О. Северская: Кто не знает Корнея Чуковского? Фантазер, сказочник и автор детских стихов, лучший друг детей – это, наверное, вспомнят многие. Дети действительно сопровождали его всегда. А он внимательно наблюдал за ними, документировал каждое слово, каждую фразу. В какой-то момент его страсть к собирательству «детского фольклора» вылилась в книгу «От двух до пяти». И мысли Чуковского о детской речи повторяют до сих пор. «Каждый малолетний ребенок есть величайший умственный труженик нашей планеты, который, к счастью, даже не подозревает об этом», – это, пожалуй, лейтмотив книги Чуковского «От двух до пяти». Чуковский восхищался словотворчеством малышей: «У двухлетних и трехлетних детей такое сильное чутье языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся калеками или уродами речи, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: «сердитки» (о морщинах на лице – прим. редактора), и »красавлюсь» (вместо красуюсь) и »всехный» (вместо всеобщего)». Согласимся: «у взрослого лопнул бы череп, если бы ему пришлось в такое малое время усвоить то множество грамматических форм, которые так легко и свободно усваивает двухлетний лингвист». «В свое восприятие речи ребенок уже с двухлетнего возраста вносит критическую оценку, анализ, контроль», – замечает Чуковский. На детскую голову каждый день сыпется огромное количество грамматических форм, «а ребенок как ни в чем не бывало ориентируется во всем этом хаосе, постоянно распределяя по рубрикам беспорядочные элементы услышанных слов и при этом даже не замечая своей колоссальной работы». Малыш постоянно усваивает бесконечное число суффиксов, корней, приставок и тут же интуитивно применяет новые знания на практике. Так появляются смешные «почтаник» (почтальон), «обувало» (овувь), «учило» (учебник), «сольница» (солонка). Малыши готовы бесконечно жонглировать разными формами слов, так как пока не знают исключений и правил. Ребенок способен осмысливать и понимать незнакомые слова по-своему, придумывая более понятный вариант. Малыш слова просто переделывает. Например, «вазелин» в »мазелин». Или «помаду» в »помазу» (и первым и вторым можно что-то намазывать). Чуковский вспоминает, как один его знакомый мальчик во время болезни твердил: «Положите мне на голову холодный мокресс». Взрослые, понятное дело, говорили между собой о компрессе. Дети изо всех сил стараются понять взрослых, поэтому переделывают целые предложения. Вот один из самых смешных примеров: Мать причесывает четырехлетнюю Люду и нечаянно дергает ее волосы гребнем. Люда хнычет, готова заплакать. Мать говорит в утешение: — Терпи, казак, атаманом будешь! Вечером Люда играет с куклой, причесывает ее и повторяет: — Терпи, коза, а то мамой будешь! Бессмыслица? Но автор подчеркивает, что малыши ищут в каждом слове логику. И если не находят ее, то просто выдумывают что-то свое. Впрочем, и взрослые обожают «народную этимологию». Одно из свидетельств – у Марины Королевой. КАК ПРАВИЛЬНО? Художник от »худо» (повтор от 27.06.14). О. Северская: А теперь продолжим изучать детскую речь вместе с Корнеем Чуковским, заметившим, что ребенок ощущает каждое слово живым, настоящим. Маленький мальчик, услышав выражение «жить на ножах», сразу представляет себе большие ножи, на лезвиях которых живут лежат и сидят странные люди. Трехлетняя Таня тычет пальчиком ноги в крупу, потому что, когда у нее порвался чулок, кто-то из родителей сказал: «Пальчик-то каши просит!». А еще она как-то услышала от взрослых, что в гости пришла старуха, которая «съела собаку» на каком-то деле — и тут же спрятала от этой бабушки своего пса. Малыши, воспринимают все, что слышат, буквально. Вот еще пара примеров из книги Чуковского «От двух до пяти»: Я в школу не пойду, — заявил пятилетний Сережа. — Там на экзамене ребят режут; а другой малыш удивился: Мама! Ты говорила, что дядя сидит у тети Анюты на шее, а он все время на стуле сидит. «Вы только всмотритесь, с каким напряженным вниманием глядит годовалый младенец на автомобили, мотоциклы, трамваи, следя за их непрерывным движением», – писал Чуковский, подметив, что дети стараются сделать «взрослую» речь более динамичной. Нет такого существительного, который ребенок не смог бы превратить в глагол. Часы у малышей «часикуют», новогодние елки «обсвечканны», лопатка давно превратилась в »копатку» (ведь ей же копают). После еды дети часто говорят: я намакаронился, наконфетился. Наконец, слово ребенок отождествляет с вещью, старается облечь в конкретный образ. «Всякие шишиги, кикиморы, буки, которыми взрослые пугают ребенка, именно поэтому и страшны для него, что в его уме имена этих свирепых чудовищ сливаются с самими чудовищами. Это бывает даже в тех случаях, когда ребенок сам выдумывает какое-нибудь страшное слово», — пишет Чуковский. В качестве иллюстрации своей гипотезы писатель тут же приводит диалог с четырехлетним Валей, у которого он спросил значение вымышленного слова «Бардадым». Мальчик без раздумья сказал, что это страшный, большой, – вот такой! (показал рукой в потолок) – персонаж. Второго же сказочного героя, Миклушечку, кроха назвал маленьким и хорошеньким. Да, детям не откажешь в чутье к фонетике и морфологии родного языка. Трепетное отношение Корнея Ивановича к слову ребенка звучит в каждом предложении его книги. Он яростно защищал маленького человека перед теоретиками, которые твердили, «будто ребенок без раздумья копирует взрослую речь, не внося в нее никакого анализа». Мы – О.С., М.К. и звукорежиссер… – уверены: если вы прочтете «От двух до пяти», то будете солидарны с Чуковским.

Ссылка на источник