Ответы директора Гидрометцентра России Романа Вильфанда на ваши вопросы Вопрос 1 rigorii08: Здравствуйте! У меня дилетантские вопросы, верите ли вы в глобальное потепление? Например, некоторые журналисты отстаивают точку зрения, что всегда так было и это часть какого-то цикла. По погоде в Питере, скорее это глобальное похолодание. Можно ли категорично ответить на этот вопрос или не все так однозначно? И то, что сейчас по всему миру сместились холода и теплые времена года (в январе тепло, в марте морозы), это нормальное явление или является чем-то новым? Как относитесь к шуткам в сторону Гидрометцентра? С уважением, Григорий,29, Питер. Ответ Здравствуйте, Григорий. Вопрос вы задали совершенно не дилетантский, но слово «верю» не очень подходит к метеорологам, ну вообще к людям, которые занимаются наукой. Дело в том, что нужно не верить, а проверять. Неверие, недоверие – это главная мотивация, главная причина развития науки, научных исследований. Было ли так всегда? Вы имеете в виду потепление и похолодание. Да, действительно, нашей Земле уже, по разным геологическим оценкам, около 5-6 миллиардов лет. И конечно же, по недостоверным данным, радиоуглеродным исследованиям, изотопным исследованиям, данным всевозможных ледовых кернов, при анализе донных отложений – да, конечно, можно совершенно четко говорить, что были и похолодания, были и потепления, причем значительно более заметные по интенсивности, чем нынешние. Но никогда ранее не было такой скорости, с которой меняется глобальная температура, которая наблюдается сейчас. Вот скорость действительно фантастическая. Если похолодание и потепление происходили в течение не просто миллионов, а даже десятков миллионов, сотен миллионов лет… На самом деле, циклы бывают совершенно разные, конечно: и тысячелетние циклы, и несколькостолетние циклы, и даже в период четвертичного периода насчитывается достаточно много ледниковых периодов. И даже в период голоцена, то есть последние 10 тысяч лет, в которые мы живем, они тоже связаны с ледниковыми и межледниковыми периодами, то есть периодами похолодания и потепления. Но скорость – когда за 100 лет, за 150 лет температура повышается на 1 градус – вот это невероятная скорость для климатологов. И причину международная группа экспертов, которая включает несколько сотен или тысяч известнейших ученых, определила: это антропогенное воздействие. Поэтому ответить на этот вопрос сейчас можно однозначно. Хотя еще лет 15 тому назад сам сомневался в том, действительно ли глобальное потепление антропогенного характера превалирует над циклами природными, которые существуют. Это первое. Теперь второе. Все-таки само понятие «глобальное» говорит о том, что лидируются изменения температуры по всему земному шарику, по всему глобусу. И проживая в крупном городе, в Питере, каким бы большим ни был этот мегаполис, все-таки нельзя судить о глобальном потеплении. Невозможно сравнивать погоду в Питере с глобальной погодой. И когда речь идет о глобальных процессах, то в основном анализируются данные по огромной территории и за несколько десятилетий. Поэтому не нужно судить о том, что, да, вот в какой-то момент времени в январе потеплело, потом в марте похолодало. Это всё конечно же совершенно естественные флуктуации. Я помню, Галич когда-то пел, такая песенка была шутливая, что физики раскрутили шарик наоборот: там, где полюс был, там тропики, а где Париж – Нахичевань. Так что всё это уже было. Это уже было и отмечалось. Но факт глобального потепления – он безусловен, с моей точки зрения. Как я отношусь к шуткам по отношению к Гидрометцентру? Вы знаете, в среде коллег-метеорологов тут шутки просто постоянно ходят. Но за пределами Гидрометцентра лицо каменеет, ирония отсутствует, никаких шуток не признаю. Р.Вильфанд: Сказать сейчас, какая погода будет в четвертой пятидневке августа, теоретически невозможноВопрос 2 Михаил, предприниматель, Москва: В конце 90-х годов возникло предложение от операторов мобильной связи размещать за свой счет на собственных вышках и башнях связи мини-комплекты оборудования для эко— и метео-мониторинга (ветер, дождь, температура, выбросы вредных веществ и т.п.) с передачей данных в единый гос.метеоцентр для обработки. Тогда от этой идеи отказались (возможно, сочли такие данные опасными для народа:). В настоящее время таких вышек и башен в России — многие десятки тысяч, в Москве и области — более 20 000. Мы получили бы уникальные возможности для анализа метеоданных. Как вы считаете, эта идея остается актуальной, она принесла бы существенную пользу для on-line-прогнозов и т.