<
Виктор Ерофеев — Особое мнение — Эхо Москвы, 11.08.2017
Опубликовано в рубрике: Новости Москвы

 О.Пашина ― Я приветствую всех, кто смотрит нас и слушает. Меня зовут Оксана Пашина, это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Здравствуйте. В.Ерофеев ― Здравствуйте. О.Пашина ― Михаил Ходорковский и не только он в последнее время заметил, что предвыборная кампания Путина началась. Ну, по ощущениям, всё такое, хорошо забытое старое, да? Щука, обнаженный торс. Как по-вашему, это что должно продемонстрировать населению? Путин такой уже не Иисус Христос, он Емеля из сказки? В.Ерофеев ― Ну, мы все живем в волшебной сказке. Это такая, давнишняя моя теория о том, что если в других странах есть история, то у нас есть своя сказка, в которой постоянно меняются носители. Носители такие, телесные героев, но сами герои не меняются, а остаются и цари, и Иваны-дураки, и прочее-прочее. И очень важным элементом сказки является щука. О.Пашина ― Так? В.Ерофеев ― Щука, которая не является, с одной стороны, богатой царь-рыбой, такой, сакральной как, например, белуга или севрюга, или осетр, да? Но с другой стороны, в общем, каждый человек, который понимает что-то в рыбалке из народной среды, он скажет: «У нас в озере щука, и это звучит достойно». В. Ерофеев: Щука важнее партии «Единая Россия» И мне кажется, что, может быть, товарищи прислушались ко мне, потому что я об этой сказке написал в разных странах среди разных народов и, в общем, как-то это накладывается на какой-то. И мне кажется, что там какие-то фантазеры придумали щуку не случайно. Да я совершенно не претендую на то, что я стоял в праотцах, но претендую на то, что это мне как раз кажется правильным решением рассказка такая «Добавь сказку». И тут появляется щука, и вот эта охота на щуку, движение к щуке. Это щука становится, в общем-то, просто… Ну что? Открывателем предвыборной кампании. То есть это щука важнее партии «Единая Россия», этого Фронта и прочее-прочее, оппозиции и всего прочего. Щука – главная. И человек, который побеждает щуку, он, соответственно, и становится победителем всего. То есть тут всё объявлено. О.Пашина ― А щука сдается и говорит: «Вари уху», как в известном анекдоте. В.Ерофеев ― Ну, щука тут… Там по-разному в сказках может себя вести. Но, в принципе, победа начальника над щукой говорит о том, что «я вас всех, естественно…» О.Пашина ― «Возьму за жабры». В.Ерофеев ― Вся от начала до конца по-своему история. Но она по-своему грамотна в этот раз. И интересно тоже, если бы это он ловил карася, например, или еще какую-то… О.Пашина ― Это как-то мелко было бы. В.Ерофеев ― Да, да. Или сома, как ловили русские помещики в рассказах Чехова, это всё было б мелко. Вот, щука – именно та самая сказочная… Ведь, она костлявая, она вообще… Ну, в общем, не все ее любят. Вот. Но с другой стороны, вот, она прошла в сказках, она попала на пьедестал. И так ловко это вообще… Ну, просто можно было гадать, сказка или ты придумал? Вот, я прочитал про щуку и сказал: «Всё так и есть. Так и есть, лучше не придумаешь». О.Пашина ― То есть с такой ударной ноты началась предвыборная кампания? «Я вас всех прищучу», — сказал президент. В.Ерофеев ― Ну и «прищучу», естественно. Но… Но естественно, и такие слова там возникают. Но главное, что она не только началась – она уже закончилась. О.Пашина ― А, закончилась? В.Ерофеев ― Этим и закончилась. Она началась, в течение двух часов продолжалась и закончилась. О.Пашина ― Тот же Ходорковский и, опять-таки, не только он сказал, что в 2018 году Путин не уйдет, не уйдет он и позже. Как вы думаете, какой-то здесь слом сценария возможен? Или, вот, так оно всё и будет? В.