, он ошибся с названием. Он назвали это startup вместо New Start. О. Бычкова ― Отлично. С. Пархоменко ― Ну, бывает – оговорился. А кроме того он сделал такое довольно смелое заявление о том, что, как он сказал, что Россия перехитрила с этим договором Соединенные Штаты, и в результате Россия продолжает усиливать свои ядерные вооружения, а Соединенные Штаты вынуждены наоборот их сокращать. Это заявление было им сделано, это заявление было проверено многими средствами массовой информации. Сразу же во время избирательной кампании многие редакции телеканалов и газет организовали специально такие проверочные пункты – выделили группы своих сотрудников, которые специально занимались проверкой тех фактов, которые сообщают во время дебатов тот кандидат и другой, и Хиллари Клинтон, и Дональд Трамп. И это происходило обычно моментально, буквально в течение нескольких секунд после того, как это заявление было сделано, например, во время дебатов, тут же появлялись публикации: это правда, или: это неправда, или: это частичная правда, или: это правда, но в ней есть неточности. Вот очень качественно они это делали. По этому поводу было сказано: это неправда. И уже тогда вот случилась некоторая неприятность у Трампа с этим договором. Вторая неприятность случилась в конце января, когда произошел исторический первый телефонный разговор между Трампом и Путиным, а подробности его выплыли на поверхность в самом начале февраля, по-моему, числа 8-го или что-то такое. Одновременно во многих изданиях были опубликованы сообщения, два или три человека из аппарата Белого дома — все ссылались на этих двух человек из аппарата Белого дома — которые подробно рассказали, как происходил этот разговор. И оба они сказали, что случился крайне неприятный момент во время этого разговора, что Путин в какой-то момент произнес слова СНВ-3, а Трамп прикрыл трубку ладонью, повернулся к своим помощникам, которые рядом сидели, и спросил: а что это? И ему быстро-быстро на ухо нашептали, что это. С.Пархоменко: Мы столкнулись с ситуацией, где каждое исполнение предвыборного обещания оборачивается большим скандалом Потом было специальное заявление представителя Белого дома Шона Спайсера о том, что это все клевета, что президент Трамп прекрасно все знает, о чем он разговаривает, и что у него есть свое мнение по любому поводу. Но что, да, конечно, он время от времени советуется со своими соратниками о каких-то особенно сложных вещах и спрашивает их мнение по разным сложным поводам. Но ржание не прекратилось, ржание продолжалось еще долго после этого, что вот, значит, Трамп не в курсе того, что произошло. И тут 2 дня тому назад Трамп дал интервью Reuters и сказал о том, что Соединенные Штаты будут отказываться от этого договора. И, более того, первые слова про это были произнесены еще вскоре после этого скандала по поводу знал – не знал, комментарий был такой со стороны, оттуда, так сказать, со стороны трамповской администрации, что, мы не только знаем, но мы и не одобряем, мы еще от этого и откажемся. Вообще это вполне поразительное событие, и это очень интересный и необычный поворот сюжета. В чем необычность этого поворота? А в том, что обычно все бывает наоборот. На самом деле это Россия чаще всего разными устами – ну, президент Путин не говорил про это никогда, но разные другие люди, а мы знаем, что разные другие люди в российской политике не разговаривают просто так, а чаще всего они получают какую-то санкцию в Кремле, разные другие люди говорили про это, что если Соединенные Штаты будут плохо себя вести, и если как-то мы не получим за это того и этого, то Россия выйдет из договора СНВ-3. Последний раз серьезный разговор об этом произошел при очень таких драматических обстоятельствах в октябре 2016 года, совсем недавно. В октябре 2016 года в Государственной Думе, если помните, был такой большой бэмс, когда Путин внезапно объявил о том, что Россия выходит из договора с Соединенными Штатами об утилизации оружейного плутония. О. Бычкова ― О да, конечно. С. Пархоменко ― Вы помните? О. Бычкова ― Конечно, помним, да. С. Пархоменко ― И был так называемый ультиматум Путина, потому что не просто было объявлено, что Россия больше не будет исполнять договор об утилизации лишнего плутония, но