п.? Вы готовы лоббировать такое решение? Ответ Ну я не то что готов лоббировать, я просто лоб расшиб для того, чтобы эта идея воплотилась в жизнь. И похоже, что сейчас начинаются реальные обсуждения этого вопроса. Вот в Москве правительство Москвы вполне серьезно относится к этой идее. Дело в том, что конечно же на европейской территории России, в Москве, в Московской области сейчас развивается наблюдательная сеть. Используются и данные радиолокаторов, развиваются и автоматические сети – стандартных наблюдений, которые расположены на земле – используется спутниковая информация. Но! Когда происходят так называемые взрывные процессы, связанные с конвекцией, с быстрым перемещением воздушных масс в более высокие слои тропосферы, а это чаще всего связано с быстрым облакообразованием, грозами, с усилением ветра до шквалов – таких, которые наблюдались в этом году. Вот этих данных маловато – нужны более частые наблюдения, и вышки в этом отношении – это очень хорошее решение, просто по-настоящему хорошее. И сейчас мы обсуждаем, как выбрать такую сеть этих вышек для того, чтобы на разных высотах (10, 30, 60 или 70 метров) расположить автоматические данные. И поскольку вышки эти уже стоят, они стационарные и не охраняемы… Эти станции метеорологические там будут функционировать безопасно. И вот они-то и позволят не пропустить взрывные процессы, которые могут развиваться очень быстро. Я надеюсь, что будет реализована эта идея, когда на вышках операторов связи будут установлены автоматические станции. Я не очень понял вопрос, почему эти данные опасны для народа. Ну, как-то чудаковато. Ведь наша служба называется «Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды». Наша задача – осуществлять мониторинг состояния атмосферы, ну и на самом деле – поверхностных слоев гидросферы и речной, и океанической, и информировать. И кстати говоря, это конституционная задача. Я говорю это без шуток. Тут сокрытие информации недопустимо, это просто криминально. Поэтому тут не то что нам бояться, мы обязаны. Это просто гражданская позиция – я это опять-таки без шуток, вполне серьезно говорю. Информировать о всех элементах, всех процессах, событиях, неважно каких – экологических, загрязняющих веществ, не дай бог радиационных. Ну и, естественно, о метеорологически опасных явлениях. Это наша задача, это, вообще говоря, прописано в мандате любой национальной метеорологической службы. Эти данные если они будут поступать, они будут, во-первых, очень важны, поскольку позволят существенно увеличить плотность наблюдений и осуществлять так называемый наукастинг. Это слово произошло от двух английских слов – «now» (сейчас) и »forecasting», то есть прогнозирование текущих событий. И это очень важное направление, поскольку методы прогнозирования, моделирования атмосферных процессов и методы наблюдения объединяются для того, чтобы выпустить экстренную информацию, которая, даже будучи доведенной до человека за несколько десятков минут до наступления опасного события, позволяет сохранить жизнь. Поэтому это очень важная задача, и я очень позитивно к ней отношусь, и не до конца понял слово боязни метеорологов, ну, или представителей нашей службы к развитию этого направления мониторинга. Р.Вильфанд: С увеличением заблаговременности качество прогноза, конечно же, понижаетсяВопрос 3 Сергей, управление, Ростов-на-Дону: Какова частота аномальных явлений и как меняется их количество. Ответ Слово «аномальное» — понимаете, всё что происходит, всё является аномальным. То есть если мы просчитаем какую-нибудь среднюю характеристику, ну скажем, за большой промежуток времени, то понятно, что весь ряд будет состоять из отклонений, но разной интенсивности, разных аномалий. Если же здесь под вопросом имеются в виду какие-то экстраординарные, редко повторяющиеся события, опасные события, то ответ будет таков. Значит, по исследованиям климатологов при потеплении климата происходит увеличение повторяемости опасных метеорологических явлений. Под опасными метеорологическими явлениями понимается очень много характеристик: усиление ветра более 25 метров в секунду – это действительно разрушительный ветер. Ледяной дождь, о котором все хорошо знают, хотя метеорологи предпочитают другое словосочетание «переохлажденные осадки», потому что главное тут гололед. Вот сам гололед очень опасен. Сильные или очень сильные дожди, которые подмывают опоры или линии электропередач, могут вообще привести к тому, что коллапс движения в городе будет наблюдаться, потому что вода не впитывается в асфальт, а дренажная система в городах не рассчитана на очень сильные ливни. Ну и так далее. Снег, очень сильный снег. Не просто снег, а очень сильный снег является опасным. Ну и так далее. Их много. Кстати, волны тепла, то есть продолжительные периоды очень жаркой погоды и волны холода, продолжительные