Ерофеев ― Ну, естественно совершенно, что про людей нельзя всё знать наперед. Люди заболевают, у них во всех даже самых высоких сферах бывают самые разные представления о том, что творится в голове их собственной. Всё может быть. Но с другой стороны, если там будет всё нормально, если там будет норма, то я думаю, что это у нас пожизненное. И более того, и даже и постжизненное. Потому что, конечно, он же исходит из того… Он человек не глупый, он понимает, что у нас же всё время история качается: то, значит, у нас проевропейский, потом, значит, прототалитарный. Ну, вот там всё время, начиная уже где-то к XVII века. Поэтому зачем же ему нужен тот, который его опять и разоблачит, вынесет из мавзолея, условно говоря, создаст XX-й съезд партии? Поэтому он подготовленный, оперативный человек и, конечно, предложит кого-то, видимо, еще покруче, чем он сам. Но не так, целиком покруче. Все-таки, наверное, где-то он вздрогнет, вспомнив про родные осины и березы. Но, все-таки, будет. Я думаю, жесткий человек придет. Ну а там уже всё. Вот, после этого, наверное, будем заново. О.Пашина ― И изменится что-то только с посыла самого же Путина? То есть, например, если Навального не зарегистрируют кандидатом в президенты (а его, скорее всего, не зарегистрируют), возможны ли какие-то масштабные протесты? Или это общество примет как должное: «Ну, нет и нет. Сразу было понятно, что ничего не будет»? В.Ерофеев ― Нет, масштабные протесты возможны, но дело в том, что у нас же, ведь, и революция 1917 года была случайной, да? Вот, там скажем, если бы Троцкий с Лениным договорились на какое-то число… И потом многие люди и не поняли, что взяли Зимний дворец. Всё же зависит только от террора. Если будут расстреливать каждого второго из десятки, то тогда, значит, может победить любой режим. И мне кажется, что масштаб… Это вообще эти протесты, всё… В сказке не бывает закономерных революций, в сказке бывает только… О.Пашина ― По щучьему велению. В.Ерофеев ― …по щучьему велению, да. И ковры-самолеты там эти и прочее-прочее-прочее. И мне кажется, что здесь слабость как раз нашей оппозиции заключается в том, что они никак не подберут верный ключ под определение того, в чем мы живем и как мы живем. Я имею в виду «как» не в смысле материально, а, вот, каким образом располагается наша та самая духовная жизнь, о которой так много говорит начальство. Потому что это расположение – оно очень подвижно, оно не остановилось еще. Как и, кстати, сказочные персонажи очень подвижные в своей неподвижности. В. Ерофеев: Если будут расстреливать каждого второго из десятки, то тогда может победить любой режим И здесь (я как-то и Навальному тоже говорил), все-таки, надо… Когда я посмотрел, вот, его сражение с Гиркиным, мне показалось, что не хватает какого-то такого, философского обоснования этих позиций реальных. Потому что если нет этих философских обоснований, то человек тоталитарного мышления – он придет и собьет голову любому, потому что большинство как раз с тоталитарным мышлением (сказки). О.Пашина ― А Навальный, по вашему мнению, он какой сказочный персонаж? Он кто? В.Ерофеев ― Вот это интересно. Я думаю, что он как раз выбивается из сказки. Это хороший вопрос. Я тоже думал о том, что, в принципе, с его инициативностью и с его реальной политической активностью он как раз тот человек, который способен разрушить русскую сказку. Может быть, единственный из оппозиционных людей, потому что он может это сделать. Но это очень сложная задача, и тут надо быть очень сильным и хорошо подготовленным не только в плане физическом и моральном, но и в философском, наверное, и интеллектуальном. И я ему этого и желаю, чтобы у него всё получилось. Потому что эта же сказка, в конце концов, естественно, всё задушит. Это понятно. Она может развиваться до того момента, пока не вступает в непримиримое противоречие с действительностью. Она, вот, уже, видите, вступила. Ну, у нас уже в стране нет союзников (я имею в виду по другим странам), мы дружим с самыми отвратительными режимами и так далее. То есть мы уже в сказке дошли до пределов. О.Пашина ― Ну, у нас страшная сказка сейчас, да. В.