О. Пашина ― Я приветствую всех, кто слушает нас и смотрит. Меня зовут Оксана Пашина. И это «Особое мнение» журналиста Николая Сванидзе. Здравствуйте. Н. Сванидзе ― Здравствуйте. О. Пашина ― Новость под грифом я бы сказала «внезапно», ВЦИОМ обнаружил рост симпатий россиян к Рамзану Кадырову. Если бы этот опрос проводился в Чечне, у меня бы не возникло никаких вопросов. Но по России в целом проводился и вот к какому выводу пришли социологи. Руководитель Чеченской республики сегодня воспринимается большинством россиян как эффективный и патриотичный лидер, обеспечивающий безопасность и развитие своей республики в составе России. Критические стрелы в адрес Кадырова не находят серьезного отклика в массовом сознании. Мне казалось, что Рамзан Кадыров не пользуется популярностью у россиян. Или я не права, или просто россиян не спрашивали, а теперь спросили. Н. Сванидзе ― Мне кажется, что уже не первый раз наблюдается эта тенденция, это меня не удивляет. О. Пашина ― Он все симпатичнее и симпатичнее становится. Н. Сванидзе ― Да. Во-первых, насчет того, что если бы росла популярность в Чечне, это было бы неудивительно, это было бы удивительно, потому что в Чечне дальше ей некуда расти уже давно. Это как раз было бы удивительно крайне. То есть это означало, что до сих пор она была не максимальная что ли. Так понимать? В России да, она растет, несомненно. Потому что он уже не ассоциируется и республика, которую он возглавляет, не ассоциируется с оппозиционностью, с войной против России. Это часть России, во-первых, это такая положительная причина для роста популярности. Есть менее нам приятные. А именно я слышал то, что говорил Виктор Ерофеев, я с ним во многом согласен, да, конечно, это жесткая рука. Конечно, это диктатура. А что такое диктатура. У нас это слово не имеет отрицательной коннотации. Это ассоциируется с порядком. То есть порядок. Вот в Чечне порядок, люди верят, люди ведут себя послушно, контролируемо. На улицах чисто. Это известно. Преступность низкая. Он настоящий хозяин. О. Пашина ― Сильный лидер. Н. Сванидзе ― Хозяин. Сильный лидер. Поэтому, конечно, это вызывает к нему уважение и симпатии. Разумеется, кроме того, известно, что он в хороших отношениях с Путиным. А Путин самый высокорейтинговый политик. И человек в нашей стране. Поэтому, естественно, Путин его тоже осеняет своей популярностью. Ну, вот по всему этому и растет. О. Пашина ― А Чечня воспринимается как часть России? Все разговоры о том, что Чечня это, у них своя отдельная ситуация, это исключение из правил. Условно, Путин сказал, что у нас не будет хиджабов в школах, Кадыров сказал, а у меня будет в республике. И так далее. Н. Сванидзе ― Кто об этом знает, Оксана? О том, что вы сейчас говорите. Какой процент граждан РФ и избирателей РФ знают об этих тонкостях, которые вы сейчас совершенно справедливо упомянули. Они да, имеют место. Но о них знают люди только политически очень заинтересованные. Озабоченные. А подавляющая часть наших сограждан об этом не знает, не в курсе просто. А знают, что все в порядке. Что он солдат Путина. Это знают. Да, ну с акцентом по-русски говорит. Ну что же у него русский язык не родной. Это нормально. Не нужно, кстати, преувеличивать и ксенофобию нашего народа. Она в каких-то ситуациях вдруг срабатывает, вдруг выходит на поверхность, а в каких-то она очень даже далеко запрятана. Поэтому здесь я, честно говоря, не вижу проблем с популярностью Кадырова. О. Пашина ― Виктор Ерофеев упомянул в частности о президентских выборах. Что у нас Рамзан Кадыров возможный преемник. Н. Сванидзе ― Это сильно сказано. Если это так про любого человека можно спросить из видных политиков: может он быть преемником. Ну да, почему нет, собственно. И Кадыров почему нет. Н. Сванидзе: У нас слово «диктатура» не имеет отрицательной коннотации. Оно ассоциируется с порядком О. Пашина ― А любящие Кадырова россияне стали бы голосовать? Н. Сванидзе ― Вы знаете, это вопрос пропаганды. Вот мы сейчас видим, что очень большая