<
Андрей Кураев — Особое мнение — Эхо Москвы, 04.08.2017
Опубликовано в рубрике: Новости Москвы

 О.Пашина ― Я приветствую всех, кто смотрит нас и слушает. Меня зовут Оксана Пашина, это особое мнение дьякона Андрея Кураева. Здравствуйте. А.Кураев ― Добрый вечер. О.Пашина ― Замечательную историю рассказал петербургский Митрополит Варсонофий про Зенит-Арену в Санкт-Петербурге. Он сказал, что ее удалось достроить только с божьей помощью. «Я был свидетелем того, как строили стадион в Петербурге, — сказал Митрополит. – Подрядчики приходят, что-то делают, у них всё разваливается, они уходят и так далее. В итоге до того дотянули, что пришлось даже молебны служить на стадионе, призывать на помощь небесные силы. И с божьей помощью это строительство, все-таки, завершили», — сказал Митрополит. Вот, как вам такая история? Без небесных сил никак не можем? А.Кураев ― Там, на самом деле, в этой его речи было интереснее другое. Он эти слова говорил в Саранске, где он сейчас находится – это бывшая его епархия до перевода в Петербург, это столица республики Мордовия. И Саранск славен в этом смысле тем, что в этом городе, где не более 400 тысяч население, строится огромный стадион к Чемпионату мира по футболу, который предполагает где-то 100 тысяч вмещать. Вот тут возникает вопрос, что дальше? То есть, ну, предположим, каким-то чудом он будет заполнен, кто-то поедет в этот Саранск на Чемпионат мира, да? Что дальше? Как эта громадина, зачем нужна, как ее содержать и так далее? Теперь я знаю ответ, откуда эта идея возникла, почему в Саранск. Потому что в этом же своем выступлении Митрополит Варсонофий сказал, что в Россию в следующем году приедут миллионы футбольных болельщиков. Но не будет здесь миллиона. Никогда не бывает приехавшего миллиона. Не умещаются они просто никак и нигде на этих стадионах. Вот. То есть здесь как-то с цифрами сложно, да? Вот, он преувеличивает значение спорта. Ну а главное, так вот восторженно говорить о таких странных тратах, это очень странно. Вот, сейчас одна из самых печальных новостей этой недели – это то, что губернатор Ленинградской области объявил, что центр Выборг надо сносить, чтобы потом строить заново. Так вот уж лучше вместо бы каких-нибудь парочки этих стадионов, вот, лучше бы эти деньги дать на сохранение древнего Выборга. О.Пашина ― Про божью помощь. Кстати, тут не только стадион построили с божьей помощью – вообще активно призывают небесные силы. Вот, молитвенное стояние против фильма «Матильда», которое прошло в начале августа. Наши слушатели, не искушенные в религиозных вопросах, спрашивают: «Молитвенное стояние – это что вообще такое? Применялось ли это раньше и по какому поводу?» А.Кураев ― Да это ничего особого. Просто очевидно, собрание во дворе храма или вообще вне, собственно, храма как такового. Люди пришли, и это что-то среднее между молебном и митингом. Вот и всё. Сама Поклонская хотя и звала туда режиссера Учителя, она сама, как говорят, так и не появилась на этом молитвенном стоянии. О.Пашина ― Не пришла, да. Но в истории с »Матильдой», опять-таки, ну, сколько можно-то? Когда уж всё это кончится? А.Кураев ― Ну и проехали давайте. О.Пашина ― Понятно. Хорошо. РПЦ сказала, что… А.Кураев ― То есть странно, на самом деле, не то, что происходит вокруг этого фильма, а то, что не происходит. А именно как-то не понятно, что вот этот год столетнего воспоминания, вековой год страшной нашей национальной катастрофы. И уровень осмысления так и останется на уровне, вот… О.Пашина ― Протестов против фильма «Матильда». А.Кураев ― Нет, даже не протестов, просто самого фильма «Матильда», который, в общем-то, по-моему, не очень… О.Пашина ― Которого, в общем-то, никто еще и не видел. А.Кураев ― Ну, я его видел, ладно. О.Пашина ― Видели? А.Кураев ― Ну, скажу честно, это не то, что я хотел бы держать в своей домашней коллекции, возвращаться, пересматривать вновь и вновь. А по-своему тоже очень лубочный фильм, очень прямолинейный. Кстати, очень монархический. О.Пашина ― Монархический? А.Кураев ― Да, совершенно верно. Просто эти протестанты – они его не видели. Ну, там, во-первых, потрясающий образ императора Александра Третьего, когда он там держит вагон на своих плечах, спасая своих детей, семью после катастрофы, да? Удивительный финал. Совершенно антиисторичный, но удивительный финал этого фильма. Волей режиссера совпало венчание на царство, венчание с немецкой принцессой и Ходынка, всё в один день уместилось. И когда, соответственно, государю донесли, что на Ходынке беда, то он поехал туда (по фильму) и, увидев бесконечную череду возов с трупами, он встал на колени и попросил прощения у русского народа. Да. Если бы такое Николай Второй, действительно, тогда сделал, то, может быть, и 1917-го года не было бы. Но тогда ничего такого не было – он, все-таки, пошел на бал к французскому посланнику, получив известие о трагедии на Ходынке. О.