Ерофеев ― Ну, она никогда не была нестрашной, просто степень страшности… Волшебная сказка обычно страшная. И поэтому когда я говорю «сказка», то это страшная сказка. Но другое дело, что она приобретает черты уже какой-то безумной абсурдности. Просто безумной абсурдности, когда эта абсурдность разводится на лжи. Потому что идет такая, в общем… В общем-то, по сути дела, сказка формирует империю лжи. Вот, Рейган говорил об Империи зла. И, кстати говоря, в общем-то, это как назовешь, так куда и попадешь. Но та Империя, вот, закончилась как закончилась, но даже в той Империи не было такого количества лжи, которая саккумулировалась при развитии русской народной сказки. О.Пашина ― Ну, народ любит, когда его обманывают, ему это нравится. Почему бы и нет? Почему-то никто не хочет знать правду. В.Ерофеев ― Там не понятно. Дело в том, что с народом всё не понятно. Дело в том, что это удивительно подвижная такая, в общем-то, субстанция (русский народ). Вот смотрите там, например, какой-то мужик Иван Иванович ненавидит американцев, вот, реально ненавидит, да? Ходит, плюет в американское посольство. А у него дочь Маша. Маша влюбляется в американского миллионера и выходит за него замуж, и едет в Лос-Анджелес. И что? Иван Иванович любит Америку с этого дня. О.Пашина ― Это очень интересный сюжет. Мы продолжим через несколько секунд. РЕКЛАМА О.Пашина ― Особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Еще один персонаж в нашей сказке появился на днях – Сергей Удальцов вышел из заключения. Вышел такой, очень сдержанный, осторожный. Как вы считаете, он найдет свое место в политике? Такое чувство, что он вышел, огляделся и увидел, что все места уже заняты. В.Ерофеев ― Да. Но это еще не повод ехать ему на Донбасс и общаться там с каким-то писателем, который тоже, значит, решил стать политруком. Мне кажется, что, в общем, как он правильно сказал, санатории с нулевыми звездами. Это он хорошо сказал. Я хотел бы ему пожелать. Это тяжелое испытание, потому что, в общем-то, вся система держится на ужасе тюрьмы, да? Это тоже включено в сказки. Сказка и сама тоже тюрьма, во многом. И когда человек выходит из тюрьмы, все-таки, ему надо дать немножко времени оглядеться. Мне кажется, что у него были какие-то звездные минуты, когда он общался с Медведевым. Много было сделано ошибок и так далее, и так далее. Я бы не хотел просто из какого-то моего позитивного отношения к этому человеку… Потому что я во многом левый сам по себе, потому что когда я прожил детство во Франции, я как-то не в большом восторге оказался от правых. Я не говорю о коммунистах как левых, а о тех, которые, все-таки, чего-то хотят сделать демократическое. Поэтому пусть он будет левый, но только найдет себя в каких-то правильных решениях. О.Пашина ― Ну, ему и Навальный посоветовал правильно выбирать себе соратников. Хотя, это какой-то, по-моему, на мой взгляд, очень циничный совет. Собственно, его соратниками до заключения и были Навальный, Гудков. Такие друзья, с которыми, в общем, как выяснилось, врагов не нужно. В.Ерофеев ― Дело в том, что в политике настолько много цинизма, что странно им пожелать что-то другое. О.Пашина ― То есть это нормально? В.Ерофеев ― Это не то, что нормально, но, к сожалению, это такая болезнь, которой быстро политик заражается. Я прожил полжизни в этом климате. Как вы знаете, мой отец этим занимался (политикой, международной политикой). И болеют этим все. В. Ерофеев: В сказке не бывает закономерных революций Но я, все-таки, хотел, чтобы, конечно, получилось у Навального. Он очень интересно, много и правильно размышляет практически, что получилось. Но Удальцов – ну, зачем же ему, в общем-то, перебегать в стан таких ультранационалистов, когда это дорога в никуда, это тупик? О.Пашина ― Ну, есть такая версия, что Удальцова хотят сделать соперником Навального, альтернативой Навальному, и тут как раз, вот, он на свою сторону привлекает тех, чей Крым, Донбасс. В.Ерофеев ― Да. Но это вот… О.Пашина ― Это достаточно большая аудитория. В.