она еще и требует много чего, для того чтобы этот договор восстановить, что это все будет восстановлено в случае, если: будет отменен список Магнитского, сняты санкции, принесены извинения, заплачена компенсация – в общем, там было много всякого необыкновенного устроено. Ну, это был такой совершенно демонстративный шаг, понятно, что никто не рассчитывал ни на какое удовлетворение этих ультиматумов, это просто была такая демонстрация агрессивной позиции. Ну, я не знаю, как у кошки, прежде чем она фыркнет, у нее на загривке дыбом встает шерсть – вот это встала шерсть дыбом на загривке у Путина и у нескольких людей. Они умеют как бы ставить шерсть, если надо, это как бы управляемая такая вещь, это не инстинктивно происходит. Они, значит, шерсть свою поставили, и Государственная Дума немедленно, разумеется, приняла соответствующий документ о выходе России из этого договора, и тогда с трибуны Государственной Думы – есть такой депутат, его зовут Алексей Чепа, вот я нашел цитаты из него, все это тогда довольно громко публиковалось и обсуждалось, он зампред комитета Государственной Думы по международным делам, он сообщил о том, что Россия должна выйти из договора СНВ-3, потому что это дискриминационный договор, он России невыгоден, и это сущее безобразие. На самом деле это не совсем так, и специалисты как раз говорят о том, что этот договор чрезвычайно, если не эффективный, то, так сказать, эффектный, потому что там удалось сделать одну очень важную вещь. В этом договоре – переговоры шли много лет по этому поводу, еще с самых тех времен, когда СНВ-2 только был подписан, договор этот был подписан Обамой и тогда президентом Дмитрием Медведевым в апреле 2010 года, а вступил в силу он только в начале 2011 года, сейчас скажу, почему. С.Пархоменко: Как у кошки на загривке дыбом встает шерсть – вот это встала шерсть дыбом у Путина Так вот, этот договор отличается одной удивительной особенностью. Удалось свести вместе, ну, как бы посчитать по одной шкале очень трудно совместимые вещи. Дело в том, что структура ядерных вооружений американских и российских, она и в том, и в другом случае состоит из ракет наземного базирования, морского базирования, из разных самолетов, бомбардировщиков и ракет, которые базируются на самолетах. Так вот, структура очень разная, и соотношения очень разные. У одних больше подводных лодок, у других больше наземных ракет, таких, сяких… И это очень трудно считать. Вот тогда были созданы, найдены, договорены такие формулы, которые позволили свести все к одним и тем же цифрам, к тому, что две страны должны сократить количество своих боеголовок примерно до полутора тысяч штук, там чуть-чуть больше и количество носителей примерно до 700 штук. Это тогда устроило и ту, и другую сторону, потому что это такой шаг навстречу друг другу, когда та и другая сторона соглашаются считать по одной шкале свои вооружения. Почему сейчас это все возникло? Потому что в феврале 2018 года, то есть, скоро, через год, остался ровно год, этот договор должен был быть фактически исполнен. То есть, вот эти цифры должны были быть приведены в исполнение, вот эти вот полторы тысячи и 700 носителей. Остался год до февраля 2018 года, нужно этим заниматься. И в этой ситуации Трамп переворачивает ситуацию, Трамп отнимает, выдергивает жало, что называется. Нет, не вы будете выходить из этого договора, а мы будем выходить из этого договора. Это вообще очень резкий поступок, и в политическом смысле очень осмысленный, но только смысл его далек от истории с вооружением. О. Бычкова ― Вот, подожди, Сережа, на этом остановись. Сделаем небольшую паузу. У нас краткие новости и небольшая реклама. Александр Климов уже в этой студии с новостями, и затем продолжим программу «Суть событий» с Сергеем Пархоменко. НОВОСТИ О. Бычкова: 21 ―35 в Москве, итак, мы продолжаем программу «Суть событий», Сергей Пархоменко у нас на прямой интернетной линии в прямом эфире «Эха Москвы». С. Пархоменко ― Да, мы говорили про длинную запутанную историю. О. Бычкова ― Про СНВ-3. С. Пархоменко ― С тем, что называется в России СНВ-3, а в Соединенных Штатах называется New Start, это главный на сегодня договор, ограничивающий ядерные вооружения между двумя державами, очень сложный, очень