Пашина ― То есть напрасно верующие протестуют? Надо посмотреть сначала фильм – возможно, он им понравится? А.Кураев ― Я думаю, что да. Но я говорю, печально то, что, я так понимаю, что ничего больше российское кино, по крайней мере, не предложит для осмысления вот той беды. О.Пашина ― А почему, по вашему мнению, замалчивается эта дата и никто не говорит об этом? А.Кураев ― Нет, сказать, что она замалчивается, я не могу, но муза – штука капризная. Просто вопрос в том, есть ли людям, чем делиться? То есть много ли у нас голов в стране, которые об этом тяжело думают, именно об этом? Тяжело думать, долго думать, болеть этим – много ли таких голов? Ну, вот, судя по всему, нет. О.Пашина ― А, может быть, властям не хочется как-то акцентировать эту дату? 2017-й, 1917-й… А.Кураев: Видно, что люди с радостью готовы себе это ярмо снова надеть А.Кураев ― Властям хочется, очень хочется. Совершенно понятно: мы это видим из телеканала Царьград, мы это видим из проповеди Патриарха, что такое, крайне примитивное толкование тех событий, что, вот, знаете, революция происходит тогда, когда слишком слабая власть, которая стесняется использовать Росгвардию, и кроме того когда всякие Навальные получают гранты от Госдепа и, вот, понимаете ли, бунтуют и провоцируют. То есть всё очень простенько. О.Пашина ― Любопытная, кстати, тема вообще о церкви и власти. Как всегда она возникает. С 2014 года по данным Левада-центра сократилось количество атеистов: было 26%, стало 13%. Как вы считаете, тут речь именно о вере или скорее о поддержке власти? Атеист – это тот, кто не верит в бога, или это такой несогласный с государственной политикой? А.Кураев ― Я как-то позволю себе усомниться в этих цифрах, потому что за 4 года двукратное сокращение какой-то группы – вещь крайне маловероятная. Поэтому я думаю, что здесь вопрос в том… Технология опросов и в 2013 году, и сейчас, какие вопросы ставились и, конечно, кто считал бюллетени. О.Пашина ― Ну, мы знаем, что наши люди, когда социологи им задают вопросы, они любят сами спрашивать: «А как правильно?» Может быть, люди хотят выглядеть правильными и говорят, что «Нет, мы не атеисты»? А.Кураев ― Ну, дело в том, что профессиональный опрашивающий полевой социолог – он всё это знает. И поэтому он должен… У него в запасе должны быть всякие такие, коварные вопросы, формулировки. Не прямые, на основании которых потом он бы мог вытащить ту информацию, которая ему нужна. Даже отчасти иногда вопреки воле корреспондента. О.Пашина ― А если, все-таки, принять на веру, что ну хорошо, пусть не в 2 раза, но, тем не менее, люди предпочитают говорить, что они не атеисты. С чем это может быть связано? А.Кураев ― Нет, не знаю. Я говорю, я не собираюсь такую информацию принимать на веру. О.Пашина ― А все-таки, по вашему мнению, православный человек – это скорее провластный? А.Кураев ― Не знаю, потому что слово «православный» не означает сегодня почти ничего. Ну что? Ну, человек когда-то крещенный, который называет себя православным, чтобы не называть мусульманином или католиком, скажем, да? И при этом эта его идентичность в 90% случаев никак не соотносится им самим со всем остальным. Типичный пример – господин Александр Орлов, который получил всероссийскую известность за месяц август, недавно начавшийся. Это тот пьяный гопник, который избил корреспондента НТВ на Дне ВДВ. Вроде бы, сам он себя считает очень православным. На его страничке в его Вконтакте есть фотография, где он в стихаре пономаря, церковного служки, он постоянно перепащивал у себя какие-то агитки, тексты, приглашения из патриаршей молодежной организации «Сорок сороков». А мы помним, что «Сорок сороков» — это организация, у которой 2 функции. Одна – это делать «мими» на патриарших телесъемках. Вот, стоят такие милые юноши и девушки вокруг Святейшего, мило ему улыбаются и несколько раз в году, ну, особо на именины произносят речи, признания в своей любви, заранее выученные и написанные, и проверенные, да? Но это одна такая функция. А вторая, более серьезная и важная – это, как в свое время некоторые (не будем называть их сейчас) из прокремлевских молодежных организаций послемайданного типа, которые создавались для того, чтобы воевать за территорию. То есть заполнять площади и выгонять всяких там, понимаете ли, опять же, агентов ненашего Госдепа. Вот, точно так же и «Сорок сороков» активно сотрудничали со всякими фанатскими объединениям футбольными. О.