Ерофеев ― Ну, вот, надо сказать, что как раз Удальцов еще есть в сказке полностью, такой, действительно. Его можно перековать и сделать соперником и так далее, и так далее. Ну, просто вот не хочется, чтобы человек… Человек, который в России ломается и превращается в предателя своих собственных идей, ну, я не знаю, да? Назовем их »оппозиционными», назовем их »правильно левыми» и так далее. Он очень быстро потом растворяется в каком-то ужасе таком. Растворяется просто. Очень мало предателей сохраняет свою позицию. О.Пашина ― Удальцов сказал, что России нужен левый поворот. Как вы считаете, такое вообще возможно? В.Ерофеев ― Всё зависит от того, что у него в голове по поводу левого. Если это коммунисты, то это смерть России. А если это левый такой, социал-демократический вариант, то почему бы и нет, не попробовать его? Социал-демократия (я имею в виду, не ленинская, а социал-демократия германская) – я не считаю, что мы должны… Вы понимаете, вся русская эмиграция и советская была заражена, в основном, правыми мыслями, правыми идеями, вплоть до бешенства правых идей. Мне кажется, что это совершенно не обязательно, чтобы была только одна альтернатива, да? Вот, или, значит, жулики, или правые люди. Должны быть и левые. И ничего плохого я в левых не вижу. Но коммунисты-то как раз у нас в стране были ультраправыми. О.Пашина ― В общем, всё перемешалось в нашей сказке. В.Ерофеев ― В нашей сказке как в каждой хорошей сказке. Ну, вот, возьмите Бабу-Ягу – она тоже, ведь, с одной стороны, ужасная, с другой стороны, вообще такой, положительный персонаж. Всё перемешалось. Вот, и в голове у Ивана Ивановича тоже перемешалось, любовь или нелюбовь к американцу. Я к чему говорил до нашего короткого перерыва? Дело в том, что просто наше сознание ситуативно в основном. И это ситуация, которая постоянно меняется, и тут вот у него спросили «Ты счастливый?», он сказал «Я счастливый». А в другом месте он может сказать: «Я самый несчастный человек». У меня был замечательный случай… У нас есть еще минутка? О.Пашина ― Да, конечно. В.Ерофеев ― В одном городе недалеко от Москвы меня как-то пригласили выступить (ну, достаточно уже давно) в качестве писателя, да? И, значит, после выступления там собралась интеллигенция местная и, значит, всем раздали по бутылке водки, а мне как гостю дали бутылку коньяка. Значит, все стали, только начали пить, они меня тут же спросили: «А чего ты приехал? У нас такая дрянь-срань. И вообще наш город самый чудовищный в мире». Ну, я вообще, я так: «Критическое сознание у вас такое, всё нормально». Значит, выпили мы по бутылке каждый, они подошли ко мне и сказали: «Наш город самый лучший в мире. Оставайся, живи с нами». Ну вот. О.Пашина ― Надели розовые очки это называется, да. В.Ерофеев ― Да. Вот, просто выпили и всё. Мы обсуждали долго. Это не сказка, это то… И, значит, мы обсуждали достоинства, потом катались на горошке от салата по полу, потому что рассыпан. Ну, в общем, короче говоря, был русский праздник, хороший. А к утру уже, когда совсем уже голова болела от полного пьянства, они говорили: «Ну ты приехал в наше говно. Уезжай поскорее». И я понял, что всё меняется за один вечер: я побывал в аду, в раю и опять попал в ад. И надо, значит, уезжать скорее. И это меня чему-то научило. То есть я не могу сказать, что это меня поразило как какой-то ужас – я просто немножко понял, что и как, и почему. Вот эта вот смена. Это серьезная интеллигенция довольно серьезного города, который все знают и который не так далеко расположен от Москвы. Вот, догадайтесь (не вам говорю, Оксана), вообще догадайтесь, какой это город. О.Пашина ― Вообще это напоминает какую-то маниакальную депрессию. В.Ерофеев ― Это вы сказали. (смеется) О.Пашина ― Когда у человека то вот так, то вот так. В.Ерофеев ― Ну, и причем это с такой же страстью. Причем интересно, что тут же забывается то, что было сказано совсем недавно. О.Пашина ― Ну, депрессивная фаза сменяет маниакальную. Наоборот, да. В.Ерофеев ― Вот смотрите, тут же забыто было это. То есть сказали, значит, «Ты приехал к нам (ну, помягче назовем) в дерьмо, да?» Ну, я поскольку человек новенький, я думаю: «Ну, значит, сейчас мне там расскажут». И всё было изложено, почему это дерьмо, всё было обстоятельно. Но как только мы набрали этот градус и взлетели, то это дерьмо превратилось в рай. В реальный рай и вообще всё. О.