часть россиян значительная в принципе не испытывает к нему никакого негатива. Если говорить о том, что он просто этнически нерусский человек, я повторяю, ну, здесь правильно совершенно параллели со Сталиным. Он что был русский что ли. Он чисто по-русски говорил. Говорил медленно, запинаясь, вообще плохо. Но ничего и слопали, проглотили как… О. Пашина ― И любили еще как. Н. Сванидзе ― Любили просто взасос. Так любили, что до сих пор икается. Поэтому я здесь, честно говоря, серьезных проблем не вижу. Но конечно если бы он был не Рамзан Ахматович Кадыров, а Петр Степанович Сидоров… О. Пашина ― Это было бы лучше. Н. Сванидзе ― Проблем было бы еще меньше. Но это не критично. О. Пашина ― Кстати, про Сталина. Наши слушатели пишут о том, что на этой неделе по Первому каналу начали показывать сериал «Власик тень Сталина». Я не смотрела, те, кто смотрели, пишут: «После 4-х серий могу сказать: Сталин изображен как благородный белый пушистый. А в воскресенье еще начнется документальный сериал про как бы забытых советских вождей. Что это: реабилитация Сталина, советского строя?» Н. Сванидзе ― Я не смотрю сериал этот, поэтому не могу сказать. Только вот вижу, иногда мелькает, что там Сталин до чрезвычайности хорош собой, очень интересный брюнет. Но это же в тренде. Сталин же сам самая популярная историческая личность у нас. Не нужно себя обманывать, что самый популярный у нас Александр Невский или Владимир Святой. О. Пашина ― Владимир уже теряет симпатии россиян. Н. Сванидзе ― Или Николай Святой же. Нет, конечно, Сталин. Разумеется. И разумеется не Ленин. О. Пашина ― А Иван Грозный. Н. Сванидзе ― Иван Грозный воспринимается как предтече Сталина. На него тоже падает тень популярности Сталина. Он воспринимается как такой Сталин ноль. Сталин номер один это Сталин. А Сталин нулевой как бы пред Сталин, это прото Сталин. О. Пашина ― А Сталин номер два это Кадыров. Вот такая вырисовывается тенденция. Н. Сванидзе ― В известной степени Кадыров, в известной мере может, если так встанет вопрос. Вот скажем, если ему нужно будет усиливать пропаганду именно такого рода, о которой мы говорим, то конечно, он будет себя преподносить как, то есть, скажем так, он не будет говорить, что он Сталин номер два, потому что он к Сталину лично относится плохо и не может относиться к нему по-другому. Потому что Сталин помимо всего прочего убийца чеченского народа. Было бы странно, если бы чеченский лидер относился к нему хорошо. Но он будет выставлять на первый план, демонстрировать те же качества, которыми обладал и Сталин. В этом смысле, конечно, черты сходства присутствуют. О. Пашина ― Из Казани пишет слушатель. Он считает, что Путин давно уже откровенно боится Рамзана Кадырова и только делает вид, что все у него под контролем, а на самом деле это не так. Н. Сванидзе ― Это надо спросить у Путина. И то он не ответит, я думаю. Я не думаю, что он боится Кадырова. Но что он с ним предельно осторожен это, несомненно. По причинам разного свойства. Дело в том, что Кадыров в значительной степени его опора. Тут дело не только в том, что он для него угроза. Он его опора. Здесь очень такие у них я думаю многоуровневые отношения в этом смысле политические. О. Пашина ― Потому что какое-то покровительственное отношение было сначала к Рамзану Кадырову. Н. Сванидзе: Сталин же сам самая популярная историческая личность у нас Н. Сванидзе ― Ну естественно, потому что Кадыров был совсем мальчик сначала, когда погиб его отец. Он был совсем мальчишка. А сейчас он уже не мальчишка. Он молодой, но уже очень опытный и зрелый матерый человек. И у него под ружьем значительная воинская сила, которая лично ему предана. Лично ему. И он ее в случае чего готов эту преданность транслировать Путину. А если что не так, так и не будет транслировать, между прочим. Поэтому здесь я повторяю, здесь отношение с одной стороны конечно, я думаю, что Путин видит в Кадырове возможную потенциальную угрозу. Он себя ведет с ним крайне аккуратно. А с другой стороны он