<
Дмитрий Бертман — Дифирамб — Эхо Москвы, 09.07.2017
Опубликовано в рубрике: Новости Москвы

 К. Ларина ― 14 часов 7 минут. Начинаем нашу программу. Я очень рада видеть в нашей студии Дмитрия Бертмана, руководителя «Геликон-Оперы». Дима, приветствую тебя, здравствуйте. Д. Бертман ― Здрасте, здравствуйте. К. Ларина ― Привет. Ну, у нас как-то фон, как всегда, какой-то не праздничный, не торжественный. Программа вроде как «Дифирамб». Конечно, я тебя люблю. Что ту? Собственно, на этом и закончим. Д. Бертман ― «Дай Бог вам счастья!» К. Ларина ― «Дай Бог вам счастья!» Д. Бертман ― Знаменитое, да? К. Ларина ― Ну, я хочу начать всё-таки с главного, поскольку тут уж кому как не тебе прокомментировать эти странные дела. Да, хочу с этого начать. Буквально вот совсем недавно, по сути одна из последних премьер твоего сезона в »Геликоне» — это был спектакль «Чадский» в постановке Кирилла Серебренникова. Премьера прошла буквально чуть ли не через два дня, что ли, после вот этих весьма печальных событий, когда обыски были в »Гоголь-центре» и у Кирилла, когда вокруг него началась вот эта движуха очень нехорошая и неприятная. Сегодня мы все обсуждаем отменённую премьеру в Большом театре того же Кирилла Серебренникова — его балета «Нуриев», который был объявлен, стоял в афише, уже были объявлены составы, уже была объявлены конкретные даты, уже были проданы билеты на все эти спектакли. И вдруг буквально накануне руководство театра премьеру отменяет. Как ты можешь это объяснить? Д. Бертман ― Ну, я не знаю, как там на самом деле всё в театре, потому что я сам узнал об этом вчера вечером в новостях. Я думаю, что в понедельник, наверное… обещали, что в понедельник будет официальное сообщение по поводу этого. Я не знаю — почему. У нас был выпущен спектакль, замечательный спектакль, с огромным успехом прошёл. И даже вот эти события, которые были, они как бы ничего не нарушили, наших планов. Спектакль сложный был очень и технически, и вообще для певцов, потому что это очень тяжёлый материал, Александра Маноцкова музыка. В общем, всё прошло нормально. Никто нам ничего не запрещал, никакой цензуры этого спектакля не было. Он прошёл. Было семь спектаклей, все эти спектакли прошли на полных аншлагах. На эти спектакли приходили и зрители Кирилла, и наша публика, и приходили всякие большие чиновники на эти спектакли. То есть всё было как бы нормально, все дарили цветы и всё было хорошо. Что там случилось в Большом театре — я не знаю. Сейчас гадать сложно. Узнаем в понедельник вечером. К. Ларина ― Но всё-таки ты в этом смысле абсолютный специалист и эксперт, поскольку ты руководишь музыкальным театром, и можно предположить, по какой причине спектакль можно назвать неготовым за день до премьеры. Как это? Д.Бертман: Урин никак не обвинил ни постановочную группу, ни артистов. Он взял ответственность на себя Д. Бертман ― Я не знаю, насчёт балета как. Вот то, что я читал в газете, то, что Владимир Георгиевич сказал по поводу, что кордебалет там не готов или что-то такое… Я не знаю причин. Вообще Владимир Георгиевич — опытнейший менеджер, замечательный человек, который ведёт театр очень уверенно, здорово. И я думаю, что какие-то цензурные вещи — я не знаю, потому что ведь он принимал эту постановку и как бы знал тему этой постановки, и наверняка утверждал костюмы. Я могу сказать, что вот то, что я в Интернете посмотрел его речь… Мне очень было приятно то, что он в этой речи сказал, что в этом виновато руководство, что «мы не спланировали точно». То есть он никак не обвинил ни постановочную группу, ни артистов. То есть он как бы взял ответственность на себя. Он вообще очень сильный человек, и он взял эту ответственность на себя. А что там на самом деле — я не знаю. Вот я знаю ровно столько, сколько, наверное, знают все, потому что то, что мы читали в газетах… К. Ларина ― Ну, тут ещё стоит напомнить нашим слушателям, что Владимир Урин, директор Большого театра, был как раз одним из тех первых, кто встал на защиту Кирилла Серебренникова. Д. Бертман ― Конечно, конечно, Владимир Георгиевич встал сразу на защиту. К. Ларина ― Лично за него поручился, да. Д. Бертман ― Конечно. К. Ларина ― Немножко расскажи об этом тоже. Я знаю, что отправляли целое коллективное письмо в защиту и Алексея Малобродского, арестованного по делу «Седьмой студии», да? Д. Бертман ― Да, это было письмо Совета худруков, который я возглавляю, при Департаменте культуры Москвы. Мы собрались и сделали письмо чисто гуманистического содержания. Мы так и написали, что мы не знаем, кто прав, кто виноват. К. Ларина ― Директора именно московских театров? Д. Бертман ― Худруки, именно худруки. Директора делали, по-моему, отдельное письмо. Это письмо было подписано и членами нашего совета. И это письмо подписали и Олег Павлович Табаков, и Марк Анатольевич Захаров… К. Ларина ― И Карбаускис. Д. Бертман ― И Карбаускис, и Меньшиков, и Писарев, и подписала Тереза Дурова — в общем, все ведущие худруки. И Камбурова. Все подписали это письмо именно из гуманистических соображений, чтобы люди не были в тюрьме, чтобы они были, может быть, под домашним арестом или под подпиской о невыезде до выяснения всех обстоятельств. Так и написали, что это чисто гуманистическое письмо вот такого содержания — и по поводу Малобродского, и по поводу Масляевой. К. Ларина ― Ну вот, тогда у меня к тебе такой вопрос: а в твоей жизни было такое, когда ты закрывал спектакль перед премьерой у себя в театре? Д. Бертман ― У меня такого не было ни разу. Не было такого случая ни разу. Но такие случаи бывали даже за рубежом, потому что знаменитая история с »Тангейзером» за рубежом… Это дюссельдорфский театр. К. Ларина ― Опять «Тангейзер». Д. Бертман ― Да, опять был «Тангейзер». Просто я знаю эту историю хорошо, потому что, во-первых, я в этом театре ставил. Этим театром руководит мой очень хороший друг Христоф Майер, который очень опытный директор. Он был раньше и в «Лисео», и в Швейцарии он работал, в Базеле, директором, и в театре Дюссельдорфа ставил. Наш коллега, руководитель театра. «Тангейзер», был спектакль перенесён во времена фашизма. И там на сцене шёл расстрел евреев. К. Ларина ― А, я помню эту историю, да-да-да. Д. Бертман ― Были печи. И людям становилось плохо. Не генеральной репетиции это случилось, там вызывали «скорые помощи». И он принял решение снять этот спектакль. Это был очень громкий конфликт. Но это снял директор, сам директор. К. Ларина ― Ну, там жаловались. Кстати, тоже были типа каких-то групп, движений, которые писали там какие-то жалобы. Д. Бертман ― Может быть. Ну, он снял чисто по своей воле, никто его не заставлял, ничего не делал. Он мне сам сказал: «Когда я посмотрел… Я на репетициях уже смотрел — мне было страшно. И когда я посмотрел прогон этот на зрителя, то просто у меня такое было отвращение к этому! И я принял это решение». Это решение было связано, конечно, с тем, что театр потерял деньги. И они стали исполнять вот эти спектакли в концертном исполнении, первые, а потом отменили его. Такой случай был. Это было буквально три или четыре года назад, такая история была. К. Ларина ― А у тебя никогда спектакли не закрывали перед премьерой в твоей жизни? Д. Бертман ― Нет, у меня такого не было. Вот с 90-го года по 2017-й… К. Ларина ― Ни разу, да? Д. Бертман ― Ни разу не было. Д.Бертман: Так и написали, что это чисто гуманистическое письмо — и по поводу Малобродского, и по поводу Масляевой К. Ларина ― Я хочу всё-таки понять природу. Вот как это? От чего это может быть? Ну хорошо, это может не понравиться художественному руководителю театра, допустим, да? Но здесь такого нет. Даже сейчас Владимир Урин не говорит, что это ужасный и неприличный спектакль, который никогда не будет играться на сцене Большого театра. Понимаете, если бы он так сказал, я бы поняла. То есть тогда бы я понимала, что о каких-то эстетических разногласиях речь идёт. Но здесь не очень понятно. Тем более что «Нуриев», эта тема — да, понятно, что это… Д. Бертман ― Ну, Владимир Георгиевич там, правда, сказал, что всего две недели было на выпуск, потому что труппа балетная была на гастролях в Японии, и что не хватило времени. Вот то, что я слышал — что не хватило времени. Балет — это вообще дело такое… Надо про это тоже думать. Балет — это дело очень сложное, потому что это связано… Там очень мало моментов импровизации есть. Потому что если что-то недоделано в опере, то, в общем-то, можно как-то прокатить, музыка выдержит. К. Ларина ― Прикрыть музыкой. Д. Бертман ― Прикрыть, да. А в балете очень сложно. Там текст балетный существует, хореография. Даже спорт, наверное, есть в каком-то элементе. Поэтому не знаю, что там было на самом деле. Но мне кажется, что если Владимир Георгиевич такое сделал, то это вынужденная какая-то мера. Невозможно было, значит. К. Ларина ― Кстати, тут тоже стоит напомнить, что это не первая работа Кирилла Серебренникова в Большом театре. Там с успехом идёт… Д. Бертман ― «Герой нашего времени». К. Ларина ― «Герой нашего времени». Д. Бертман ― С огромным успехом. К. Ларина ― Балет, да. Д. Бертман ― И шёл его спектакль «Золотой петушок». К. Ларина ― «Золотой петушок» на Новой сцене шёл, да. Д. Бертман ― На Новой сцене. И кстати, очень такой был спектакль неожиданный. К. Ларина ― Неожиданный и очень острый. Я себе не представляю, чтобы сегодня можно было поставить такой спектакль. Д. Бертман ― Очень острый, да. И он шёл, и всё нормально. К. Ларина ― Да. Ну, немножечко тогда расскажи о »Чаадском», об этой работе Кирилле, а потом мы поговорим ещё о твоих последних премьерах, которые в этом сезоне были. Чем тебе была интересна эта работа? Она непростая, ты уже сам про это