Пашина ― «Сорок сороков» и против «Матильды» молитвенно стояли. А.Кураев ― Да. Но если бы они только стояли. А известны случаи, когда они еще и дрались, когда стычки были по поводу строительства храмов. И хотя мое сердце скорее на стороне строительства этих храмов московских, вот, даже в парках и пустырях, но методы кулаков ни с той, ни с другой стороны, метод кулака мне совсем не нравится. Членского билета у »Сорока сороков» нету. Поэтому когда сейчас это движение отрекается, ну, дескать знать его не знаем, ну… Кого, однако ж, вы привлекаете? Да? То есть ясно, что, как бы, это социально близкий товарищ. Да, так вот. Значит, он, с одной стороны, себя сам считает православным, а при этом это нисколько не ограничивает свободу его кулаков и его пьяного горла. И на то, что туда входит, и на то, что оттуда выходит. Поэтому как, вот, сказать? Ну, как влияет здесь православие? Никак. А.Кураев: Слово «православный» не означает сегодня почти ничего Ну, берем уровень выше, и видим то же самое. И слава богу, что мы это видим, что могут быть политики. В конце концов, тот же Навальный тоже считает себя православным христианином, как и его злейшие критики и так далее. Поэтому я не могу сказать какой-то средней температуры по больнице. В среднем, я думаю, она будет соответствовать общей социологической картине в стране. О.Пашина ― А социологам, между тем, мы тоже не очень верим. Мы прервемся на несколько секунд, а затем продолжим. РЕКЛАМА О.Пашина ― Итак, мы выяснили, что вот этот самый Орлов – такой, среднестатистический портрет человека, который считает себя православным. В вопросах, наверное, так же… А.Кураев ― Нет. Нет, мы такого, извините, не выяснили. О.Пашина ― Нет? Так же отвечает на вопросы социологов, что «Да, я православный». Тогда хорошо, давайте так определим этих людей. Это те люди, на которых может повлиять Русская Православная Церковь, те люди, которым на проповеди могут сказать «Голосуйте за того-то, идите туда-то, туда-то не ходите». Таких людей много? А.Кураев ― Очень мало, во-первых, потому что таких проповедей мало. Они малопредставимы, да? О.Пашина ― Ну, не знаю. Почему? Я была недавно в одном маленьком городке российском на границе с Украиной, и там прослушала практически выпуск новостей на Первом канале. Мне рассказали там и про Америку, и про то, что надо делать, что не надо делать, кого нужно слушать. А.Кураев ― Это всё понятно. Только там же не было призывов голосовать? О.Пашина ― Пока нет. Ну так предвыборная кампания еще толком не началась. А.Кураев ― Ну, нету кампании, да. Нет, а это, все-таки, важно, потому что есть определенные такие какие-то… Пока еще есть какие-то табу, то есть напрямую вмешиваться в электоральную жизнь не стоит, да? То есть могут быть какие-то намеки, но это удел скорее высшего духовенства, да? Вот. Нет, я думаю, что прямого такого влияния нет, все-таки. То есть вновь и вновь говорю, это самый Орлов – он среднестатистически может быть только в одном отношении, он показывает, какой зазор может быть между номинальным причислением себя к миру православия и реальной жизнью человека. И это касается в том числе… Это касается каких-нибудь этических соображений, семейной жизни это касается. Потребительской политики данного человека это будет касаться, конечно. И в том числе электоральной политики. То есть не будет влияния. О.Пашина ― Но верующий человек – он скорее консервативен? Так, если упростить, он скорее за Путина, чем за Навального? А.Кураев ― Это зависит не от религиозности, а скорее от возраста, социального опыта. О.Пашина ― А как же вся власть от бога? Вот, есть от бога у нас президент, и не надо нам другого. А.Кураев ― Ну, при желании можно найти толкование и другие места в Библии. То есть это дело не сложное. О.Пашина ― То есть верующий человек не обязательно поддерживает действующую власть, не хочет никаких перемен? А.Кураев ― Мы с вами прекрасно знаем, то есть, по крайней мере, я знаю о существовании теологии революции среди иезуитов, между прочим. Мы помним монахов-иезуитов в большом количестве в Сандинистском правительстве Никарагуа в 80-е годы. Много чего было. Так что… О.