видит в его лице очень большую поддержку. Поэтому тоже ведет себя с ним аккуратно. О. Пашина ― Мы продолжим после небольшого перерыва. РЕКЛАМА О. Пашина ― Это «Особое мнение» журналиста Николая Сванидзе. Иван из Башкирии пишет: «Ничего подобного, русские никогда не любили и не любят разного рода начальников, а уж тем более диктаторов, поэтому в истории всегда возникал Пугачев». Н. Сванидзе ― Ну, как известно не только Пугачев возникал. Возникал Иван Грозный и Сталин сегодня упомянутый. Поэтому вопросы любви русского народа они тонкие, мы их оставим для другого, более детального обсуждения. О. Пашина ― Про Руслана Соколовского хочу сказать. Вчера многие радовались тому, что срок условный. И сами себя одергивали. А что же мы делаем, почему мы радуемся. Совершенно безумное обвинение, безумный судебный процесс. Безумный приговор. А мы рады, что срок условный. Что с нами происходит, писали многие в соцсетях. Что с нами действительно происходит? Н. Сванидзе ― Ну что с нами происходит, старый был анекдот про то, как дама одна убедила своего мужа, она была в положении, она убедила своего мужа, что у нее родится черненький ребенок с двумя головами. И так убедила, что когда родился черненький ребенок, но с одной головой – он был счастлив. Это тот самый случай абсолютно. То есть уже настолько все боялись, что парня засадят на три с половиной или на пятерку непосредственно за решетку. Что когда ему дали 3,6, но условно, все перекрестились двумя руками. Господи, слава тебе. Милостивый наш самый гуманный суд в мире. Да здравствует. О. Пашина ― Ну и представитель РПЦ вчера сказал, что воспринимайте этот приговор как милосердие. Н. Сванидзе ― Да. Милосердие. Хотя он, на мой взгляд, по формулировкам, которые допускала судья, он абсолютно не конституционен, то есть просто Конституция рядом не лежала. С теми формулировками, формулировками обвинения. Которые допускала судья. Что он не верит в Христа в стране, в которой церковь отделена от государства. О. Пашина ― То есть получается, что все неверующие люди России под статьей. Просто они пока на свободе. Н. Сванидзе: 6 или 8 % ходит в церковь. Остальные не верят ни во что. Ни в Аллаха, ни в Иисуса, ни черта с рогами Н. Сванидзе ― Совершенно верно. То есть это срок условный именно условный, который получили все неверующие люди в России. А этих неверующих людей по факту я думаю, хотя себя очень многие, у нас больше 80% позиционируют как православных, но на самом деле в церковь никто не ходит. Или почти никто. Шесть или восемь процентов ходит в церковь. А все остальные они не верят ни во что. Ни в Аллаха, ни в Иисуса, ни черта с рогами. Ни в кого не верят. И таким образом все эти люди, а есть люди, которые прямо говорят, что я не верю в бога. Ну и что. О. Пашина ― Ну все. Н. Сванидзе ― А, кстати, непонятно, откуда взялась вера такая повальная. Потому что все учились в советских школах, где всем с первого по десятый класс, а потом в институтах и в армии впрочем, говорили, что Бога нет. И вдруг выяснилось, что все верят и всегда верили. Вот всех бабушка крестила тайком от родителей. Членов партии или еще чего-то членов. И вот, оказывается, детишки-то с самых можно сказать молодых ногтей верили. А все врали. О. Пашина ― И даже члены партии, которые сдавали научный атеизм, тоже верили. Н. Сванидзе ― Совершенно верно. И члены партии, которые сдавали научный атеизм, они крестились тоже правильно правой рукой справа налево, под одеялом лежа. Все оказывается верили. Вот на самом деле все эти люди, которые или говорят, что верят, на самом деле не верят, или действительно на самом деле не верят искренне и не говорят, что верят. Все эти люди получили условный срок. Потому что вот до поры до времени, а если их кто поманит, скажет, дружочек, иди сюда, ты веришь в бога. А ну перекрестись, зайка моя. То есть у нас теперь не суд, а святая инквизиция просто. Просто святая инквизиция чисто. Не надо больше никаких обвинений. В Бога веруешь, горилку пьешь? – все, вперед. О. Пашина ― А вообще суд гражданский светский суд он может рассматривать такие вопросы. Н. Сванидзе ― Какие вопросы? Вопросы веры? Есть статья, на мой взгляд, ужасающая – «Об оскорблении чувств верующих». Ужасающая – потому что как можно оскорбить чувства. Вот если я, предположим, верю в бога, как человек, который говорит, что бога нет, чем он оскорбляет мои чувства. А если я люблю женщину, а мне человек говорит: любви нет. Ну хорошо, ты считаешь, что любви нет, я тебе сочувствую. О. Пашина ― Нет статьи – оскорбление чувств влюбленных. Н. Сванидзе ― Да. Нет же статьи – оскорбление чувств влюбленных. Нет статьи – оскорбление чувств неверующих. А чем неверующие хуже. А если человек не верит в бога, но он верит в прогресс, в человеческую порядочность, верит в добро, он что, хуже? Почему эти его чувства нельзя оскорбить, если его хватать за пуговицу и говорить: слушай, голуба моя, ты скажи, ты в кого веришь все-таки. Потому что ни в кого не верить нельзя. Мы тебя тогда посадим сейчас. Если ты ни в кого не будешь верить. О. Пашина ― Есть такая версия, что статья «Об оскорблении чувств верующих» очень удобный путь для борьбы с разного рода инакомыслящими. Н. Сванидзе ― Абсолютно, потому что она резиновая, она безразмерная. Кого угодно можно под это. Все, что угодно может, поскольку непонятен критерий этих чувств, что такое чувства верующих, что такое оскорбление чувств верующих. Что угодно может оскорбить бедного верующего человека. Голая коленка, чей-то смех неуместный на его взгляд. Чье-то высказывание, чья-то книга. Н. Сванидзе: Хотя православие это христианская конфессия, но там скажем ислам православию ближе, чем католичество О. Пашина ― Спектакль. Н. Сванидзе ― Огромная часть мировой классической литературы. Вообще мирового искусства. Уже об этом говорилось не раз, пойди в любую картинную галерею. В Третьяковку. Пойди, там висят картины, которые оскорбят чувства верующих. Художники уже не с нами, к сожалению, а то можно было бы посадить на Соловки как в свое время Булгаков. О. Пашина ― Зато можно изъять произведение. Чтобы они не оскорбляли чувства верующих. Н. Сванидзе ― Да, все голые понимаешь, висят. На кресте висит голый, в конце концов. Известно кто. О. Пашина ― Возмутительно. Н. Сванидзе ― Почему голый. Приодеть бы хоть человека. Ну что такое. Все, что угодно может оскорбить, это конечно абсолютное, мне не хочется употреблять затертое слово «мракобесие», но государство очень рискует, идя по этому пути. Потому что оно лишает себя правовой основы. Оно воспитывает таким образом абсолютное неуважение к закону. Потому что закон здесь рядом не лежал. А уважение к государству оно в значительной степени держится на уважении к закону. Иначе за что еще государство уважать. За что? Вот если есть писаный закон и этот закон выполняется, в том числе с употреблением насилия законного, вот это рождает уважение к государству. А если закона нет, если какие-то чувства непонятные, за которые можно сажать, а можно не сажать, то непонятно, что у нас государство делает. О. Пашина ― Правозащитник Зоя Светова написала, что приговор Соколовскому это серьезный шаг отечественного правосудия к фундаменталистскому государству. А условный срок это мягкая инквизиция. Можно ли сказать, что Россия уже не светское государство. Фактически. Н. Сванидзе ― По целому ряду факторов, связанных с судебными решениями государство широкими шагами идет по пути к фундаментализму. То, что называлось православный шариат, не только православный, это вообще долгая история. О. Пашина ― А зачем это, это какая-то скрепа, что это? Новая идеология. Н. Сванидзе ― Это попытка найти скрепу. Конечно. Она кстати не только православная. Она такая, это же модный евразийский тренд. Это же фактически смешение воедино, лепятся друг к другу православие и ислам. Потому что в том, что касается фундаменталистских настроений, акцентов, они могут найти общий язык вполне. И в этом смысле хотя православие это, как известно, христианская конфессия, но там скажем