сказал. Д. Бертман ― Да. Ну, вообще у нас в театре мы занимаемся тем, что мы ставим оперы новые, которые пишут специально для нашего театра. У нас такие случаи были. У нас идёт, шёл спектакль «Голоса незримого», который когда-то взял «Золотую маску» в номинации «Новация». Это три оперы: Барданашвили — «Ева», Щетинский — «Мария», и »Моисей» Кобекина. Эти все три композитора писали прямо для нашего театра. И это был совершенно новый материал, неожиданный, который шёл несколько лет в репертуаре театра. У нас идёт американская опера «Распутин» Джей Риза. У нас идёт «Царица» Давида Тухманова, которая была специально написана тоже для нашего театра. «Доктор Гааз» по Улицкой, которого поставил Денис Азаров, замечательный спектакль. И мы как-то стараемся, чтобы театр жил не только классикой, а ставились какие-то совершенно новые произведения. И поэтому когда у нас возникло такое предложение интересное по сотрудничеству с Кириллом Серебренниковым, с его командой, и Каплевич выступил в роли продюсера, он придумал эту всю историю, то, конечно, я очень был заинтересован. Ну, во-первых, я к Кириллу замечательно отношусь. И он замечательный режиссёр. Мы давно дружим. Он давно приходил к нам в театр, он знает наших артистов. И в общем, конечно, было сделано всё для того, чтобы этот спектакль вышел. Я могу сказать, что условия выпуска были очень хорошие. Три недели театр не играл спектакли. К. Ларина ― Только репетиции, да? Д. Бертман ― Только репетиции. Спектакль очень тяжёлый технически. Там очень серьёзные декорации, потрясающие декорации Алексея Трегубова. Там очень много участвующих в спектакле и наших солистов, и артистов, которые были специально по кастингу приглашены. Вот эти культуристы, которые играли роль атлантов… К. Ларина ― Перформеры, да? Д. Бертман ― Да. И материал тяжелейший! К. Ларина ― Это же »Горе от ума» там в основе, да? Д. Бертман ― Да. К. Ларина ― Соединенность с образом Чаадаева, насколько я понимаю, да? Д.Бертман: То, что Урин сказал, что раньше срока — это говорит о том, что он реально считает, что спектакль выйдет Д. Бертман ― Конечно. И очень тяжёлый материал музыкальный Маноцкова, очень тяжёлый. То есть я могу сказать, что у нас идёт «Лулу» Берга — это тяжелейшая опера. Когда мы её ставим в репертуар, то это идут два месяца репетиции, несмотря на то, что… К. Ларина ― Задом наперёд написанная музыка? Д. Бертман ― Нет, задом наперёд — это другая шла, «Hin und zurück», это Хиндемит. Это тоже у нас шло. Это система, когда в принципе… Ну, там есть определённые законы, по которым певец ориентируется. Там он выстраивает квинты. В общем, это очень тяжело. Но я скажу, что опера Маноцкова ещё тяжелее, потому что там как бы нет вот этих правил, нет системы. И поэтому это очень тяжёлый материал. И я могу сказать точно, я уверен, что, кроме наших артистов, этого бы никто не сделал, потому что это… Во-первых, нужны артисты, которые имеют, помимо вокального образования, музыкальное образование. Они должны просто потрясающе сольфеджировать. Они должны быть музыковедами ещё плюс ко всему. И в этом спектакле заняты артисты, которые имеют все ещё образование или пианистов, или дирижёров. То есть кастинг был очень серьёзный. Притом это в трёх составах, в трёх составах вышел спектакль. И артисты, по-моему, сделали грандиозную работу. Там замечательные актёрские работы есть. И Кирилл, по-моему, остался очень доволен. Он даже обратился потом с таким видеообращением для артистов театра, потому что действительно это была грандиозная работа, грандиозный труд, который окончился большим успехом этого спектакля. К. Ларина ― Хочу сказать, что, конечно, сейчас совсем… очень тяжёлые времена переживает Кирилл Серебренников. И как-то мне хочется ужасно его поддержать. Я вчера видела — вчера был прогон в Большом театре спектакля. И ребята многие выложили видео поклонов и такого финала этого вечера, и я смотрела. И просто без слёз смотреть на это невозможно, потому что многие артисты плакали просто, которые вчера выступали на этом прогоне. Как будто было ощущение, что спектакль, который уже никогда не случится — вот это собственно первый и последний прогон. Ты как художник, конечно, прекрасно понимаешь, какие чувства испытывает человек, который вот уже всё, родил, уже всё, эти роды произошли, ты уже это сделал — и тебе вдруг на последней секунде дают по рукам. Это, конечно, должно что-то такое невероятное произойти. Д. Бертман ― Ну, я думаю, что Владимир Георгиевич… Вот то, что я читал: он сказал, что этот спектакль будет идти через сезон. То, что он так сказал — я в это абсолютно верю. Потому что планирование театра Большого идёт, естественно, так же, как и у нашего театра. Мы, например, знаем весь репертуар на следующий год. И уже проданы билеты до марта практически. То есть у нас спланирован весь год и для