Пашина ― Чтобы уже закончить с Сергеем Удальцовым, Виталий спрашивает (забавный вопрос): «Удальцов, по вашему мнению, это скорее молодой Ленин или молодой Троцкий?» Или вообще ни тот, ни другой? В.Ерофеев ― Я думаю, что ни Ленин, ни Троцкий. Нет. Ну, дело в том, что просто хотелось бы пожелать ему (человеку столько, в общем, настрадался, чего уж говорить), чтобы у него всё получилось и получилось на пользу стране в хорошем смысле этого слова. Чтобы он просто чего-то сделал хорошего для страны. Как это у него получится, это… В. Ерофеев: Алексей Навальный как раз тот человек, который способен разрушить русскую сказку А что Ленин? Ленин и Троцкий – они ничего хорошего не сделали для страны. Ничего хорошего. Это просто беда какая-то была сплошная. Не хотелось бы Удальцова приписывать к этим людям, которые вообще принесли для страны увечья. О.Пашина ― Ну, он, собственно, сам себя приписал. Он же говорил, что выступает за смену курса на социалистический, за развитие общественных форм собственности, за интернационализм, народовластие. А когда-то в незапамятные годы вообще шел в Думу там от блока какого-то… «Сталинский блок за СССР». Может быть, конечно, я понимаю, много лет прошло, всё изменилось. Будем на это надеяться, да. В.Ерофеев ― Ну, вообще надо сказать тоже… Если за один вечер русский человек может поменять радикально дважды свое мнение… О.Пашина ― То почему же не может меняться Удальцов, да. В.Ерофеев ― То почему же за годы? Конечно. О.Пашина ― Хорошо. У нас бесконечный сериал вокруг фильма «Матильда». В связи с этим Илья спрашивает: «Как вы считаете, это просто шумиха, это какой-то абсурд? Или в этом есть какой-то глубокий смысл?» В.Ерофеев ― Нет, я считаю, что это мистический вообще абсолютно элемент нашей жизни, потому что первый раз за многие годы самый главный светский роман, самое главное светское событие – это любовь депутата, живого депутата к мертвому императору. Я считаю, что это… Это фантастическая история! То есть об этом пишут больше, чем о любых других знаменитостях: это о Киркорове так не пишут, о Пугачевой. Теперь, в общем, это невероятная история, когда человек мистически… Это такая есть форма католической адорации, когда ты приходишь с обожанием к тому объекту, который сам по себе представляет какую-то невероятную ценность. И я, вот, подумал о том, что, ведь, она нам сигнализирует страшную вещь, Наталья. Может быть, мы все будем ей благодарны. Она говорит о том, что, в общем, без Николая бы рухнула страна сейчас. Никто не поможет – ни церковь… О.Пашина ― Без Николая сейчас? В.Ерофеев ― Без Николая, да, да. Вот, Николай – он, значит, мироточит, Николай выступает теперь уже начальником полка, который… Я так, условно говорю «Начальником». …который он в бой ведет, но не будучи на той войне и так далее, и так далее. То есть у России остаются только такие шансы, вот, принять Николая. Значит, раньше была книжка «Николай и Александра» известного американского исследователя Роберта Масси, где он писал, что трагедия России в детской. То есть от того, что была болезнь кровью у наследника, то императрица, немка поверила ему и всё было. Теперь же у нас эта болезнь оказалась в сознании бывшего прокурора Крыма. Именно через это сознание мы обнаружили, что у нас просто невероятное было неблагополучие. Что вот этот фильм покажешь – рухнет страна вся, да? Вообще из-за одного фильма рухнет великая держава. То есть, значит, действительно, если это так, то сигнал, Наталья, стоит дорогого. И получается, собственно, я подскажу даже этим ребятам лозунг: «Бей «Матильду», спасай Россию», потому что надо бить эту женщину, которая является ее мистическим конкурентом. О.Пашина ― У меня только один вопрос возникает: а здравый смысл здесь никогда не победит? То есть вместо того, чтобы, там, отправлять на экспертизу «Матильду» (я имею в виду фильм), может быть, Наталью, все-таки, отправят на экспертизу как-то? Уже этот решится вопрос, уже надо заканчивать? В.