периоды очень низкой температуры – эти все характеристики имеют четкое определение, дефиницию, пороговые значения. Вот это всё опасные явления, они действительно опасны для жизни человека и опасны для функционирования экономических отраслей. Так вот, частота этих опасных явлений увеличивается, и причина – потепление климата. Это результат как исследований, так и наблюдений, фактических наблюдений. За последние 50 лет произошло существенное, не просто статистически значимое, а существенное почти в 2 раза увеличение опасных явлений. Возможно, правда, это связано еще и с тем, что информационные системы за этот период стали заметно более точными. Спутниковая информация позволяет фиксировать то, что раньше никогда не наблюдалось. Например, термоточки, то есть возникновение пожаров, или тропические циклоны. Если зародился тропический циклон (это очень опасное явление) в океане, прошел какое-то расстояние по акватории и заполнился. Раньше этого никто бы и не заметил, если бы не дай бог там судно не оказалось на пути следования, на траектории этого тропического циклона. А сейчас спутниковая информация это фиксирует. Ну и так далее. Развитие наблюдательных сетей, конечно же, вполне возможно, вносит вклад в увеличение фиксации этих опасных явлений. Но все-таки, независимо от этого, конечно же и природная компонента, природная составляющая вот этого увеличения – она тоже безусловна. Поэтому по-разному оценивают – от 3% в год и до 5%. Тут лучше говорить, конечно, не в год, а, скажем там, в десятилетие. Скажем, на 20% каждое десятилетие или 25% увеличивается повторяемость опасных явлений. Вот такие оценки фиксируются наблюдателями, ну и плюс к этому модельеры, специалисты по моделированию климатической системы отмечают как последствие изменения климата повторение этих явлений. Вопрос 4 nitsahon: В чем — по вашем мнению — основные причины поздней реакции (во всем мире) на стихийные бедствия? В не слишком качественных прогнозах синоптиков или в неготовности соответствующих спецслужб? Ответ Понимаете, в вопросе уже утверждение существует, но не совсем понятное, что такое поздняя реакция. Дело в том, что прогнозы опасных явлений никогда невозможно выпустить с большой заблаговременностью. Скажем, не то что за месяц, но за неделю. Да никогда это сделать невозможно. Средняя заблаговременность прогноза торнадо в США (это звучит странно, а вот так вот) – 19 минут. И каждая минута – это спасенные жизни. В нашей стране, к большому счастью, торнадо или смерчи на 3 порядка, то есть в тысячу раз меньше, чем в США. Поэтому мы выпускаем предупреждения об опасных явлениях за несколько часов. Иногда, когда процесс хорошо изучен, уже сутки, даже иногда за двое суток. Если мощный, глубокий циклон перемещается над одной территорией, можно загодя спрогнозировать опасные явления, очень сильный дождь, усиление ветра, град и так далее. Чаще всего, повторяю, за несколько часов. Но и нередко за несколько десятков минут, когда наблюдаются взрывные процессы. И вот в этих ситуациях практически невозможно сохранить имущество или что-либо другое. Экстренная информация выпускается за час или за несколько десятков минут. Самое главное – спасти человеческую жизнь, и вот тут нужно развивать другое направление, что делать человеку, когда он получает экстренное сообщение. Нужно твердо понимать, что нужно делать. Либо спуститься в метро, либо в подвал. В зависимости от территории, где он находится. Если он живет в горной территории, где река вздувается буквально за 1 час на 5-6 метров, нужно выскочить из дома, всех родных и близких вывести и на определенную высоту подняться. В общем-то, в каждом случае должны существовать инструкции, что делать, когда опасность прогнозируется. Сейчас этим очень интенсивно уже не первый год занимается МЧС России (и достаточно успешно), но эту работу нужно проводить. Наша задача (метеорологов) – с максимально возможной заблаговременностью выпускать такие шторм-предупреждения об опасных явлениях. Можно ли гарантировать, что прогнозы опасных явлений будут иметь стопроцентную успешность? Нет. В настоящее время в нашей стране и во всем мире примерно такая же ситуация: успешность прогнозов составляет 92%. Сейчас ведутся очень интенсивные работы по Москве. Идет просто очень мощное обсуждение, что нужно делать. И при определенных обстоятельствах, когда будет существенно усовершенствовано моделирование атмосферных процессов… А в Росгидромете планируется установка очень мощного супервычислителя, и тогда задачи прогноза погоды получат свое развитие. Предполагается и увеличение информации за счет доплеровских радаров и за счет спутниковой информации. Ну и конечно же, нужно развивать науку. Сами по себе технические средства очень хороши, но нужно к ним прикладывать вот то, что называют серым веществом. Так вот, в этом случае, если те планы, которые мы спрогнозировали, будут осуществлены, то вполне возможно, что года через два количество непредсказанных явлений будет уменьшено на 2-3%. А это значит, что количество непредсказанных явлений уменьшится на 25-30%, и это достаточно существенная величина. Р.