Пашина ― Виталий Авилов спрашивает: «Зачем чиновники ездят на Валаам и показывают себя по телевизору, и показывают, как сильно они верят в бога?» Тоже как-то без небесных сил как при строительстве стадиона? А.Кураев ― Ну а это… А я-то причем? Я-то причем? О.Пашина ― Как вы думаете? А.Кураев ― Вопрос к ним. Не знаю. Ну, во-первых, что касается Путина, да, я знаю, что это для него любимые места – у него там свой остров есть на озере Валаам, он там, действительно, каждое лето бывает. Радует ли его, что он должен по Валааму ходить в окружении телекамеры? Я, вот, честно говоря, не уверен. О.Пашина ― А как вы думаете, не кажется ли вам, что в последнее время власть немножко разлюбила Русскую Православную Церковь? Это доказывает история с Исаакием. А.Кураев ― Ну, знаете, разбираться в чужих семейных отношениях… Разлюбил, недолюбил. О.Пашина ― А там семейные отношения? А.Кураев ― Ну, не в этом дело. Ну, как вот измерять, охладела любовь или нет? А.Кураев: Ё-моё! Да, что это за честь, которую можно отстоять на стадионе? О.Пашина ― Измерять количеством подарков. А.Кураев ― Вот женский подход. О.Пашина ― Да. А.Кураев ― Нет, я не вижу, чтобы оскудела рука дающего. О.Пашина ― А, все-таки, история с Исаакием тогда? Это скорее исключение? Это какие-то непреодолимые обстоятельства? И какие тогда? А.Кураев ― Захотят – преодолеют. О.Пашина ― А почему не хотят? А.Кураев ― А, может, и хотят. Я не знаю. У меня нет такого уровня инсайдерской информации, чего они хотят в Кремле там по поводу Исаакия. О.Пашина ― Мы просто привыкли к тому, что если наша власть чего-то хочет, то она находит и возможности, и средства, и оправдания. Собственно, здесь нет никаких проблем. Если этого не происходит, значит, что-то не позволяет. А что? А.Кураев ― Да мало ли что. Начиная от каких-то личных впечатлений и детской памяти Владимира Владимировича, о том, как он на экскурсии в этот собор ходил, когда тот был музей, кончая предположениями о том, что не надо нервировать вторую столицу накануне выборов в следующем году. О.Пашина ― Как вы думаете, почему так немилосердна власть к журналисту «Новой газеты» Али Ферузу? А.Кураев ― А что там произошло? О.Пашина ― Ну, вот, его высылают в Узбекистан, где, скорее всего, посадят в тюрьму. И жизни его угрожает опасность. Почему так стремятся выдать его Узбекистану? Потому что он журналист «Новой газеты» оппозиционной? А.Кураев ― Нет, ну я просто не знаю, в чем там дело, поэтому… О.Пашина ― Сотрудник «Новой газеты», нет у него паспорта, родился он в России. Но наша власть считает, что он узбекский гражданин, и нужно ему ехать в Узбекистан. Ей объясняют, что молодой человек просит убежища, решается этот вопрос. А его высылают. Он настолько не хочет туда возвращаться и опасается за свою жизнь, что пытается покончить с собой. Власть говорит (ну, как она всегда говорит в таких случаях): «Мы не можем закрывать глаза на миграционные нарушения». А.Кураев ― Ну, невозможно судить просто, вот, в таком рассказе. О.Пашина ― Тогда общий вопрос примерно на ту же тему от Ильи из Ярославля: «Справедливость— это только отмщение и возмездие или же гуманизм и раскаяние?» А.Кураев ― Еще раз? Справедливость?.. О.Пашина ― Справедливость – это только отмщение и возмездие или же гуманизм и раскаяние? А.Кураев ― Ну, это тупой спор о словах, простите. Потому что я просто вам отвечу, пожалуйста, богословского тумана сейчас напущу. Справедливо то, что соответствует Закону божию. Вот. Закон божий – он может включать и то, и другое, и что-нибудь третье еще. О.Пашина ― Про Украину много вопросов. Как вам кажется, — спрашивают наши слушатели, — могут ли патриархаты церквей со стороны Украины и Москвы разрешить конфликт на Донбассе и стать альтернативой Минским соглашениям? Это такая, утопическая история. А.Кураев ― Да, думаю, что… Ну, что касается Украины, там, конечно, может быть, на народ влияние церкви посильнее. Но там, опять же, много этих церквей украинских. Поэтому вряд ли их голос даже совместный здесь будет силен. Ну и плюс к этому, опять же, Украина независима от конфессиональной идентичности, скорее чувствует себя оскорбленной и обиженной в этой ситуации. То есть, все-таки, как бы, земля, которую они считали своей, там, 10% территории Украины 2013 года сейчас не находятся под их контролем. Поэтому, ну, если там даже, скажем, промосковский киевский Митрополит Онуфрий будет предлагать «Пусть замолчат украинские пушки», ну, вряд ли он будет понят своей собственной паствой и даже духовенством. Так что я думаю, что это скорее, все-таки, мир утопичности. О.