публики, то есть названия спектаклей, и для коллектива, потому что репетиционное время тоже планируется. И конечно, то, что уже продано, и этот план передвинуть внутри сезона сейчас по сегодняшней системе невозможно. Это раньше, в Советском Союзе, можно было сделать, потому что планировалось на месяц, на два вперёд, а дальше всё это можно было двигать. Сейчас реально это двигать невозможно. И я думаю, что у Большого театра идёт планирование на три года вперёд. И то, что Владимир Георгиевич сказал — 2018–2019 год — это ещё раньше, чем он мог сказать. То есть он мог сказать: «На три года у нас спланировано. Давайте после 2021 года». То, что он сказал, что раньше срока — это говорит о том, что он реально считает, что спектакль выйдет. К. Ларина ― Вообще вот эта вся история, которая кругами расходится, и конца и края этому нет, вот этого наезда мощнейшего на »Гоголь-центр», на Кирилла Серебренникова, на тех, кто работал с ним на разных проектах, и на «Платформе», и на «Седьмой студии», вот так людей вырывают из его окружения — вот как ты думаешь, это вообще повлияло в принципе на культурное сообщество, на атмосферу внутрицеховую? Д. Бертман ― На атмосферу? Я не знаю. Но мне в этой истории не нравится только одно — что вдруг кто-нибудь подумает такое, что вот мы так все жируем в театрах и что у нас такие огромные деньги вертятся. Надо понимать, что у нас очень маленькие деньги вертятся. И мы, в принципе, выживаем в этих деньгах. Потому что заработная плата у артистов — она очень низкая. Постановочные мы всё время пытаемся экономить, потому что действительно театры, у которых нет мастерских своих, например, мы всё вынуждены заказывать в других мастерских. И всё это очень дорого стоит, естественно. Сегодня ткани очень дорогие. То есть выход спектакля — это стихийное бедствие на самом деле. Иногда спрашивают: «Почему совсем молодых не приглашают?» В этом году делали конкурс «Нано-Опера» специально, чтобы показать молодых вот этих режиссёров. И они получили работу. Дело в том, что сегодня пригласить, например, неизвестного никому режиссёра, который ещё не делал, — это огромный риск для театра. Потому что если это вдруг неудача, то следующий спектакль будет только через сезон практически. То есть планировать названия очень тяжело. И поэтому, конечно, мы живём в системе экономии большой. В музыкальных театрах… Вообще надо понимать, что за рубежом один спектакль певца стоит от 3 тысяч евро, потому что голос человеческий — это живые связки, и он оценивается очень как бы дорого. У нас артисты работают на месячной зарплате. И возникает опасность всегда потери этих артистов, потому что, естественно, когда их приглашают за рубеж за совершенно другие деньги, они, конечно, уезжают. И поэтому мы стараемся всячески как-то стараться им увеличивать эти зарплаты, как это возможно. У нас сейчас это называется «дорожная карта», то есть как мы должны увеличивать эти зарплаты. Ну, мы стараемся делать. Для этого мы играем огромное количество спектаклей. Для этого мы пытаемся как-то зарабатывать деньги — для того, чтобы сохранялась труппа и чтобы, в общем, они получали деньги. Всё равно эти деньги очень маленькие, очень маленькие. К. Ларина ― Ну, про то и речь. И так люди, считай, в большинстве своём работают по любви исключительно, выходят на эти подмостки. Д. Бертман ― Конечно, это служение. К. Ларина ― Служение, да. А когда ещё такая атмосфера неприятная, когда всё время тебе начинают что-то там указывать — тут ты кого-то оскорбил, там про это нельзя, про то тоже нельзя, а вот почему про это нет, а вот тут глумление над классикой, — всё ходят под этим дамокловым мечом. Вроде бы как свобода творчества у нас есть, никто её не оспаривает, она у нас существует и зафиксирована в Конституции, но на деле-то всё время в последнее время, мне кажется, уже все оглядываются, начиная от самых маленьких театров и заканчивая самыми большими: «А не обижу ли я кого-нибудь своей постановкой?» Д. Бертман ― Ну, вот эта история с »Тангейзером», которая была, какие-то истории — я не знаю реальных причин этого. Потому что, может быть, это всего лишь была история такой игры через эти темы. Может, там какие-то были другие экономические вещи. Д.