ислам православию даже в известном смысле ближе, чем католичество. И тем более протестантизм. Здесь очень сложно. Вот сейчас идут по пути к архаике, конечно, и здесь вполне могут найти общий язык вот эти две религии. Но у нас светское государство. Конечно, это государство ищет идеологические подпорки, которые потеряны с уходом коммунистической теории, с гибелью Советского Союза. А идеологическая подпорка нужна. И ее ищут в двух составляющих. Первая – религия, причем в архаичном варианте, я бы сказал допетровском. Если говорить о православии. И второе — это некоторые фрагменты истории. В частности и, прежде всего, Великая Отечественная война. Н. Сванидзе: Казенщины будет все больше, а искренности все меньше О. Пашина ― Мы поговорим об этом после небольшого перерыва. НОВОСТИ О. Пашина ― В продолжение разговора о чувствах верующих Игорь из Санкт-Петербурга написал: «Верующие вообще-то все: одни верят, что бог есть, другие верят, что бога нет, ни то, ни другое недоказуемо». Н. Сванидзе ― Это сказал священник, это роль, которую исполнял Донатас Банионис покойный в фильме «Берегись автомобиля». Это справедливое замечание. О. Пашина ― Что касается скреп. Одна скрепа это вера, вторая – Великая Отечественная война. Как сказал наш зам. главного редактор Сергей Александрович Бунтман, глядя на парад, на »Бессмертный полк», на все, что нам показывали 9 мая. У царя Мидаса все превращалось в золото, наша власть все превращает в какую-то другую субстанцию. Наши слушатели спрашивают: почему такие благие идеи как георгиевская лента, «Бессмертный полк» оборачивается невыносимым пафосом и официозом. Зачем это властям? Н. Сванидзе ― Власть привыкла все контролировать. Власть не верит в бесконтрольные инициативы. Боится бесконтрольных инициатив. Даже позитивных. То есть даже когда все в позитиве вроде бы, память о войне, никаких признаков оппозиционности, все абсолютно лояльно, все с благородной слезой. За власть даже. Во всяком случае, не против нее – все равно в этом чувствуется определенная угроза, потому что да черт их знает, вот сегодня они за власть. А завтра проснется с какой ноги, фиг его знает. Будет против. Надо контролировать. Надо контролировать. Во-первых, хорошее начинание, во-первых, нужно к нему прислониться. Обязательно. Чтобы оно отсвечивало своей популярностью в выгодном тебе направлении. О. Пашина ― А »Бессмертный полк» он за власть или против власти? Н. Сванидзе ― По идее никак. Но власть к нему прислоняется очень удачно. Пока что, вот я разговаривал, вообще «Бессмертный полк» производит разное впечатление на людей, которые участвовали и на людей, которые смотрели по телевизору. Потому что когда смотришь по телевизору, очень здорово пахнет официозом. Очень здорово. От этих прямых включений, где все говорят правильные вещи, от того, что говорится в студии. От того, что ты знаешь, что это отрепетировано. Но вот когда я разговаривал с людьми, которые участвовали, шли реально, искренние люди шли с портретами своих родных и близких в зависимости от возраста, поколения, к которому они принадлежат, они могли не знать этих людей лично или знать, — совершенно другое ощущение. Ощущение, что подавляющее большинство идет искренне, что это действительно благородный порыв. Что действительно тащат своих родных. И настроение очень теплое, очень сердечное. Абсолютно не административно-казенное. О. Пашина ― То есть изнутри все по-другому. Н. Сванидзе ― Да. Но конечно, я думаю, зная традиции нашей власти и видя, как она действует сейчас, я, конечно, понимаю, что чем дальше, тем больше казенщина будет проникать во всех поры. В этом смысле не оригинальная мысль надо сказать, которую высказал Сережа Бунтман. Но она справедлива. Действительно так. Это проникает во все поры и будет чем дальше, тем больше проникать. Казенщины будет я думаю все больше, а искренности все меньше. Но на данный момент подавляющая часть тех людей, которые идут с портретами, они действительно идут искренне. Что касается ленточки