Пашина ― С кино мы начали. Есть еще вопрос про другой фильм, про фильм Иосифа Гольдмана «Как делают идолов». Он рассказывает о приходе к власти жестоких правителей XX века – Гитлер, Сталин. И заканчивается… А.Кураев ― И потом, вы знаете… Опять же, если продолжать тему насчет, может ли церковь то или это, вы знаете, это как… Представьте себе человека, которого подводят к штанге 200-килограммовой и говорят «Вот, надо поднять». Да если этот человек не тягает гирю ежедневно (хотя бы гирю уж пудовую, да?), ну, какая надежда? Что над ним издеваться, ждать, что он это поднимет? Поэтому предполагать, что вдруг православная церковь по такому серьезному вопросу вдруг займет позицию резкую, не согласную с позицией власти и, надо сказать, с мнением большинства населения тоже не согласную на данный момент, и не просто однажды что-то такое туманно скажет, а будет именно требовать и давить, и звонить во все колокола об этой своей позиции, ну, это невозможно. Потому что мышцы дряблые, нет опыта ежедневного критического взгляда на то, что происходит в жизни независимо от партийной принадлежности того или иного политика. Вот. Вот, если бы был бы такой ежедневный режим критичности, то тогда можно было бы о том сказать: «Да, вот, в конце концов, в этом вопросе мы говорим так». А сейчас – нет. А ждать, что… Ну, это какое-то уж совсем-совсем какое-то чудо будет. Ну, тогда остается только верить, прогнозировать это нельзя. О.Пашина ― У нас Игорь из Вологодской области отмечает, что у нас же все практически наши правители верующие, у всех есть духовники. Как вы думаете, они влияют на принятие политических решений? Или это тоже такая, декоративная функция? А.Кураев ― Я тоже думаю, что это скорее нечто… Думаю, что это скорее для пиарщиков разговоры о духовниках. Ну и потом, опять же, эти люди себе так называемых духовников и советников подбирают на свой вкус. О.Пашина ― Близкими по духу? А.Кураев ― Конечно. На свой вкус. О.Пашина ― Возвращаясь к фильму «Как делают идолов», спрашивает наш слушатель Геннадий: «Этот фильм заканчивается библейским предостережением «Не сотвори себе кумира». А.Кураев ― Какой фильм? О.Пашина ― Иосиф Гольдман, «Как делают идолов». Он рассказывает о Сталине, Пол Поте, о правителях XX века, о тиранах. Спрашивает Геннадий: «Как вы относитесь к этому предупреждению? Нужно ли над этим подумать россиянам? Понятно, что, как мы уже выяснили, власти вряд ли будут над этим думать». А.Кураев ― Фильм я не видел, поэтому не могу о нем говорить. А.Кураев: Вы там чем-то своим бодаетесь, меритесь, я-то тут причем? О.Пашина ― Ну, наше телевидение по всем каналам с утра до вечера нам сотворяет таких кумиров или, как минимум, одного. Почему Русская Православная Церковь не реагирует на это? А.Кураев ― Вы знаете, ну, это вопрос, опять же, ко всем, наверное. Солженицын 30 лет говорил, по сути говоря, только одну вещь – «Пока еще живы преступники и жертвы, надо успеть покаяться в сталинизме. Потом всё это задернется тиной, и отравленная стрела останется в народном сердце». Ну, вот, даже призыв Солженицына не был всерьез услышан. Да, и сегодня всё это, конечно, успешно возрождается. Ну, вы знаете, да, конечно, к сожалению, к моему сожалению, многие из тех тезисов, с которыми я полемизировал в 90-е годы, сегодня мне представляются гораздо более правдоподобными. В частности, вот такая, вроде бы, абстрактная идея, что если не будет искреннего покаяния российского общества за преступления коммунистического периода, то он вернется, этот период вернется. Вот, на наших глазах этот проект «СССР 2.0″ возвращается. И такое ощущение… Причем, возвращается не то, что даже насаждением сверху, а видно, что люди с радостью готовы себе это ярмо снова надеть и эти очки, и смотреть на мир глазами программы «Время» 70-х годов. О.Пашина ― А почему, как вы думаете? А.Кураев ― Это вопрос, в конце концов, антропологический, вопрос о том, что есть человек, кем я себя считаю. Понимаете, удивительным образом, мне кажется, в нашей психологии сегодняшней не хватает банального эгоизма. О.Пашина ― То есть хочется считать себя винтиком государственной машины? А.