Бертман: Заработная плата у артистов — она очень низкая К. Ларина ― Неправда. Ты же помнишь, что нет. Д. Бертман ― Не знаю, не знаю. Ну, я не знаю. К. Ларина ― Кончилось всё тем, что назначили абсолютного афериста и мошенника — по сути разгромили театр, Новосибирскую оперу. Этот мошенник теперь у нас в розыске, да? Он весь уничтожил театр. Кто его поставил, ты помнишь? Кто его поставил на эту должность? Министр культуры лично. Ну? И что? Д. Бертман ― Ну, это же можно сказать и на сегодняшний день. Там сейчас идёт репертуар, идут новые постановки, театр полный… К. Ларина ― «Театр полный». Д. Бертман ― Ну, там реальная история. Там сейчас идут новые постановки. Там сейчас Слава Стародубцев, наш режиссёр, работает. И он рассказывает, что как бы театр полный, билеты не достать. Вот мне Вероника рассказывала, которая там поёт. Дело в том, что публика наша — если она ходит в театр, она будет ходить. К. Ларина ― Это понятно. Д. Бертман ― Если она ходит в театр, она будет ходить. К. Ларина ― Но люди-то живые! Д. Бертман ― Это да. К. Ларина ― Ну, что ты думаешь, тот же Тимофей Кулябин, которого ты тоже прекрасно знаешь, думаешь, безболезненная такая травма у человека? На всю жизнь! В молодом возрасте сидеть на скамье подсудимых за спектакль — это где вообще такое видано? Д. Бертман ― Да, конечно. К. Ларина ― Ну? Представь себе на минуточку себя вот в такой роли. Д. Бертман ― И вообще всё… Тем более спектакль этот — это была не премьера. Он уже шёл, этот спектакль. И вообще в театре всё на самом деле должно быть проще: публика покупает билеты — спектакль идёт; публика не покупает билеты (ну, как на Бродвее, да? ) — спектакль уходит, в принципе. И наверное, касса решать должна, больше никто. К. Ларина ― Ты в этом году снимал спектакль с репертуара у себя? Д. Бертман ― А дело в том, что у нас какие-то спектакли, конечно, снимались за время истории. Но те спектакли, которые могут ещё жить и которые пользуются успехом, они идут. Но у нас очень большой репертуар. И мы, например, уводим спектакль на пару лет, а потом он возобновляется в репертуаре. То есть у нас такая система. Потому что это преимущество ансамблевого театра, то есть театра с труппой. К. Ларина ― Ну что же, поговорим подробнее ещё о новых работах «Геликон-Оперы». Напомню, Дмитрий Бертман в нашей студии. Мы сейчас слушаем новости и потом продолжаем нашу встречу. НОВОСТИ К. Ларина ― Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в гостях Дмитрий Бертман. Здесь у нас много уже вопросов. Могу просто подряд всё прочитать. «Благодарю вас за то, что при всей занятости вы находите время влюбить в оперу обычного телезрителя», — пишет Галина. Это отдельная ипостась Дмитрия Александровича в телевизоре, да? Это у вас там проект, конкурс «Большая опера». Д. Бертман ― «Большая опера», «Нано-Опера». Да, сейчас много проектов на канале «Культура». К. Ларина ― Нравится? Интересно? Д. Бертман ― Ну, это очень интересно, потому что это совершенно другое. К. Ларина ― Это такая мистика. Д. Бертман ― И мне кажется, что это очень важно, потому что действительно очень много новых любителей оперы возникает. И люди перестают бояться, что опера — это какое-то искусство для каких-то сумасшедших, которые сидят, слушают какие-то ноты; видят, что это живое дело. И когда на телевидении участвуют молодые, красивые, талантливые люди, которые выполняют совершенно разные задачи, и жюри обсуждает их, и они сверяют свои ощущения, публика сверяет свои ощущения с мнением жюри — мне кажется, это очень интересно. Это замечательный проект канала «Культура». И им огромное спасибо. К. Ларина ― И популяризация, конечно, этого вида искусства невероятно важна. Кстати, я хотела у тебя спросить давным-давно: сейчас по-прежнему принято говорить «слушать оперу», а не «смотреть»? Д. Бертман ― Я никогда не говорил «слушать оперу». Мне кажется, что… К. Ларина ― Всё время поправляли. Что-то неправильно. Надо слушать. Мне кажется, это дорежиссёрское искусство имелось в виду. Д. Бертман ― Конечно. Мне кажется, что слушать оперу — это как бы для слепых, что ли? К. Ларина ― Ну ладно, «для слепых»… Просто я тебе говорю — дорежиссёрское искусство. Раньше так говорили: «Я слушала эту оперу, слушала «Пиковую даму» в Большом», — потому что выходили люди по очереди и пели. Ты же сам это знаешь. Ну? Д. Бертман ― Конечно. А сегодня опера — это искусство театра. К. Ларина ― Это спектакль, зрелище. Д. Бертман ― Вообще опера всегда была искусством театра, потому что опера создавалась композитором для театра, никогда не создавалась для аудиосистемы. К. Ларина ― Это зрелище, да? Д. Бертман ― Поэтому как-то я с детства всегда говорил «смотреть». К. Ларина ― И ничего. «Дмитрий Александрович, как успеть купить билет в ваш театр? Ни на одну премьеру попасть не смогли! Как успеть приобрести билеты на спектакль, который хочется увидеть? Почему серии спектаклей такие маленькие? Нельзя играть ту же «Турандот» почаще? Хотели бы попасть в сентябре, но опять не можем. Как быть? Эдгар Акопов, город Москва». Д. Бертман ― Дело в том, что в сентябре у нас, по-моему, девять спектаклей «Турандот». Это огромные серии. Я даже не знаю, где ещё в каких театрах такие большие серии этих спектаклей. Ну, дело в том, что у нас действительно всего 500 мест в зале, а 500 мест — это, считайте, 250 человек вдвоём. И поэтому, конечно, это сложно. Но дело в том, что у нас, когда открывается продажа, мы анонсируем открытие продажи на