подробный, по словам специалистов, очень удачный, потому что удалось в нем решить сложные переговорные задачи, прийти к единой позиции там, где это органически тяжело было сделать из-за разного качества, так сказать, разной структуры ядерных вооружений в России и в Соединенных Штатах. Кстати, я вот оговорился здесь, что он был принят в 2010 году, а вступил в действие только глубоко в 2011. Почему? Потому что были огромные сложности с его ратификацией и с одной, и с другой стороны. Ну, понятно, что в России быстро преодолели эти сложности, просто одним распоряжением из Кремля, а здесь в Соединенных Штатах были большие дебаты в Сенате по этому поводу в ту пору, не было никакого республиканского большинства, а то как-то не было бы никакого даже и шанса, был демократический президент, который настаивал на ратификации, Обама, тогда большинство в Сенате было тоже у демократов, правда, совсем маленькое, буквально там, по-моему, 4 голоса, что ли, а надо было две трети. И вот непонятно было, как достать эти две трети для ратификации, надо было для этого уговорить республиканцев, они очень активно сопротивлялись. И, кстати, два сенатора, которые тогда выглядели очень важными игроками в этой истории и очень активно выступали против, удивительно их имена звучат сегодня, потому что это сегодня люди на совсем противоположных как бы концах спектра американского. Один из них – это знаменитый сенатор Джон Маккейн, республиканец, который тем не менее является одним из самых ожесточенных критиков Трампа и критиков российской политики и подозреваемых за ним, за Трампом, взаимоотношений с Россией. Он тогда был резко против этого договора. А другой человек, который был резко против – это сенатор от Алабамы по имени Джефф Сешнс, который теперь трамповский генеральный прокурор, а также министр юстиции. Ну, вот тогда они вместе растапливали эту печку, но ничего у них не получилось, договор в результате был ратифицирован. Так вот, что вдруг случилось, почему вдруг не Россия, а Соединенные Штаты устами Трампа начинают говорить о том, что, мы от этого откажемся? Тут я должен вернуться к самому началу нашего разговора, к тому, что все, что происходит сегодня в Вашингтоне, происходит под важным лозунгом так называемого российского скандала. Он оказался очень важным. И удивительным образом, это внутриамериканское дело. Вот со стороны, наверное, трудно в это поверить и трудно в этом убедиться, но тем не менее, это так. Про это я, кстати, слышал несколько недель тому назад, Алексей Венедиктов говорил в своем «Персонально ваш» в одну из суббот, и я здесь с ним совершенно согласен, что когда американцы говорят вот об этих сложностях во взаимоотношениях нынешней трамповской администрации с Россией, они имеют в виду проблемы этой администрации, а не проблемы России. Вот они выгнали с позором, буквально, что называется, выкинули в окно вот этого самого генерала Майкла Флинна, который две недели просидел на очень важном для американской системы посту советника по национальной безопасности и побил, конечно, абсолютный рекорд, я не знаю, когда еще он будет побит, что через две недели человека уже выгнали. Не за то, что он связался с русскими, а за то, что он соврал. И когда они говорят о связях Трампа во время избирательной кампании с какими-то российскими спецслужбами, о том, что Трамп принимал помощь от российских спецслужб, их интересуют не российские спецслужбы и не Россия, их интересует кандидат – этот кандидат врет им или не врет, этот кандидат соблюдал американские законы или не соблюдал, этот кандидат относился с уважением к ценностям американской демократии или без уважения, этот кандидат соглашался использовать в своей кампании какие-то сомнительные методы и помощь из сомнительных источников, или не соглашался. С.