Кураев ― Не-не-не. Банального эгоизма в том смысле, что человек не задумывается над тем, ну а что тебе это даст? Ну, вот, хорошо, полетали наши самолеты в Сирии – тебе-то что с того? Крым наш. «Наш» в каком смысле? У тебя есть деньги туда ехать? А если поедешь, там всё дороже, чем в украинские времена. И дорога дольше. И так далее. То есть, вот, что тебе-то это дало? «Нет, наша держава, наша честь». Причем, это наша держава вплоть до того, что, понимаете, включаешь телевизор, слышишь слова «Наши спортсмены…» И, вот, тот же Варсонофий говорит, да? «Наши спортсмены будут отстаивать честь страны на этом стадионе». Ё-моё! Да, что это за честь, которую можно отстоять на стадионе? О.Пашина ― Мы прервемся на несколько минут, а затем вернемся в эту студию. Это особое мнение дьякона Андрея Кураева. НОВОСТИ О.Пашина ― И это особое мнение дьякона Андрея Кураева. До перерыва мы с вами говорили о разумном эгоизме, наверное, да? Ну, получается тогда, что большинство наших людей как раз очень верующие люди, потому что православие и христианство являются противоположностью эгоизму и призывают человека отказаться от собственных мыслей и желаний, не считать это единственным смыслом, отправной точкой существования. А.Кураев ― Видите ли, то, что происходит на наших глазах и вообще в XX-й век, это профанация христианского мифа. Когда берется идея жертвенности, служения, солидарности и так далее, но всё это с религиозной точки зрения переносится в чисто политическую. И получается такая светская религия, гражданская религия, о чем с восторгом на днях Александр Проханов говорил, что «берегите мифы: это самое главное. Не трогайте их» и так далее, и прочее. «Великая Отечественная война – это наша Пасха, это наша религия, это наше святое» и пошло-поехало. Так вот, то, что люди готовы до сих пор… У них какие-то очень странные представления. Ну, бывают люди, у которых странные представления о своем теле. Скажем, человеку 50 лет, ему кажется, что ему еще 18, да? Вот, я сам по себе, я еще худенький и стройный, только это где-то глубоко внутри под слоями жира. Есть люди с фантомными болями, да? И вот такое ощущение, что у людей какое-то очень странное понятие… Вот, у них в странных местах болит. Странные поводы для счастья, понимаете? Где-то открыли военную базу мы – о, это радость. А где-то, понимаете ли, на далекой какой-то Сан-Диего американцы открыли военную базу – это ужасно, это затрагивает, просто спать не могу, кушать не могу, понимаете? Так меня это расстроило. И при этом полная атрофия представлений. Ну, нам, действительно, нам не хватает такого, банального бюргерского мышления: чем это решение моего правительства обернется для меня? Мне нужна та база где-то за тридевять земель? Нет, не нужна. Вы там чем-то своим бодаетесь, меритесь, я-то тут причем? А мне важно, чтобы у меня больница муниципальная была нормальная, чтобы цены на жилье, там, на аренду или еще на что-то не повышались, коммунальные платежи. О.Пашина ― А, может быть, это происходит потому, что люди понимают, что если они будут протестовать против повышения цен, строительства каких-то там ненужных баз и так далее, их немедленно хорошо, если оштрафуют на 300 тысяч. А то посадят. Вот ему остается радоваться тому, что происходит в Сирии. А.Кураев ― Нет, помимо того, что… Поймите, есть же просто не уличные протесты, а есть просто именно… Я говорю именно о том, что это людьми искренне принимается очень многими, неожиданно многими (вот такого рода фантомные картины мира, где главное, чтобы насолить американцам и вообще готовиться к будущей войне). Вот, знаете, для меня было очень интересно узнать. Значит, когда рубеж 17-18 годов XX века и когда вдруг Ленинское правительство вышло с инициативой Брестского мира, как ни странно, у этой авантюры был шанс, потому что император Германии, канцлер Германии – они скорее были за. Им нужно было закрыть Восточный фронт, и они, вот, формулу без контрибуции и репарации, без каких-то земельных претензий вернемся к ситуации 1914 года, довоенной, да? Закрываем этот фронт, и дальше уже на Западе бодаемся с Антантой. То есть Германия была не так уж против. Против, однако же, были генералы и фельдмаршалы, Людендорф и Гинденбург. Они были против. Они говорили: «Как это так мы уйдем из тех областей, которые наши солдаты кровью полили?» Это один аргумент. А второй был гораздо более серьезный. Их главный аргумент был такой: «Если мы сейчас из Прибалтики и так далее уйдем, и отдадим всё это назад (ну, невесть кому там, пусть даже не России, другим там государствам-лимитрофам, которые возникнут), то мы потеряем важные плацдармы для следующей войны. То есть, понимаете, Германия вся на грани полного краха, 1918-й