новый сезон. И вот в эти первые дни, наверное, можно купить. Во-первых, у нас по Интернету можно купить билеты и в кассе театра. Ну, продаётся всё действительно очень быстро. Хотя ещё какие-то билеты есть на следующий сезон, они ещё существуют. То есть можно увидеть это в системе компьютерной. У нас очень сложно что-либо скрыть, потому что это всё прозрачно сейчас, в компьютере, поэтому можно всё это купить. К. Ларина ― «Поздравляю вас с успешным окончанием сезона! — пишет наш слушатель-москвич. — Театр в этом сезоне был главным источником новостей с оперных полей. Спасибо вам за столь тяжёлую, но интересную работу. Скажите, позволит ли победа российской участницы на конкурсе «Бельведер» встретить конкурс в следующем году снова в Москве? И будет ли Оливер Диас дирижировать «Трубадуром» в сентябре?» Д. Бертман ― Ну, Оливер, я думаю, будет приезжать в Москву и дирижировать. Он сейчас очень загруженный дирижёр, очень много сейчас дирижирует по миру. К. Ларина ― Он премьеру выпускал, да? Д. Бертман ― Да. И он главный дирижёр театра в Мадриде. Поэтому он, несмотря на то, что молодой, но очень занятый. Он сегодня, наверное, один из самых таких востребованных молодых дирижёров. У него даже агент его занимается двумя дирижёрами — им и Риккардо Мути. То есть это такой как бы, мне кажется… Даже это говорит о том, в общем, какого он статуса сейчас. К. Ларина ― Он первый спектакль у тебя выпускает? Д. Бертман ― Первый, да. Это «Трубадур». Он первый раз в России, первый раз в Москве. Он влюбился в Москву. К. Ларина ― А как возникло это сотрудничество? Д. Бертман ― Ой, это вообще целая история. У нас должен был дирижировать итальянский дирижёр, потом там что-то не сложилось — я начал искать дирижёра. Подумал: вот испанская история — может быть, испанского дирижёра? Да даже не так было. Я просто смотрел спектакль, кто сегодня дирижирует, в YouTube, и вдруг нашёл какой-то очень плохой на самом деле спектакль режиссёрский, такой кондовый-кондовый, но потрясающая музыка была и потрясающий темп, без всяких этих фермат, без этих остановок, без вот этой тягучести, как-то всё очень жёстко. И я посмотрел в титрах, кто дирижирует, и увидел там — Оливер Диас. И позвонил своему агенту в Испанию и говорю: «Вот такой дирижёр. Откуда он? Кто он?» Он говорит: «Это мой друг. Он главный дирижёр театра «Сарсуэла». И вот так я на него вышел, то есть практически по YouTube. Он приехал в Москву — он влюбился в Москву, влюбился. Он узнавал, сколько стоит квартира. Он хотел купить квартиру здесь. Мы его возили в Клин, в Музей Чайковского — он стал узнавать, сколько там стоят. Я говорю: «Что же такое?» Он говорит: «Я хочу здесь жить!» Он ходил ночами по Москве. Он любовался этими фонариками. Он делал эти фотографии. Он влюбился во всех вообще в нашем театре. В театре влюбились все в него. Это вообще какое-то было… Слёзы были на последнем спектакле — вся сцена плакали, весь оркестр плакал, он ревел. В общем, это такая большая любовь. Я думаю, что разбивать её невозможно. Он будет, конечно, приезжать и будет дирижировать. Поэтому, сто процентов, так будет. А второе что там? К. Ларина ― «Бельведер», конкурс «Бельведер». Что это такое? Д. Бертман ― «Бельведер» — это, конечно, уникальная была ситуация, потому что «Бельведер» — это один из самых крупнейших конкурсов вокальных в мире. Он раньше проходил только в Вене. И последние пять лет он проходит в разных городах: в Амстердаме, в Дюссельдорфе, даже был в Кейптауне. Будет в следующий раз в Риме. И я в жюри этого конкурса 15 лет уже. И конечно, я всех агитировал провести этот конкурс в Москве. Ну, раньше это было невозможно, потому что где его проводить? К. Ларина ― У тебя теперь. Д. Бертман ― Вот. Сейчас, когда… В общем, получилось так, что оргкомитет как-то сначала с недоверием к этому отнёсся: ну, как в Москве? Был Культурный форум в прошлом году, и Александру Владимировичу Журавскому, нашему замминистра, я ему рассказал эту историю. И он говорит: «А не может ли Изабелла Габор, — которая президент этого конкурса, — приехать на Культурный форум?» И она приехала на Культурный форум, рассказала про этот конкурс. И так случилось, что она сидела на закрытии концерта вместе с Путиным. К. Ларина ― Так? Д. Бертман ― И она ему, конечно, рассказывала на немецком языке. Она рассказывала, что она начала с ним разговаривать на немецком. Он спросил её, откуда она. Она сказала, что из Австрии. И он перешёл на австрийский диалект. И это её просто поразило! Она говорит: «Он говорит на фантастическом австрийском диалекте!» Он перешёл. В общем, после этого Министерство культуры поддержало, чтобы этот конкурс прошёл в Москве. И вот первый раз в истории этот конкурс прошёл в Москве. Приехало жюри уникальнейшее, потому что там директора всех европейских театров были, и из Америки, из »Метрополитен-Оперы». То