Вильфанд: Прогнозы опасных явлений невозможно выпустить с большой заблаговременностьюВопрос 5 gopkumar: Здравствуйте. На каких временных промежутках получаются наиболее точные прогнозы погоды? Какие особенности местности больше влияют (отрицательно) на точность прогнозов? Ответ Современная прогностическая метеорология трансформировалась от чисто качественной науки в физико-математическое направление, в котором превалирует моделирование атмосферных процессов, и с помощью уравнений математической физики удается построить достаточно адекватные представления о реальных событиях, о реальной циркуляции в атмосфере. И моделировать физически атмосферу невозможно, поскольку на маленькой модели отсутствуют пространственные масштабы и поэтому модель физически несовершенна. Используется только математическое моделирование атмосферных процессов. И тут уже вступают в силу достаточно строгие математические понятия. Оказывается, что детальный прогноз погоды возможен теоретически только на период до 2-х недель. Это когда-нибудь мы достигнем этого предела предсказуемости, а пока умеем предсказывать погоду с достаточной точностью, например, в среднем на 5-6 дней. Надеемся, что после того, как будут новые модели развиты на суперкомпьютере, увеличим заблаговременность на 24-36 часов, то есть примерно на 7, может быть, даже 7,5 суток. Будем прогнозировать с той же точностью, которая сейчас наблюдается. А почему нельзя на более продолжительный период выпускать прогнозы погоды? А потому что есть ограничения, связанные с тем, что, во-первых, атмосфера хаотична, и в данный момент времени невозможно предсказать, предвидеть те маленькие процессы, взмах крылышек бабочек… Это Эдвард Уорренс показал больше 50 лет тому назад, что иногда взмах крылышек бабочек, достаточно взмаха этого крылышек, чтобы атмосфера полностью изменила свои параметры через трое суток. Ну а предсказать, где и в какой момент будет находиться бабочка, понятно, невозможно – это уже хаос настоящий. А вторая причина, поскольку решаются дифференциальные уравнения в частных производных, и даже если бы они решались точно (хотя, на самом деле, их невозможно решить точно, это приближенные решения), но если бы даже решались точно, то точность начальных данных сказалась бы через 2 недели обязательно. То есть если представить, что будут изучены абсолютно все законы атмосферной циркуляции — от миллиметров до тысяч километров…. Вот если мы познали абсолютно всю атмосферу, то оказывается, что небольшие погрешности (ну, скажем там, одна тысячная градуса), значит, она влияет на решение так, что через 2 недели задача становится некорректной в математическом смысле. То есть точность решения, качество решения не зависит уже от начальных данных. А можно ли говорить об одной тысячной градуса, когда атмосфера трехмерна, огромна? И мы же не можем через каждый метр повесить датчики. Как их повесить? На шарах, баллонах? Вот это вот главная причина. Значит, с увеличением заблаговременности качество прогноза, конечно же, понижается. Я сразу отвечу на вопрос – ну а что же за пределами этой предсказуемости, за пределами 2-х недель? А за пределами другой объект прогнозирования – осредненная по статистическому ансамблю, чаще всего по пространству и по времени характеристики. Ну например, средняя месячная температура в августе на европейской территории России? Вот это вот совершенно понятный, четкий объект прогноза, который и можно прогнозировать и развивать методы прогноза. А сказать сейчас, какая погода будет в четвертой пятидневке августа, теоретически невозможно. Просто принципиально невозможно. Вот такая ситуация. И тем не менее, на этом промежутке предсказуемости всё равно существует очень много интересных эффектов. Например, на первые 2 часа прогноз имеет ошибку бóльшую, чем на 6 часов. Даже больше, чем на 12 часов. Это так называемый эффект spin-up. Далеко не все ученые, связанные с детерминированными прогнозами, с детерминированными исследованиями, знают об этом эффекте. Связано это с несогласованностью начальных данных, когда решение задачи на первых шагах, вот эта несогласованность начальных полей – она сказывается. А потом, через 6 часов качество прогноза становится лучше, чем на 2 часа, ну и дальше постепенно ухудшается. Вот очень важная проблема, очень важная