Пархоменко: Это достаточно для того, чтобы сплотить силы, которые впоследствии могут организовать импичмент Их взгляды обращены внутрь. И так это и будет дальше. И несмотря на то, что слово «Россия» и слово «Путин» звучит бесконечно во всех новостях, и день за днем и час за часом вы слышите это по всем телеканалам и так далее, речь идет не о России, речь идет о внутриамериканских делах и о том, как американская система и как американские политики и, в частности, самый главный на сегодня американский политик Дональд Трамп исполняет американские законы и соблюдает американские правила. В этих обстоятельствах выясняется, что любой контакт с Россией, как это здесь говорят, токсичен, потому что он приводит к дополнительным вопросам относительно того, а как вы подчиняетесь законам и правилам. Любой разговор, любые взаимоотношения, любое упоминание. Вот я говорил пару, по-моему, передач о том, какое удивительное впечатление производил вот этот знаменитый Рекс Тиллерсон, про которого говорят, что он грандиозный менеджер, что он невероятный переговорщик, что он человек, чрезвычайно уверенный в себе, что это человек, которого совершенно невозможно сбить с толку, человек, который умеет разговаривать так, что подавляет собеседника, и он это доказал на своем посту, будучи главой ExxonMobil. А теперь он министр иностранных дел Соединенных Штатов, то есть, государственный секретарь – как он скованно и испуганно выглядел на переговорах с Лавровым. Он что, Лаврова что ли боялся? Нет, он боялся своей собственной американской прессы, которая в этот момент на него смотрит. И он понимал, что любая лишняя улыбка, любое чуть более долгое рукопожатие, любой жест, любое лишнее слово «да» в любой фразе немедленно вызывает какие-то подозрения в том, что он с кем-то связан, что он чего-то уступил, что у него есть какие-то специальные обязательства, что, может быть, он раньше о чем-нибудь специально договаривался или что-нибудь такое. И он просто сидел и молчал, прижав локти к бокам, вот так, в таком виде, в котором никто никогда его не видел. Вот примерно так это происходит с любым сегодня американским должностным лицом, включая Трампа. Трампу чрезвычайно важно сегодня доказать, что он не имеет ничего общего ни с каким Путиным, ни с какой Россией, никому не сочувствует, ничего не имеет в виду, никому ничего не даст, никому ничего не обещал, никому ничего не сделает, и вообще будет строг и непреклонен. Вообще между нами говоря, это совершенно поразительная ситуация. Вот давайте взглянем на нее немножко со стороны. Как быстро это произошло. Вот были сданы какие-то сплошные козыри, была ситуация, в которой казалось, что сейчас начнется обмен подарками, вот сейчас начнут, как на Гавайях, цветочные гирлянды друг другу на шею вешать. Вот, один другому подарит Сноудена, а тот ему в ответ подарит Виктора Бута, а оба они друг другу подарят отмену санкций, и то, и сё, и так, и сяк, и позвольте еще, я почешу у вас за ушком… С какой скоростью это превратилось вот в это адское недоверие, в отношение как к прокаженным – отсесть на дальний конец стола, вот основной рефлекс, который возникает сегодня у любого американского должностного лица при любом контакте с чем угодно российским. И вот это и есть объяснение истории с СНВ-3, которую внезапно решил отменять Трамп. Ему важно сейчас продемонстрировать свою жесткость, непреклонность, несговорчивость и строгость в отношении России: мы им сейчас покажем! Что это означает? Это означает среди прочего еще одну очень важную вещь – шутки шутками – что у Путина реально появляется очень серьезный рычаг давления на Трампа и в целом на сегодняшнюю американскую администрацию. Это называется «отравленный поцелуй». Это вот ровно он и есть. Когда спрашивают – а спрашивают бесконечно, вот где ни приходится выступать, перед кем ни приходится говорить, с кем ни приходится это обсуждать: как вы думаете, а что у Москвы есть на Трампа, там есть какой-нибудь компромат? Ну, я обычно на это отвечаю, что, ну, серьезного экономического скорее всего нет. Ну, ничего у него не получилось, никакого бизнеса в России он не смог завести, хотя очень старался, приезжал, взятки какие-то вроде пытался раздавать, по слухам, и так далее. Что есть – это очень много «золотого дождя», очень много девочек, которые кувыркаются в отеле «Ритц» или, не знаю, в каких еще отелях, где еще он с ними в каких-то номерах проводил время, это совершенно очевидно, даже можно не сомневаться, что есть километры этих пленок. Ну, с другой стороны, тут у него такая репутация, что это как-то ему, что называется, не повредит, и даже в отношениях с женой, замечательной его Меланьей, в этой его меланьиной свадьбе у него