есть это уникальное жюри. К. Ларина ― Это как конкурс Чайковского по статусу, да? Д. Бертман ― Я думаю, что это… Нельзя так в России говорить, что это сильнее конкурса Чайковского, потому что для нас конкурс Чайковского самый сильный. К. Ларина ― Конечно. Д. Бертман ― Но это конкурс уникальный в мире, потому что это единственный конкурс в мире, в жюри которого не сидят вокалисты, а сидят люди, которые предлагают работу этим певцам. К. Ларина ― А, то есть сразу контракты? Д. Бертман ― Сразу контракты. И даже премии не столько важны в денежном эквиваленте, тем более они не такие огромные. На конкурсе Чайковского, по-моему, 100 тысяч евро была премия, а здесь — 7,5 тысячи. Но участие в этом конкурсе даёт возможность сразу певцу стать известным, потому что его сразу берут эти же члены жюри в театры свои, его берут агенты, которые приезжают как наблюдатели на этот конкурс. И второе жюри существует — медиа-жюри, куда входят главные редактора очень многих изданий, как «Opera Now», «OperaNews», «Opernwelt», оперных журналов. То есть они сразу попадают на страницы этих журналов, победители сразу становятся знаменитыми. То есть это такая ярмарка. И впервые это проходило в Москве. Весь мир был во внимании. Я могу сказать тоже, что все влюблены. Они все хотят опять в Москву. Я не думаю, что в следующем году это возможно, потому что просто конкурс проходит каждый год в разных странах. К. Ларина ― В разных. А там как система? Как они выбирают город? Д. Бертман ― Ну, вот как-то выбирают К. Ларина ― Не так, как на »Евровидении» — кто побеждает, тот и принимает на следующий год? Д. Бертман ― Нет, не так, нет. Сегодня, кстати, по каналу «Культура» будет идти запись финала в 22:20, по-моему, финала конкурса и финального концерта, который записывался. Очень сильные участники, сильнейшие. И конечно, жюри очень интересно голосует. Никто не обсуждает никого, то есть все голосуют просто «плюс/минус». К. Ларина ― То есть ничего не обсуждается? Д.Бертман: Выход спектакля — это стихийное бедствие на самом деле Д. Бертман ― Вообще не обсуждается. И компьютер считает. То есть здесь не может быть никаких влияний, ничего. То есть тут компьютер конкретно выдаёт результаты. И в этом году стала лауреатом из Уфы девочка, которая уже, кстати, в молодёжной программе Ковент-Гардена. Ей 21 год. И она, конечно, феноменальная. Мне сказали, что она вокалом занимается полтора года всего, классическим. К. Ларина ― Ничего себе! Д. Бертман ― Ну, вот такая природа уникальная и такая уникальная… К. Ларина ― А там есть ограничения по возрасту, кстати? Д. Бертман ― Да, там е сказать ограничения по возрасту. Там, конечно, принимают молодых. К. Ларина ― Молодых. «Дмитрий, была в четверг на »Бельведер-гала». Полный восторг! Очень высокий уровень конкурсантов. Почаще бы и побольше бы таких праздников души», — пишет нам Ольга. Видишь как? Д. Бертман ― Здорово! Спасибо. К. Ларина ― Это хорошо. «На днях смотрел по »Театр ТВ» концерты ваших выпускников. Какие лица и какие голоса на сцене! Спасибо!» Д. Бертман ― Спасибо! К. Ларина ― Вообще в восторге. Дарит любовь всем людям Дмитрий Бертман. Молодец! Д. Бертман ― Это приятно. К. Ларина ― «Были в декабре, 16-го, на »Летучей мыши». Зал слишком маленький для такого сильного звучания оркестра». Д. Бертман ― Ну, «Летучая мышь» идёт у нас в старом нашем зале, в колонном, зал Шаховской. Как он и ставился, этот спектакль, и мы его сохраняем в таком виде. Хотя всегда он продаётся, и мы могли бы продавать, мне кажется, на него Кремлёвский дворец съездов. Но в этом и уникальность этого спектакля, что каждый из зрителей может почувствовать себя гостями «Бала Орловского». То есть это уникальность. И мы стараемся сохранить это, несмотря на то, что это невыгодно абсолютно. К. Ларина ― Спрашивают уже про премьеры в следующем году. Но я бы хотела, прежде чем перейти к творческим планам, немножко про «Трубадура» поговорить, которого мы пока не видели, присутствующие здесь, в этой студии, но надеемся увидеть его осенью, в начале следующего сезона. Знаю, что там Сирия как место действия и как некий образ разрушения. Каким образом вообще вот эта идея возникла, Дима? Д. Бертман ― Ну, дело в том, что эта опера всегда связана с тем, что куча легенд: что не рассказать содержание, что Верди бутылку в баре каком-то замуровал для того, кто расскажет. К. Ларина ― Правда? Д. Бертман ― Да-да. Но там действительно как бы причинно-следственные связи всё время рушатся, и там очень сложно пронаблюдать сюжет. Но там есть главное — там есть две армии. И идёт борьба одного героя с другим героем из-за женщины Леоноры. И в конце концов, один убивает другого. И оказывается, что он брат родной того, потому что вот эта Азучена, цыганка, она его своровала, этого ребёнка, из замка, отомстив за свою мать, у которой сожгли