задача для исследований – создать ситуацию такую, усвоение данных создать такое, чтобы этого spin-up’а не было. Конечно же, существуют регионы, где прогнозирование наиболее сложное. Это, как правило, регионы со сложной аэрографией. В этом случае действительно возникает очень сложный аэрографический эффект, и прогнозировать погоду невероятно сложно. Я напомню, что во время Сочинской Олимпиады, когда мы только начинали готовиться к метеообеспечению этого мероприятия, просто можно было сойти с ума. Ну что такое? Вот солнышко там на какой-нибудь трассе скоростного спуска светит, ни одного облачка даже в феврале, просто загорать можно (во второй половине февраля). А через 5 километров в другой стороне горы туман, там, где биатлонная трасса проходила, и понять это было сначала очень сложно, пока мы не создали модели, которые вполне адекватно описывали всю трансформацию воздушного потока на одной стороне горы, на другой стороне горы, при разных направлениях ветра, в разных стратификациях, неустойчивостях и так далее. В общем, в горах очень сложно прогнозировать. Но я бы сказал, что дело не только в этом. Сами процессы бывают совершенно разные, иногда очень легкие для прогнозирования. Например, устойчивый антициклон – легко прогнозировать, такие хорошие оценки. Можно не только на 5-6, на 7-8 дней прогнозировать надежно, уверенно, качество прогноза высокое. А вот если быстро бегущие волны наблюдаются, то очень сложно прогнозировать. Это далеко не всегда потребители прогнозов знают, каждый раз мы рассчитываем так называемую априорную вероятность, то есть уверенность в правильном осуществлении прогноза. И хотя средняя успешная, скажем, прогноза на завтра 95%, но в одних случаях она 99,9% (это априорная вероятность, уверенность в том, что прогноз осуществится), а в другом случае только 85%. Вот такова ситуация. Скажем, в течение суток фронтальный раздел в Москве с Запада перемещался с разной скоростью – то стационировал, то фронт ускорялся. И вот в этом случае рассчитать, какая погода будет завтра, сложнее, чем погода послезавтра, когда фронт пройдет. В общем, много всяких сложностей и интересных задач в прогнозировании. Вопрос 6 Кирилл Балберов: Я неоднократно слышал, в том числе от синоптиков, что никаких способов точных предсказаний больше, чем 3-4 дня попросту не существует. Но я часто слышу, в том числе от Вас, долгосрочные прогнозы — мол, лета не будет, только бабье лето. Насколько научны такие долгосрочные прогнозы? Ответ Очень хороший вопрос. Он перекликается с ответом, который я уже озвучивал. Действительно, предсказуемость сейчас – ну не 3-4, вот 5-6 дней (практическая предсказуемость), теоретическая – 14 (и об этом уже говорил). А как же так? Что за долгосрочные прогнозы? Это совершенно другой тип прогнозирования. Если мы будем надежно предсказывать прогноз на месяц, прогноз на сезон, это очень важные характеристики для энергетиков, для транспортников, для строителей. Они умеют трансформировать этот прогноз, строят свою целевую функцию для того, чтобы экономически выгодно построить свою деятельность, стратегию и тактику выработать на основании этого прогноза. Конечно же, невозможно описать изменчивость прогноза, прогностическую изменчивость внутри этого месяца или сезона. Только средняя характеристика. Представляете, насколько значимый прогноз, если ему можно доверять с большой степенью вероятности? Скажем, на европейской территории России зимой будет тепло, а на азиатской территории холодно. Поскольку электрическая энергия закольцована в нашей стране, это значит, что можно будет перебрасывать (правда, с некоторыми потерями) энергию с европейской территории на азиатскую часть страны с тем, чтобы предотвратить какие-нибудь проблемы, которые там будут существовать из-за холодов и нехватки энергии. То есть решения могут быть. А возможно ли прогнозировать так же точно прогноз среднемесячной температуры или среднесезонной температуры, как и в краткосрочных прогнозах? Нет, нельзя. Успешность долгосрочного прогноза всегда будет существенно ниже, чем успешность или оправдываемость краткосрочного прогноза, и опять-таки это связано с хаотичностью атмосферы. Верхний предел, к которому можно стремиться – успешность прогноза знака аномалии. То есть будет температура выше нормы или ниже нормы, она не превышает 80%. А вот 20% — и то это в лучшем случае, это будет замечательно, если мы добьемся этого результата. Это очень нескоро будет, и уверенность в том, что вот такая 80-процентная успешность будет, тоже не очень велика. Скорее всего, это будет где-то 75%. Но тем не менее, это все-таки будет превышать существенно качество любого тривиального прогноза, климатического, инерционного и так