год. Она уже не может воевать. Австро-Венгрия и Турция умаляют: «На любых условиях любой мир, союзнички», да? А они уже думают о следующей войне. И, вот, это то, что погубило потом Советский Союз. Вот, мы готовились к войне с НАТО и с США. И поэтому нужно было иметь по всей планете базы для флота, авиации, нужно было насолить американцам, что называется, в штаны подсыпать или куда-то ос напустить в любой точке планеты и так далее. И, вот, это вот безумное растяжение линии фронта, конфронтация на весь глобус – оно, конечно, подорвало, на самом деле, в конце концов, и престиж Советский Союз послевоенный, после Великой Отечественной войны, который был у нас, и экономику нашу. И вот сегодня я вижу то же самое. То есть опять мышление с точки зрения «А если мы это не возьмем, там какая-то другая база появится». Понимаете? Причем, опять же там, размышлений нету. Ну хорошо, ну, если ты забираешь Крым, хорошо, в Крыму не будет американских баз. А американские ракеты под Харьковом тебя не устроят взамен? Так это легче, что ли? А они там рано или поздно при таком раскладе появятся, я полагаю. А.Кураев: Я в обществе не вижу серьезных антивоенных настроений То есть вот это вот мышление в терминах «Мы готовимся к следующей войне глобальной»… Но дальше это получается самосбывающееся пророчество, логика такая. О.Пашина ― Ну да: «Можем повторить», — сейчас очень любят вот этот лозунг. А.Кураев ― И каждый шаг вот этой подготовки к войне… Ведь, опять же, та же Первая мировая война стала неизбежной когда? Когда запустили механизм мобилизации. И уже тогда даже до объявления войны было понятно: раз какая-то страна объявляет всеобщую мобилизацию (не отдельных там 2-3 корпусов, а вообще всё)… То есть Россия умаляла: «Мы хотим напугать Австро-Венгрию, мы против Германии ничего не имеем», да? Но приходит начальник Генштаба к императору Николаю и говорит: «Ну, у нас схема железных дорог такая, что мы не можем мобилизовать только, понимаете ли, Юго-Западный фронт, а Западный при этом не создавать. Поэтому мы должны мобилизовать сразу всю армию, и в том числе на границе с Пруссией». Николай говорит: «Ну, это ж тогда будет война с Германией» — «Ну, вот, придется. Иначе никак не получается». Понимаете, вот это самосбывающееся пророчество… То есть ты имитируешь, ты готовишься к войне, и в итоге ты с каждыми новыми маневрами, тренировками, угрозами ты эту войну, на самом деле, реально зазываешь в гости, ты ее приближаешь. Вот это вот меня пугает. И пугает, опять же, то, что люди спокойно, вот, уже к этой перспективе относятся: «Ну да, пожили немножко хорошо некоторое время, да. Но главное, всему миру показать: с нами надо считаться». С кем «с вами»? С тобой что, родная власть, что ли, считается хоть в чем-то? Почему ты думаешь, что американцы должны с тобой считаться? И в чем? И что у тебя такого есть американцам сказать-то? О.Пашина ― А вы думаете, это реальная подготовка, не знаю, к какому-то конфликту или это попытка отвлечения внимания сейчас людей? Вот, им нравится эта тенденция – пожалуйста, давайте поговорим о том, как нас все будут уважать, а кончится всё плохо? А.Кураев ― Я думаю, что есть и то, и другое. И то, и другое, и, опять же, у разных людей, чиновников, военных, опять же, разное понимание одних и тех же действий. Для кого-то это имитация, чисто внутренний продукт, а кто-то и всерьез не прочь повоевать. О.Пашина ― А большинство народа, так скажем, они понимают, видят эти перспективы? Или они просто, вот, в упоении от того, что нас все боятся и уважают? А.Кураев ― Я в обществе не вижу серьезных антивоенных настроений. О.Пашина ― То есть не прочь тоже? А.Кураев ― То есть, понимаете, вот, все те… Вот, люди моего поколения – они помнят все те карикатуры газеты «Правда» или журнала «Крокодил», фельетоны, статьи на тему о том, как пушки, ракеты сжирают мясо и масло. Вот, какой-то летит американский бомбардировщик, у него падают бомбы, а на каждой написано там «Школы», «Больницы», еще что-то. Вот, сегодня это всё про нас. Американцы могут себе позволить, там, иметь кучу ракет и при этом приличное медицинское обслуживание, образование и так далее, да? У нас как-то это хуже получается. О.Пашина ― Ну, хорошо, американцы, предположим, далеко и конфронтация эта была всегда так или иначе. Она ослабевала, потом усиливалась. Мне интересно с Украиной. Почему не совершенная эта тема сейчас в сознании людей? Никто не хочет думать, помнить о том, что?.. А там всё продолжается. Продолжается, по сути, война. А.