Ерофеев ― Ну, если вместе с Николаем Вторым, то, наверное, она пойдет на экспертизу тоже. О.Пашина ― Ну, он будет незримо присутствовать. В.Ерофеев ― Почему незримо? Я думаю, что она его видит и, может быть, даже обнимает его. Я думаю, что это очень серьезно. Это, на самом деле, серьезно. Вот смотрите, 100 лет назад случилось так, что Николай символизировал конец России вместе с убийством Распутина, всё. Теперь через 100 лет бывшая прокурорша Крыма, которая перебежала под знамена России (то есть тут надо было еще совершить какое-то)… Представляете, какое переживание? Ты в одной стране подписала клятву, что ты их. Убежала в другую. Что в голове случилось? И тут приходит Николай и говорит: «Ты всё правильно сделала». О.Пашина ― И мироточит. В.Ерофеев ― И мироточит. О.Пашина ― На этой ноте мы прервемся на несколько минут, а затем продолжим. НОВОСТИ О.Пашина ― И это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Ну, мистическая история Натальи и Николая – она сама по себе, а наша реальная жизнь – она сама по себе. И в реальной жизни фильм «Матильда», скорее всего, не увидят в Чечне, в Ингушетии, в Дагестане, в Симферополе. С этим как быть? В.Ерофеев ― Ну, это значит, вот, торжество, все-таки, охранительных идей. То есть, значит, по крайней мере, там спасутся души некоторого количества народа. Но я думаю, что если говорить серьезно, рационально, кортезиански, как бы сказали французы, то я думаю, что, все-таки, наверное, ее идею не поддержат в разных сферах власти, потому что… О.Пашина ― Ну так уже поддержали. Мне вот интересно, а что Николай Второй для Чечни, для Ингушетии, для Дагестана? В.Ерофеев ― Ну, там же, ведь, получается, что это игра не с Николаем, это игра… Это такой powergame, да? Это игра во власть, когда ты говоришь «Вот этого не будет и этого не будет», да? Этот уже Николай отходит на другой план. В. Ерофеев: Коммунисты у нас в стране были ультраправыми Но мне кажется, что начальники, чиновники не согласятся с мнением Поклонской. Может, если продолжать линию сказки, то, может быть и зря. А если говорить о реальности, то, скорее всего, не продолжат, потому что просто Россия выступит в совсем глупом свете. Потому что и фильм вообще невинный, и история хорошая, симпатичная история молодого наследника, влюбленного в замечательную балерину. Я вообще не вижу там никаких, прямо скажем, неприятно порнографических моментов. Неприятно – в смысле для широкой, не искушенной публики. О.Пашина ― Как пишет наш слушатель Влад, «любовь цесаревича к женщине – это нормально». В.Ерофеев ― Ну да. О.Пашина ― Почему об этом нельзя снимать фильмы? В.Ерофеев ― Там были другие элементы. Потому что, значит, Николай влюбился сначала в девушку еврейского происхождения, и тут, значит, двор всполошился. О.Пашина ― Еще лучше. В.Ерофеев ― Первая его любовь. Всполошились и, действительно, Александр Третий… Ну, там, в общем-то… О доме Романовых писалось много и в разных странах, поэтому, в общем, это можно документы собрать. Его так, потихонечку от нее, хотели ее от него убрать. О.Пашина ― Переключили внимание. В.Ерофеев ― И переключили внимание. И все были счастливы, что появилась Матильда. Поэтому сама суть истории неправильная. Дело в том, что как раз, благодаря Матильде, Николай Второй с точки зрения той ментальности, того сознания был, как бы, переведен в правильное. Наконец, была настоящая любовь, и мы все знаем о том, что даже с женой, когда он женился, он пытался как-то, каким-то образом там, проезжая мимо этого дома Матильды, как-то фиксировать свое почтение к ней и так далее, и так далее. То есть это не был какой-то, допустим, жесткий мужской поступок, это была настоящая любовь. И выступать против любви – это может только, опять-таки, человек, который сам влюблен и, так сказать, толкаться: «Да, я». Поэтому здесь мистическая, конечно, адорация. О.