далее. А зачем тогда в принципе высказывать, выпускать эти прогнозы долгосрочные? Господи, я точно так же отношусь к этому. Во-первых, все-таки мы вынуждены, должны. Есть некие правила, регламент нашей деятельности. Мы выпускаем такие прогнозы. Далеко не везде и не всегда они выпускаются, для этого нужно работать и объяснять, что к долгосрочным прогнозам нужно относиться осторожно. Это наиболее вероятный сценарий, но могут быть и другие сценарии развития, и вероятность их не маленькая. Просто то, что мы озвучиваем, характеризует факт, что это наиболее вероятно. Вот скажем, при прогнозе на нынешний июнь – да, прогноз неудачный. В принципе, в настоящее время успешность долгосрочных месячных прогнозов такова: 8-9 месяцев из 12 оправдываются. Чаще всего сейчас даже 9 месяцев. За последние 5 лет в среднем вот такая вот успешность: 9 месяцев являются успешными. Вот что делать? Июнь не вполне успешный был. Май – да, неудачно. Ну что ж делать? Вот таков уровень развития науки. И нужно еще очень много работать, нужно создавать очень сложные модели: совместная циркуляция атмосферы и океана, чтобы они были достоверными, адекватными. А океан ведь еще не очень изучен хорошо, и вот сейчас только развивается международный проект «Арго», который позволяет познать течения в океане на разных глубинах, ну и многие другие характеристики океанические. Вот только после того, как эти данные позволят нам знать об океане столько же, сколько и об атмосфере, надеюсь, что тогда могут быть и надежные долгосрочные прогнозы. Но повторяю, пороговое значение – 75% успешность только знака. Не интенсивность аномалии, а вот только знака, то есть выше или ниже нормы будет температура. Р.Вильфанд: Факт глобального потепления – безусловенВопрос 7 Евгений, IT, Украина, Днепр: Доброго дня! Ваше отношение к большому количеству сайтов о прогнозе погоды? Лично Вы верите какому-либо из них? Где они берут информацию? Спасибо! Ответ Я уже отвечал ранее на вопрос, что слово «вера» никак не ассоциируется с моим отношением к профессии. Я верю друзьям, жене, а в метеорологии, в науке верить нельзя и не нужно, потому что только в дискуссиях, только в недоверии может развиваться наука. Так вот, слово «вера» здесь просто не подходит. Какое отношение к большому количеству сайтов. Дело в том, что мне трудно отвечать на этот вопрос, поскольку, если вы заглянете на сайт Гидрометцентра, ну или любого другого учреждения нашей службы, вы увидите ссылки на большое количество публикаций в журналах Академии наук, в ведомственных журналах, в научных журналах МГУ, других ведущих вузов, в большом количестве, известных научных журналов за рубежом. И вся наша методология описана. И поэтому понятно, что когда мы прогнозируем, мы опираемся на такую-то, такую-то, такую-то научную идеологию. А когда я вижу сайты (их подавляющее большинство), в которых ничего не сказано, как прогноз составлен, то отношусь к этому… ну как-то, да. Есть информация, кто-то может… Каждый человек у нас же может сказать всё, что угодно, правда? Ну и отношение вот у меня лично именно такое: это не профессионально. Это непрофессионализм, когда кто-либо говорит, не имея хорошего базиса, основания. Под основанием всегда имею в виду опубликованные работы либо монографии, которые прошли рецензию. Поскольку наша деятельность прогностическая в метеорологии наукоемкая, ресурсоемкая, если нет оснований для прогнозирования, для того, чтобы сослаться на какой-то метод, то отношения у меня нет никакого. Поэтому слово «вера» тут… Ни вера, ни неверие ничего нет. Откуда берут информацию? Понятия не имею. Ну, откуда-то берут. Американские прогнозы, английские прогнозы, немецкие прогнозы, многочисленные прогнозы нашей службы. Выходная продукция спектральной модели, нескольких масштабных моделей, которые у нас выпускаются, и мы их на сайт публикуем – может быть, они являются базой. Никогда не проверял, не интересно. Вопрос 8 Сергей, машиностроитель, Рыбинск: В конце апреля Вы сказали, что май будет теплым, в конце мая — что лето будет розовым! При этом каждый раз Вы утверждали, что больше трех дней Вы предсказать не можете! Результаты Ваших «предсказаний» мы видим воочию! Вопрос: А в чем смысл Вашего создания видимости работы? Только получение зарплаты? Ответ Справедливый вопрос, я частично уже ответил на него раньше. Да, прогноз на май и июнь никак не ассоциируется с высокой успешностью. Неудачные прогнозы. Бывают они и в весенние периоды, и в летние, в осенние. Но в среднем у нас 9 прогнозов из 12 оправдываются с хорошей оценкой. Единственное, о чем я хотел бы сказать, что все-таки розовое лето, вот эти 2 слова – это я не прародитель этого словосочетания. Я действительно пытался пошутить, я уж