она уже давно, на мой взгляд, поменяла свой смысл, потому что еще несколько лет назад люди действительно совершенно искренне соотносили эту ленточку исключительно с 9 мая 1945 года. А сейчас, когда ее носят очень многие, возят в своих автомобилях, на своих собаках, я не знаю на чем еще круглый год. Круглый год, они что, круглый год помнят о победе, которая была в 1945 году. Сейчас 2017 на дворе. Значит, это когда ее носят круглый год, это уже относится не к победе над фашистской Германией. Это уже относится совершенно к другим вещам. К Крыму, Донбассу. К Сирии, к лояльности по отношению к действующей сейчас власти. Сама власть это прекрасно понимает. Вообще вот само 9 мая, к сожалению, оно… сейчас военный парад, я никого не агитирую, я не любитель военных парадов, это не моя эстетика. Меня не втыкает вид танка, я не испытываю восторга при виде дула, танка и так далее. Н. Сванидзе: 9 мая отмечали не победу, отмечали мир О. Пашина ― А люди собирались в центре Москвы и репетицию смотрели. Как едет техника. И 9 мая. Н. Сванидзе ― Вся эта символика фаллическая не поражает мое воображение. В положительном смысле. Ни в каком. Я равнодушен. Но знаю, что очень многие люди неравнодушны, нужно уважать их, на мой взгляд, настроения, их привычки. Им приятно видеть, это как символ нашей государственной мощи. Ну и, слава богу, пусть смотрят. Но если они смотрят, значит нужно показывать. Хотя здесь конечно вопрос в пропаганде. Если приучать, так понравится. Но дело в другом. Дело в милитаристском духе всего празднования 9 мая. Вот это «можем повторить» — вот уши этого настроения они торчат отовсюду. Как будто это не память о той горькой трагической великой победе, которая стоила десятков миллионов людей. Я сейчас не говорю о конкретных цифрах, эксперты расходятся. Но все равно это десятки миллионов. Все равно это несопоставимо больше, чем любая другая страна. А, пожалуй, может быть даже и больше, чем все остальные страны вместе взятые. За исключением Китая, пожалуй. Но об этом не помнится. А помнится о том, что победили. Есть замечательная мысль, которую высказала при мне не так давно Людмила Михайловна Алексеева. А мысль такая – что на самом деле 9 мая отмечали не победу, вот тогда 9 мая 1945 года. Отмечали мир. Потому что она абсолютно права, она свидетельница этого, она это помнит. Она была уже взрослой девочкой. Девушкой. И мне рассказывали люди другие, мне моя мама рассказывала, тоже она из ее поколения. Победа была очевидна с 1943 года. Вот после Сталинграда было ясно, что хребет сломали уже Гитлеру. Все. Вопрос времени. Поэтому уже дрались, ждали не победы, она была очевидна, уже было настроение победителей. Ждали мира. Ждали конца войны, ждали, когда, наконец, перестанут убивать. И радовались не тому, что победили. Это было самое очевидное. Радовались тому, что наконец мир и наконец уже не убьют. Меня не убьют, мужа не убьют. Сына не убьют. Отца не убьют. Вот это было самое важное. То есть это был праздник мира, это мирный праздник. Сейчас праздник милитаристский. И когда на детей на маленьких младенцев надевают пилотки и гимнастерки, на мой взгляд, это кощунственно. О. Пашина ― Это уже превращается в какой-то карнавал. Н. Сванидзе ― Это кощунственный карнавал, Оксана. Потому что тогда дрались за то, чтобы никогда маленькие дети не воевали. Никогда. Вот воевали, пришли усталые фронтовики, сейчас они все вымерли уже, их нет, вот они воевали за то, чтобы никогда детям не воевать. А сейчас на детей напяливают военную форму. Зачем? Ты что, хочешь, дурак, чтобы твоя дочка воевала? О. Пашина ― Но по поводу лозунга «можем повторить», да, эти люди говорят это, надевают на детей военную форму, потому что они уже этого не помнят, не знают, и может быть, не знали никогда. Те, кто это видели, уходят. Н. Сванидзе ― Но фильмы есть. О. Пашина ― И фильмы показывают в основном… Н. Сванидзе ― Да ничего подобного. Есть великие советские фильмы о войне. Их куча. О. Пашина ― Я просто боюсь, что сейчас говорить