довольно, видимо, особенные какие-то отношения. Тут очень любят шутить, что как-то с этой Меланьей ничего непонятно: Меланья, если вам нужна помощь – моргните два раза… (смех) С. Пархоменко ― Может, он ее бьет, или не знаю, как там у них это происходит. Вот, так что с этим, наверное, тоже проблем не будет. А вот с чем могут быть проблемы? А с тем, что Путин однажды выйдет и скажет: ну, да, помогали. Помогали. Очень нам нравился дорогой наш Дональд… Джонович (я не помню, как он там по отчеству), он очень хороший человек, мы решили ему помочь. И мы ему помогли здесь, здесь, здесь и там. Но у нас ничего особенного не получилось, но мы помогали, да, мы помогали, и он как-то нас благодарил. Вот это – катастрофа для Трампа сегодня. Вот на этом месте начинается сущий ад. О. Бычкова ― А почему катастрофа? С. Пархоменко ― А потому что доказать, что не было, очень трудно. Вот легко доказывать, когда что-то было. Вот у тебя есть для этого улика, ты говоришь: вот, телефонный разговор, вот, видите, вот запись. Или, там: вот фотография. Или: вот документ, вот отпечатки пальцев, вот было то-то и то-то. Вообще когда что-то было, доказать легко, а доказать, что чего-то не было, очень трудно. А Трамп окажется в ситуации, в которой он должен будет доказывать, что не было. Вот только что в этой ситуации был этот самый генерал Флинн. И в сущности мы так ведь и не знаем, было или не было. Ему не удалось доказать, что не было, и за это его выкинули в окно. Тогда оказалось, что: какие ваши доказательства, что вы не обсуждали с российским послом Кисляком такие-то и такие-то вопросы? – А какие вообще могут быть доказательства теоретически, что я не обсуждал? У вас есть доказательства, что я обсуждал? – Нету. – А у меня нет доказательств, что я не обсуждал. Вот так и тут. Оправдываться крайне тяжело. И в этой ситуации возникает самое страшное обвинение, которое только существует в американской политике, это обвинение в неискренности, обвинение во лжи. Вот что произошло в свое время с Клинтоном и что чуть не обернулось для него импичментом? Подозрение в том, что он соврал. Не то, что у него была девушка, не положенная ему, из числа стажеров Белого дома, не то, что он там сигару куда-то засовывал или еще какие-то были удивительные подробности. Не в этом проблема. А проблема в том, что он был недостаточно искренен с теми, кто его допрашивал по этому поводу, его чуть из президентов за это не выгнали. О. Бычкова ― Соврал под присягой, там было еще. С. Пархоменко ― Соврал под присягой. В значительной мере за это же – там было еще много разных дополнительных обстоятельств, но важнейшим было это же самое в истории с Уотергейтом. И это же, несомненно, только что было в истории с этим малюсеньким уотергейтиком с генералом Флинном. И это же является самым страшным, что может случиться с Трампом, когда вдруг выяснится, что: а вы, мистер Трамп, недостаточно откровенно нам рассказываете о ваших взаимоотношениях с Владимиром Путиным; нет, вы чего-то недоговариваете… О. Бычкова ― Но этого недостаточно для импичмента. С. Пархоменко ― Это очень много. Может быть, этого недостаточно для импичмента, но это достаточно для того, чтобы сплотить силы, которые впоследствии могут организовать импичмент по какому-нибудь другому более надежному поводу. Вот я бы сказал так. И эта возможность у Путина в руках, это надо признать. Это называется нахальный нищий: дай рубль, или я тебя сейчас поцелую. Вот подходит к тебе такой человек, весь в язвах и оборванный и говорит: дай рубль, или поцелую. Что с ним делать? О. Бычкова ― Написал слушатель нам смску: «Демонстративные действия Трампа против России – доказательство того, что он под Путиным – собака на поводке!» С. Пархоменко ― Можно и так. Вот это началось. Вот оно началось, уже и действия за доказательство того, что он собака на поводке, и действия против доказательства того, что он собака на поводке. И так оправдывайся, и сяк оправдывайся. Ну, что это означает? Это означает, что, вы уж извините меня, те, кто голосовали за Трампа – я вам не виноват, вы сами голосовали, и те, кто из России ему сочувствуют, таких очень много, вы извините меня, но это означает – плохой политик. Вот политик, который оказывается в этой яме, оказывается в этом, как шахматисты бы сказали, цугцванге: как ни ходи, все хуже. Это плохая политика. Это неудачный политик, слабый. И это основной результат месяца Трампа у власти. Вот это, что он попал в ситуацию, когда и так плохо, и сяк плохо. Вот, я хочу на этом месте все-таки остановиться, потому что осталось мне всего 10 минут. О. Бычкова ― Давай. У нас есть важная российская тема. С.