не знаю, или как там?.. Ну, не знаю, в каком-то там тоне таком рассказать более веселом о том, какой будет прогноз на лето. Дело в том, что синоптики, когда либо фиксируют фактическую аномалию или отклонение температур от нормы, либо прогнозируют температурную аномалию, если эта аномалия около или выше нормы, то они эту территорию, где прогнозируется такой температурный фон, закрашивают розовым цветом. Поэтому я пытался пошутить, что вот, значит, синоптики видят лето в розовом цвете. Они закрашивают розовым цветом, полагая, прогнозируя, что будет температура около и выше нормы, а видят в розовом цвете. Как мы все видим детство в розовом цвете. В общем, тут почему-то получилось, что розовое лето. Ничего не сделаешь, да. Не самый удачный прогноз. Уважаемый Сергей, вот вы живете на европейской территории, в Ярославской области, в Рыбинске. А вот если бы вы спросили у жителей Западной Сибири, Средней Сибири, жителей Омской, Томской, Новосибирской, Кемеровской областей, Алтайского Края, Тувы, Хакассии, Красноярска, Хабаровска, Амурской области, Владивостока – что же это такое, что лета нет? Они посмотрели бы на вас с огромнейшим удивлением. Дело в том, что там температура превышает норму на 3-6 градусов. Жара, температура 30-35 градусов – типичная для этих регионов. 2⁄3 нашей страны розовым и красным цветом закрашиваются. Вот фактические значения. Поэтому вы правы, но только для европейской территории. Ну что делать? Уровень прогноза у нас сейчас, научный уровень – да, вот таков. И я уже чуть раньше говорил, что вообще не сторонник выпускать долгосрочные прогнозы. Одно время во Франции вообще отказались от долгосрочных прогнозов – мы с большим интересом к этому отнеслись, поскольку именно французская Академия наук была первым научным учреждением, которое отказалось от рассмотрения прожектов Перпетуум-мобиле. В общем, оказалось, что несколько десятилетий тому назад они решили вообще ни слова не говорить о долгосрочных прогнозах, потому что они имеют не очень высокую успешность. Это действительно так. Но тем не менее, статистически значимые оценки оправдываемости по сравнению с оправдываемостью любых тривиальных прогнозов существуют. И вот сейчас уже французы тоже выпускают эти прогнозы, но не афишируют их. А мы вынуждены это делать, потому что у нас такой регламент работы. Но я согласен, что действительно это нецелесообразно — выдавать на-гора эту информацию. Есть такое слово «вынуждены и обязаны». Конечно, зарплату получаем, действительно. И казалось бы, зря. Но поверьте мне, что очень непростая работа и ох какая большая значимость наших прогнозов. Есть целый ряд оценок, которые характеризуют экономическую эффективность деятельности. В разных странах ведут эти оценки. В нашей стране получено такое соотношение: на 1 вложенный государством рубль эффект от использования метеорологической информации (в значительной степени прогностической информации) составляет около 3-4 рублей. А в других странах, скажем, в Китае, там на 1 вложенный юань государство получает экономический эффект 30-35 юаней. Значит, на единицу валюты в какой-либо стране — от 3-х до 30, даже до 40 единиц валюты. То есть эта деятельность действительно эффективна, и все национальные гидрометслужбы являются благодарными по отношению к государственным вложениям. Вообще государство не тратит деньги, а инвестирует в гидрометслужбу, потому что отдача существенная. Я уже не говорю, что предупреждения об опасных явлениях просто спасают человеческие жизни. Есть понятие «гидрометеорологическая безопасность». Есть различные дефиниции в безопасности. Государственная безопасность, радиационная безопасность, химическая безопасность. Так вот, есть гидрометеорологическая безопасность, и это действительно очень важно, что человек чувствует себя защищенным, когда существует и функционирует гидрометслужба. Р.Вильфанд: Никогда ранее не было такой скорости, с которой меняется глобальная температураВопрос 9 ilayz: Роман Менделевич, как Вам кажется, возможно ли изобретение т.