Пашина ― Ну, раз уж мы о сказках, я прочитаю смску Владимира, который просит передать Поклонской, чтобы она занялась репой: «Не знаю, как у вас, а я в ближайших магазинах не вижу репы. А несколько лет назад была, — пишет Владимир. – Наверное, под санкции попала. Это же самый русский народный патриотический овощ. Пусть займется возрождением». В.Ерофеев ― Ну, очень правильно Владимир пишет. О.Пашина ― Чудесное пожелание, правда? В.Ерофеев ― Да. И мне кажется, что, действительно, надо обращаться к таким, самым простым деталям и в самом деле тогда становится что-то понятно. Потому что как только наш человек российский уходит от конкретики в рассуждения о политической культуре или еще чего-нибудь, то там как-то не хватает кислорода. А, вот, про репу можно поговорить. Я без всякой иронии говорю. Мне кажется, что тут Владимир прав. Дайте нам репу вообще и дайте репу по нормальной человеческой цене, тогда жизнь наладится. Но, видимо, не будет ни репы, ни нормальной человеческой цены. Ну а что из-за этого случится, тут уже опять ситуация. Будет Троцкий – будет вообще не только репа… И репу-то, которая головой называется, оторвут. О.Пашина ― У нас не сказка сегодня, а театр абсурда какой-то, потому что от абсурда вокруг фильма «Матильда» я не могу не перейти к абсурдному судебному разбирательству – я имею в виду «Седьмую студию», Алексея Малобродского, Кирилла Серебренникова. Теперь загранпаспорт проверяют у Серебренникова. Помните, Путин тогда же, когда он сказал «Да, дураки», он сказал, что суд разберется, но творческому процессу это не мешает? Теперь мешает творческому процессу, потому что у Серебренникова постановки спектаклей за границей, он теперь не выездной. В.Ерофеев ― Да. Это отвратительная история с начала до конца. Потому что эта история говорит о том, что всё позволено каким-то определенным кругам в России. Ну, просто всё позволено, и с этими кругами или не может справиться президент, или не хочет справиться. А тем самым уже и позволено по отношению к президенту. То есть степень абсурдности уже превращается в какую-то кафкианскую действительность, вот, его романа «Замок», где там просто всё, все кости переламывали. То есть, в общем, действительно, Кафка угадал нашу сказку. Но дело тут вот в чем. Дело непонятное, потому что… Ну, ясно, значит… Что ясно? Ясно, что паспорт взят таким образом, что как-то неловко. Но если его отдать на экспертизу, то тогда нормально. То есть тут начинает работать такой механизм, который показывает, что на каждый ваш козырь мы найдем покруче козырь. Значит, экспертиза. Тут выяснилось, что какая-то слежка, да? А кто будет определять, была ли слежка, не была? Ну, не его сокурсники (Кирилла). Мне глубоко больно… Именно не жалко, глубоко больно за Кирилла, потому что он один из самых сильных и ярких режиссеров сегодня в мире. То есть по своей яркости он сравнимый со Станиславским и с Мейерхольдом. И выступать против Кирилла как личности, которая может просто подарить нашей культуре интересные и незабываемые вещи, но кроме того и мировой, куда он собирался поехать (его не пускают сейчас, потому что у него паспорта нет), это уже какие-то вещи, которые потом на страшном суде… Произойдет какое-то новое разбирательство по этому поводу. Причем, страшный суд – это не обязательно страшный суд на том свете, там еще есть тема истории, которая тоже разовьется и будет понятно, что эти люди не правы. Причем, сущность этого всего дела понять трудно, потому что за этим должен стоять очень жесткий человек (заказчик) и кроме того очень влиятельный. О.Пашина ― Ну, вот, как раз наши слушатели спрашивают: «А кто заказчик?» Спрашивают: «Кто заказал Серебренникова?» прямым текстом. Неизвестно? В.Ерофеев ― Я думаю, что этот вопрос, может быть, отчасти известен самому Кириллу, но не более чем Кириллу. В. Ерофеев: Главное светское событие – это любовь депутата, живого депутата к мертвому императору О.