Кураев ― Нет, ну это… Нет, ну, в обществе-то об этом ежедневно говорят, забыть не дают. но усталость от этого есть, конечно. О.Пашина ― Просто все устали и решили на второй план убрать эту историю? А.Кураев ― Да, конечно, это некое вытеснение. О.Пашина ― Таня спрашивает: «А кто, все-таки, должен и кто может изменить мышление? Кто-то в этом заинтересован?» А.Кураев ― Ну, изменится сама жизнь, да? (это скажу я на светском языке). Или промысел господний, — скажу на языке религиозном. О.Пашина ― Несколько вопросов есть по поводу образования школьного. Спрашивают вас: «Считаете ли вы, что происходят нарушения светского характера образования?» Цитируют, опять же, вас (видимо, вы отвечали уже как-то на этот вопрос), вы сказали, что раз священники не преподают в школе, значит, образование светское. И вот вам Альберт возражает: «Светский историк, читающий лекции в семинарии, не делает семинарию светским учреждением». А.Кураев ― А я так и не говорил. О.Пашина ― Нет? Ну, значит, что-то перепутал наш слушатель. А.Кураев ― Не-не-не, просто слушатель, действительно, половину моей фразы запомнил, половину нет. Я говорил о том, что слово «клерикальный» и »светский», да?.. Вот, слово «светский» — это антоним слова «клерикальный». Это 2 термина, они в паре существуют. Клерикальный – это какой-то проект, который управляется церковными иерархами и финансируется из церковной мошны. А светский – соответственно, там, где это мимо церковных иерархов. При этом светский проект может быть христианским. Вот. Например, русские религиозные философы, там, Бердяев, например, Соловьёв – это мыслители христианские, но светские, они не получали зарплату в церковной кассе, не исполняли заказов от Синода или еще что-то. Это была их чистая свободная мысль и так далее. Дальше. Соответственно, при Ватикане есть папская Академия наук. И ученый, который, скажем, что-то делает в рамках этого проекта, он сам по себе физик, но в данном случае он участвует в клерикальном проекте. Точно так же есть какой-нибудь Католический университет, и если ты в Католическом университете профессор совершенно, вроде бы, такой, мирской дисциплины Биологии, и ты совершенно даже свой курс никак не соотносишь с какими-то там религиозными текстами, тем не менее, ты участвуешь в клерикальном проекте. И напротив, когда, скажем, священник – член парламента, то парламент из-за этого не становится церковным собором, и священник там просто один из многих депутатов. Вот. Точно так же и со школой отношения. Так что это здесь совершенно не причем. Вопрос в другом, вопрос в том, что, к сожалению, то, что я вижу и слышу, и когда я там беру какие-то учебники, в частности, по основам православной культуры, которые пишутся для разных классов сейчас, я вижу, что там, действительно, очень часто переходится грань культурологического размышления и появляется интонация проповеди, появляется определенная пусть мягко, но навязываемая конфессиональная идентичность и призывы детей именно к религиозному мировосприятию в качестве личного. Вот это, конечно, я не считаю это сейчас полезным и хорошим. О.Пашина ― А кто пишет эти учебники? И Министерство образования совершенно на это не обращает внимания? А.Кураев ― Министерство образования всё это утверждает спокойно, грифует. Так что это появляется. О.Пашина ― Вот, вспоминают историю с хиджабами и с православными атрибутами в школе. Как вы считаете, допустима ли религиозная символика? А.Кураев ― Да, конечно, допустима. О.Пашина ― Любая? Или, все-таки, нужно ее оставлять за пределами школьного класса? А.Кураев ― А зачем? А зачем требовать от ребенка, чтобы он какую-то часть своей жизни оставлял за порогом школы? Ему же всё время говорят, что школа – это твой второй дом. Раз так, то, пожалуйста, будь здесь таким же, какой ты дома. А учительница – твоя вторая мама. А плюс к этому, извините, что касается хиджаба. На огромном количестве уроков на разных предметах в разных классах учителя говорят детям, что, вот, знаете, наши национальные костюмы, костюмы народов России – это такая замечательная сокровищница, это так красиво, здорово. Да. Ну а платок – всегда часть любого национального костюма. Почему вдруг если человек приходит с этой частью национального костюма, его надо из школы выгонять? О.Пашина ― Это было особое мнение дьякона Андрея Кураева. Я благодарю вас. Всего доброго. И до свидания.

Ссылка на источник

admin @ 1:00 пп

Извините, комментарии сейчас закрыты.