н. климатического оружия, или может оно уже существует? Или всё это, что называется, страшилки? Спасибо. Илья. Ответ Вообще говоря, теоретически можно построить некие схемы, конструкции по оценке возможного влияния на климат. Действительно, теория может быть построена. Но с моей точки зрения, пока что у человечества нет еще той энергии, которая существует в атмосфере. А в атмосфере колоссальная энергия. И поэтому климатическое оружие пока маловероятно. Хотя теоретически не буду исключать этого. Но тут еще один очень важный эффект. Наверное, имеет смысл упомянуть о конвенции ВМО, которая запрещает военное вмешательство в окружающую среду, естественно, в том числе и в атмосферу, и, соответственно, в климат. Просто запрещает, и вот такая суверенная обязанность государства выполнять эту конвенцию, то есть там, где поставлена подпись. И я надеюсь, что это государство делает. Но еще один факт очень значимый. Любое вмешательство в природу имеет очень непонятные, непредсказуемые последствия. Пока непредсказуемые. Либо нужно промоделировать. Предположим, что какой-то эффект, климатическое оружие можно изобрести. А каковы последствия будут для территории той страны, которая оружие применила, через полгода, через 3 года? Вот все эти последствия нужно так аккуратно считать, это настолько деликатная сфера влияния на окружающую среду, что я думаю, что никому сейчас в голову не придет этим заниматься. Возможно, я ошибаюсь, но я высказываю свою точку зрения. Первое, это невозможность влияния, поскольку энергия несопоставима человека и атмосферы. И во-вторых, это просто очень опасно, просто можно из каких-то соображений принести огромнейший вред миру вообще и своей стране в частности. В этом я не очень большой сторонник конспирологии. Вопрос 10 luger_max_otto: Какая производительность вычислительной техники нужна, чтобы точно прогнозировать, а не предсказывать погоду на месяц? На два? Ответ Ресурсы вычислительной техники, ресурсы суперкомпьютеров для нас должны быть просто не ограничены. Знаете, как говорят, что денег много не бывает, информации много не бывает (метеорологической, я имею в виду) для того, чтобы повышать качество прогноза. Так и суперкомпьютерная техника для нас должна быть… границ для нее нет. Конечно же, для большинства научных исследований такая суперпроизводительность не нужна. Для чего вообще нужны суперкомпьютеры в метеорологии? Дело в том, что приходится решать уравнения, которые не имеют точного решения. Это же не уравнения теплопроводности, не волновые уравнения, где можно с помощью авторучки и бумаги найти решение. Нет, нужно использовать так называемые численные методы, то есть методы приближенного интегрирования. До сих пор у нас развивалась очень интенсивно фундаментальная наука, фундаментальная метеорология, а реализовать эту науку было очень сложно, потому что не хватало ресурсов на компьютерах. Сейчас, знаете, метеорологи ходят, широко расправив плечи, гордо подняв голову, потому что все наработки, которые были созданы нашими предшественниками, учителями нашими, и сейчас разрабатываются, они вот сейчас реализуются на этих суперкомпьютерах. Это фантастика просто. Это чудо просто произошло на наших глазах, на нашей жизни. И конечно же, прогнозы от этого стали намного точнее. Мне даже сейчас как-то сложно сопоставлять качество прогнозов, которые были 40 лет тому назад, когда я только пришел в Гидрометцентр, и сейчас. Это действительно просто абсолютно несопоставимые вещи. Раньше, я помню, мы модели считали. И знаете, с каким шагом? С шагом 500 километров. То есть можно спрогнозировать очень точно это поле, но циклон такой… Не только молодой, но и средний циклон просто провалится в эту сетку, что можно было не заметить. А сейчас мы выпускаем прогнозы с шагом 2 километра, а наблюдательная сеть не может угнаться за нами. И нам даже оценивать качество этих прогнозов детально сложно. Хотя мы, конечно, находим способы, но все-таки это просто огромный прогресс, и по временной детализации, по пространственной, по качеству. 40 лет тому назад прогнозы на первые сутки назывались краткосрочными, а прогнозы на вторые и третьи имели очень странноватое и красивое словосочетание – это долгосрочные прогнозы малой заблаговременности. Представляете, как рванула сейчас наука, когда эти прогнозы на трое суток – настолько краткосрочные, настолько физика и математика, решение этих задач двинулось, что даже смешно просто вспоминать долгосрочные прогнозы малой заблаговременности. И кроме того, для того, чтобы решать вот такие детализированные задачи не только по поверхности Земли, но и по всей атмосфере, чтобы понимать, где развивается конвекция, где турбулентные потоки увеличены, а где их нет, где движение восходящее, где нисходящее. Нужно решать не гидростатические задачи. И если мы перейдем к расчету не гидростатических моделей по глобусу, то нам нужны ох какие мощные ресурсы. Даже сейчас тот компьютер, который будет установлен, я надеюсь, в конце этого года, он будет иметь пиковую производительность 1,2 петафлопса. Это значит 10 в 15-й степени операций в секунду. Это, значит, 10 в 9-й на 10 в 6-й. Это миллион миллиардов операций в секунду. Это просто что-то такое невообразимое. Но конечно, решать на нем не гидростатическую задачу будет сложно. Поэтому нам нужны огромнейшие ресурсы, и чем более мощные ресурсы, тем точнее будут прогнозы.

Ссылка на источник