Пархоменко: Это «а» сказано, а теперь давайте скажем еще и »б», что у истории с Дадиным есть противоположная сторона С. Пархоменко ― Да. О. Бычкова ― У нас есть важный российский сюжет. И люди спрашивают тебя об этом тоже, пишущие нам смски и просят объяснить освобождение Ильдара Дадина. С. Пархоменко ― Я коротко совсем про это скажу. Мне кажется, что это очень свойственно для российской политической машины, что называется, набивать себе цену, создавать ситуацию черного ящика. Вот вы обращайтесь, а мы рассмотрим. Вот вы просите, а мы – может быть, кто знает, в зависимости от настроения, как получится. Вот это ситуация с Дадиным. На мой взгляд, строго политически это необъяснимо. Вот это нельзя объяснить ни подготовкой к выборам 2018 года, ни какими-то там сражениями внутри околопутинской администрации, ни какими-то интригами Прокуратуры против Следственного комитета, Следственного комитета против Верховного суда, Верховного суда против Конституционного и так далее. Это все так не объясняется. Есть факт, Верховный суд – вообще надо заметить, что Верховный суд российский время от времени способен на всякие штуки. Это ему свойственно. Давайте вспомним роль Верховного суда в деле, например, Алексея Козлова, где внезапно было принято постановление Верховного суда о том, что он осужден совершенно беззаконно. Давайте вспомним – мне, например, очень близка эта история, это роль Верховного суда в истории с двумя судьями, которые пытались судиться с обществом «Диссернет» и с газетами, которые писали о том, как «Диссернет» организовывал экспертизы их диссертаций. И Верховный суд встал здесь на сторону журналистов и на сторону экспертов «Диссернета», сказав, что: по существу, ребята, по существу давайте. Вопрос не в том, какими словами вас назвали – желтыми земляными червяками – вы в основном скажите, вы диссертацию-то украли или нет? Это имеет значение, а не слова, которыми вас назвали. Это был очень неожиданный поворот. Недавняя история с Навальным и с вполне безоговорочным признанием решения Европейского суда по этому поводу, хотя мы знаем, чем это повернулось – это повернулось повторным процессом. И здесь тоже Верховный суд время от времени позволяет себе, и есть на это много разных внутренних причин, там, скажем, взаимоотношения между Верховным судом и Московским городским судом, там есть свой сюжет и так далее. Но дальше вступает в работу механизм. Механизм соблюдает внутреннюю загадочность. Вот надо обратить внимание, что решение Верховного суда здесь – это не решение об амнистии, это не решение о помиловании – это решение о реабилитации. Это важнейшая разница, это, извините, пожалуйста, то самое решение, которое принималось в отношении миллионов людей в 50-е годы, в 60-е, в 70-е и позже в отношении тех, кто был репрессирован в сталинскую эпоху. Это реабилитация, это означает, что есть не только человек, который признан невиновным, но есть какие-то другие люди, которые совершили преступление. И в истории с реабилитациями это не было доведено до конца, это не обернулось там никакими последствиями, не обернулось люстрацией или чем еще, кто там чего требовал, но было ясно сказано, что это были преступные репрессии. Это было преступление людей, которые работали в органах НКВД, вели это дознание, организовывали незаконные судебные органы, как это тогда было сказано и так далее. Значит, здесь тоже предстоит сказать это «б». Это «а» сказано, а теперь давайте скажем еще и »б», что у истории с Дадиным есть противоположная сторона. Есть люди, которые его арестовывали; люди, которые вели следствие; люди, которые принесли это следствие в суд; люди, которые его судили; люди, которые исполняли этот приговор; люди, которые его пытали, исполняя этот приговор. Все эти люди сегодня являются обратной стороной решения Верховного суда. С этим надо что-то делать. И вот машина на этом