Пашина ― Процесс вот этот по делу Алексея Малобродского последних дней – он открытый, и все эти абсурдные вопросы следствия и абсурдные все эти разговоры – они все открыты, мы все их читаем, да? Про авторские права на Шекспира: «А почему вы ставите Шекспира, когда вам выделили деньги на современное искусство?» Про спектакль, который все видели, но следствие не хочет этого понимать и признавать. Что здесь можно сделать? Вы подписали обращение в поддержку Малобродского, руководители театров подписали. Или всё это бесполезно, пока, не знаю, тот же самый Путин не услышит, наконец, и не скажет «Ну, хватит уже. Вы дураки»? В.Ерофеев ― Я могу сказать, что поскольку у меня идет спектакль там, то, естественно, я общался с Алексеем Малобродским и я видел, как он, действительно, тот самый человек, который заботился о театре и старался сделать всё, чтобы это было интересно. Как вот в эти вечера приглашался народ, помимо бы спектаклей давали бы театру возможность дальше и дальше расти. То есть я видел его в позитивной роли такого продюсера, менеджера, который хочет и болеет за театр. Потому что, конечно, Кирилл, в основном, занимался творческой работой, да? И нужен был человек, который, действительно, реально директор, который бы это делал. Поэтому я когда выступаю за Алексея, я выступаю за человека, который… Я представляю его как человека, который реально болеет за театр и который умеет это делать с пользой для театра. Не просто болеть, и болеет, да? И который, действительно, пользуется поддержкой актеров, вообще критиков и так далее, и так далее. Кроме того, мы уже даже в этом обращении, в этом письме указывали на мысль Путина о том, что за экономические преступления… Были они или нет – это разберется суд или, по крайней мере, мы на это надеемся все. Но, в общем, почему его надо отправлять на Голгофу в СИЗО, я этого не очень понимаю. Значит, тут какая-то есть личная месть или еще чего-то (я имею в виду вообще в этой всей истории). О.Пашина ― Личное что-то или, все-таки, какой-то показательный процесс? И что он должен кому показать? В.Ерофеев ― Ну, тут тоже… Тут дело в том, что во время, в котором возникло огромное количество лжи, очень трудно разобраться, что за чем следует. Может быть, и одно, и другое. То, что вы говорите, может, одно непосредственно вытекает из другого. Другое дело, что просто заказ – он обладает какой-то невероятной энергией злобы. Он какой-то такой, очень злобный заказ, потому что, вот, придумать про паспорт, выдумывать слежку или не выдумывать, а как-то ее инспирировать – всё это говорит о том, что там заряд очень мощный. Кто это сделал, я, еще раз говорю, не знаю. Но как можно сказать (и это совсем не метафора, а это очень жестко), вообще это время, в котором мы живем. В другое время, наверное… Я, вот, думаю, конечно, выдумывал всё и в 37-м году, и вообще Мейерхольда там вообще черт знает во что, но, все-таки, как-то, в общем, было понятно, что Шекспир есть Шекспир и это… О.Пашина ― Но тогда, во-первых, не знали люди истинной подоплеки, они знали то, что им сообщала пропаганда государственная. А сейчас мы знаем и читаем эти безумные диалоги: «У вас есть права на Шекспира?» — «Вы знаете, он умер больше 70 лет назад, поэтому никакие авторские права не нужны» — «А вы знаете, раз он так давно умер, он не современный автор. Почему вы его ставили?» Вот, мы же это всё знаем, всё это слышим, всё это видим. Это всё открыто сейчас. В.Ерофеев ― Ну, дело в том, что, конечно, тогда больше прятали. Хотя, если почитать то, что говорили прокуроры, и то, что говорили несчастные обвиняемые в 30-е годы и даже раньше, ну, в общем, начиная с 1918-го, то это тоже ужас какой-то. То есть здесь скорее не то, что новый градус безумия, это тут, скорее всего, есть идея того, что в том безумии, если покопаться, можно найти нечто полезное для нас, говорят те люди, которые преследуют Кирилла. Я просто желаю Кириллу, чтобы он держался, потому что у меня есть семейная история: мой брат из-за выставок тоже попадал в сложное положение, я знаю, как это тяжело и как это мучительно. О.Пашина ― Это было особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Всего вам доброго и до свидания.

Ссылка на источник

admin @ 4:00 пп

Извините, комментарии сейчас закрыты.