про кровь, грязь, смерть, ужас опять обвинят в оскорблении чувств кого бы то ни было. Н. Сванидзе ― Да пусть обвиняют в чем хотят, боже мой. Никто на свете, у меня отец фронтовик, он ненавидел говорить о войне. Ненавидел рассказывать о войне. Идите, обвините моего отца, который форсировал Днепр, воевал под Курском. Освобождал Будапешт, обвините его в оскорблении чувств фронтовиков. Я посмотрю. Покойного. Как у вас получится. Вот он ненавидел говорить о войне. Ненавидел. Когда его спрашивал мальчишкой глупым: папа, ты сколько немцев убил, его от этого вопроса аж корежило. Он говорил: я в артиллерии был, но мы стреляли, я не знаю, попадал, нет. Сейчас совершенно другая атмосфера. Атмосфера, которая просто в кричащем противоречии с 9 мая 1945 года. Вот нет фронтовиков, они бы не позволили. О. Пашина ― Именно поэтому это и происходит, потому что это уже карнавал. Уже как Куликовская битва, извините. Что-то там было когда-то, война, вот самолеты летали, танки ходили. Вот дети в пилотке. Как объяснить людям, как донести мысль о том, что нужно помнить, не нужно карнавала. Н. Сванидзе ― Это проще пареной репы. Просто не нужно карнавал. Нужно помнить, но не нужно карнавал. Вот и все. Вот смотрите, сейчас изменилась даже минута молчания. Всегда это была святая минута 9 мая, приезжали отца поздравляли, всегда садились, ждали минуты молчания. Это был Рахманинов, это был знаменитый текст, который где-то с 80-х годов уже вошел, очень горький замечательный торжественный, сейчас этого нет. Сейчас нет Рахманинова, текст изменился. Это все стало гораздо площе, это все стало гораздо менее глубоко. И это не производит такого эмоционального впечатления. И, по-видимому, не должно уже, потому что решили, что нечего головы склонять. О. Пашина ― Не надо нагнетать. Н. Сванидзе: Во всех акциях гражданского несогласия, мирных, незаконных, важно количество Н. Сванидзе ― Не надо людей расстраивать. И так много поводов для огорчений. Это победа. Это не то, что потеряли кто говорит 20, кто говорит 40 миллионов человек. Не нужно вспоминать, похоронили – пошли дальше. Это победа. Вот что главное. И главное, что мы должны помнить – что она одержана силой нашего оружия. И мы и сейчас готовы показать кулак, показать зубы, никто на нашу землю не ступит, не пройдет. Как говорится в старой песенке про пуговку. О. Пашина ― Про приезд иностранных руководителей на парад есть вопросы от слушателей. Дмитрий Песков сказал, что иностранных лидеров не планировалось. Это что, какое-то неуважение к нашему лидеру или это нормально. Это наш внутренний праздник, мы празднуем сами. К нам приехал молдавский президент. Да и хватит. Н. Сванидзе ― Ну молдавский президент как я понимаю, Додон вообще приехал по другому поводу. О. Пашина ― Удачно так приехал. Н. Сванидзе ― Насчет винной торговли договариваться. Ну и попал заодно… О. Пашина ― На праздник. Н. Сванидзе ― Ему сказал президент Путин: пошли, Додон со мной. Ну Додон пошел. Но они не обязаны приезжать каждый раз. Все-таки приезжают на какие-то юбилейные круглые даты. О. Пашина ― То есть это нормально, это не демарш. Н. Сванидзе ― Я не думаю, что именно это демарш. Нет. Мне так не кажется. На самом деле здесь объяснение Пескова о том, что это не круглая дата, оно мне представляется адекватным. О. Пашина ― В воскресенье 14-го числа митинг против сноса домов в Москве. Власти уже ищут компромат на активистов. Которые устраивают эту акцию. Поможет это каким-то образом? Отреагируют власти, услышат тех, кто говорит, что мы не хотим, чтобы сносили наши дома. Н. Сванидзе ― Зависит от количества. Размер определяет в данном случае. Размер имеет значение. Как во всех акциях гражданского несогласия мирных незаконных важно количество. Если это будет два с половиной человека, то плюнут, если это будут многие десятки тысяч — отнесутся внимательно. Если будут сотни тысяч – то вздрогнут. О. Пашина ― Это было «Особое мнение» журналиста Николая Сванидзе. Всего вам доброго. До свидания.

Ссылка на источник