застряла. Машина в этой ситуации делает вид, что – ну, мы сейчас это решение исполним, а остальное вас не касается. Вы как-то ждите у ворот. – Сколько ждать? – Сколько надо ждите. И тем временем, как я понимаю, происходит какое-то внутреннее осознание того, что теперь с этим со всем нужно делать. Что делать действительно со шрамами и синяками, которые на теле Дадина, не хотелось бы, чтобы он вышел на свободу с этими синяками – он же тут же к врачу пойдет, он же поедет прямо непосредственно на медицинское освидетельствование из этой колонии и поедет к независимому врачу, не к тому, который под контролем у ФСИН. С этим надо что-то делать. И что-то надо делать со всей той цепочкой людей, которые сегодня оказались вне закона по решению этого Верховного суда. Вот это важная очень вещь, будем следить за этим дальше, как система с этим со всем справится. У меня еще 3 минуты, и за эти 3 минуты я хочу, знаете, про что поговорить? Про то, что – может быть, это оттого, опять же, что я смотрю на это издалека, но мне как-то это хорошо вдруг стало видно. Произошел большой скандал по поводу московских пятиэтажек, да? И в разговоре Собянина с Путиным было сказано, что речь идет о 25 миллионах квадратных метров, где проживают 1,6 миллиона человек. Знаете что? Я стал смотреть и читать, что с этим связано, и я вам скажу откровенно, что у меня возникли очень большие сомнения и очень большое подозрение, что это все какая-то колоссальная афера. Дело в том, что пятиэтажки-то снесены. А мы почему все говорим про пятиэтажки? Причем здесь пятиэтажки? Вот я читаю: июль 2014 года, сообщение, Собянин говорит: снос пятиэтажек-хрущевок в Москве полностью завершится к 2016 году, снесено уже около 1500 домов и предстоит снести еще 250, — говорит он. Дальше в сентябре 2016 года сообщается мэрией Москвы: на сегодня в Москве осталось 99 домов сносимых серий. Все – на этом пятиэтажки кончаются. После этого происходит странная история. В разговоре с Путиным Собянин говорит: мы заканчиваем программу реновации жилого фонда, снос хрущевок (заканчиваем – вообще он уже сообщил в начале 2016 года, что закончил), за все годы этой программы переселились 160 тысяч московских семей, — говорит он. Подождите, как 160 тысяч семей, если они снесли 1500 домов? Это что, тысяча квартир в доме что ли было? Тут ничего ни с чем не сочетается, тут совершенно непонятно, о чем идет речь. И, по-моему, это все какое-то огромное вранье, и речь идет ни о каких не о пятиэтажках. Речь идет о каком-то совершенно другом жилом фонде другого времени, о так называемых не сносимых сериях, о домах, там, кирпичных, блочных, всяких прочих, которые когда-то в 60-е, в 70-е, в конце 70-х, в начале 80-х годов строились на тогдашних окраинах Москвы, а теперь это никакие не окраины, это третье кольцо. Это самое золотое, что называется, место. И вообще, когда речь идет о том, что нужно делить этот рынок жилья и рынок земли под жилье в Москве, выясняется, что у этого есть две большие проблемы, два больших препятствия: очень мало земли и очень много людей, которые на этом живут. Нужно куда-то их девать. Вот теперь появляется, куда их девать. Вот сейчас под лозунгом «мы снесем хрущевки» — какие хрущевки, хрущевок нет давно, их снесли все. В прошлом году 99 домов на всю Москву осталось. О чем вы? Что вы выдумали? Это очень большая лажа, и я вот посмотрел, кто писал про эту лажу, и вижу, что про эту лажу начал очень последовательно и подробно писать Дмитрий Гудков. Я нашел несколько его постов у него в Фейсбуке, очень советую всем пойти и посмотреть. Он явно вцепился в эту тему и он пытается понять, что реально они под этой маркой хотят в Москве сделать, что действительно они хотят сносить. Это не пятиэтажки, это не хрущевки, это другая совсем история. О. Бычкова ― Мы тебя поняли. С. Пархоменко ― Читайте, пожалуйста, Гудкова. Не зря он себя, похоже, заявил еще и в мэры Москвы, вот воспользуюсь случаем, это скажу… С.Пархоменко: Дело в том, что пятиэтажки-то снесены. А мы почему все говорим про пятиэтажки? О. Бычкова ― Все-все, да, мы поняли тебя. Надо заканчивать. С. Пархоменко ― Спасибо всем, счастливо. И услышимся в этом же эфире. О. Бычкова ― Спасибо большое Сергею Пархоменко, счастливо, до встречи!

Ссылка на источник