ребёнка. К. Ларина ― Боже мой… Д. Бертман ― То есть там вот такой наворот, да. Мы, кстати объявляли конкурс на сайте — в 500 знаков рассказать содержание оперы. К. Ларина ― Содержание? Д. Бертман ― Да. И там выиграли… Очень смешные были версии. Мы хотели одну дать премию, но мы дали три, потому что просто невозможно было отказаться. Мы делаем такие викторины, типа «Эха Москвы». Вот мы берём пример. Поэтому я подумал, что вот два брата… Мне кажется, это такая интересная сегодняшняя тема, потому что… Я подумал — просто если с другой планеты посмотреть на нашу планету и рассказать инопланетянам, что там вот эти воюют с теми из-за того, то они просто скажут: «Сумасшедшие какие-то! Вы там в одной точечке существуете. И чего вы там находите? Вы все там братья. Мы все пятирукие, а вы все двурукие. И чего вы между собой воюете?» Ну правда, глупость какая-то, если на расстоянии посмотреть. И вообще надо всегда, мне кажется, дистанцироваться и смотреть хотя бы с птичьего полёта на ситуацию. Вот на самолёте летишь, и я иногда думаю: точечки-дома, а в каждой точечке живут 300 человек, и у каждого из них такие проблемы личные! К. Ларина ― Такие драмы, да. Д. Бертман ― Драмы, да. Они там в депрессиях. А сверху это уже всё не видно. Как-то надо смотреть, мне кажется, с высоты немножко. И я подумал, что надо как-то посмотреть и подумать, вот что сегодня, как сегодня может этот материал заиграть. И действительно, мы перевели. Я бы не сказал, что это точно… Ну, понятно, что это, наверное, Восток, что это Сирия. У нас тем более выставка идёт параллельно потрясающая, потому что фотокорреспонденты, которые были в Сирии, сделали фотографии, многие из них первый раз выставлены. Чудовищные просто! Страшно! Там есть одна фотография с котом. Я переснял себе на iPhone, потому что это просто… Когда разрушенный Алеппо полностью, вообще ни одной живой души, там просто катастрофа, и выбежал кот — красивый-красивый, пушистый кот! И он смотрит такими глазами, как будто ему 80 лет, как будто он что-то пережил такое страшное! И вот он — единственный живой с этими глазами. Вот эта фотография у нас на втором этаже была выставлена. Там всё время люди тоже её фотографировали, потому что уникальная. Она просто сама по себе произведение искусства, эта фотография, вне зависимости от Алеппо. Это просто такая последняя жизнь. И я придумал так спектакль, мы сделали. Кстати, мы сделали так, что не убивает ни вот этот мусульманин, не убивает ни этот христианин, который Манрико, и вот эта борьба, а убивает Азучена как манипулятор, который растила этого сына для того, чтобы его убить. То есть это такой синдром мести. И как бы этот спектакль направлен на антиместь и вообще то, что люди начинают мстить даже за предыдущие поколения, они не могут остановиться. И уже в новой жизни, когда уже нет проблем, они находят эти проблемы, чтобы мстить. У меня был такой случай в жизни, когда мне делали операцию в Германии 9 мая, в День Победы. И я, проснувшись после наркоза, подумал: это же вообще какое счастье. Мой дед в 42-м году погиб во время войны, его застрелил какой-то немец. И мог бы он себе представить, что я делаю 9 мая, в День Победы, эту операцию? К. Ларина ― Немецкий врач. Д. Бертман ― Немецкий врач потрясающий это мне делал. Мне кажется, это пример, вообще как мир должен развиваться. Мы должны останавливаться… Я помню, у нас был педагог Евгений Алексеевич Акулов, великий педагог, который вёл у нас анализ музыкальной драматургии, дирижёр. Он нам говорил: «Вы должны пресекать зло. Вот вам сделали зло — вы не отвечайте злом. Вот возьмите и остановите его. Если люди все начнут останавливать это зло, то как-то мир станет лучше». Я понимаю, что это утопия, наверное, потому что не все смогут остановиться. К. Ларина ― Да. Д. Бертман ― Но, в принципе, это мысль, которая меня заставляет часто возвращаться к этому. Вот это спектакль про это. К. Ларина ― Вот пишут: «Были в прошлую пятницу на »Трубадуре». Очень понравился спектакль. Кстати, купили на сайте билеты и на январь, и на февраль, и на март — на другие спектакли». Вот учитесь, дорогие друзья. Это можно. «Восхищена оперой «Набукко». «Дмитрий, мы с вами родились в один год, в Хэллоуин. Горжусь!» — пишет Анна. «Ваш гость перепутал! Азучена по ошибке бросила в печь своего ребёнка. Она мстила за смерть своей матери». Какой головокружительный сюжет, действительно! Д. Бертман ― Да… К. Ларина ― «Ваша театральная кошка Зиглинда ещё не вышла замуж?» Д. Бертман ― Зиглинда у нас самая большая звезда в театре. К. Ларина ― Это настоящая кошка, чтобы вы понимали, да, священная. Д. Бертман ― Это кошка, которая пришла к нам в период, когда мы въехали в здание. Там было огромное количество крыс. И она сама пришла с котёнком — и крысы прекратили своё существование. Это Зиглинда. Мы её назвали в честь вагнеровской героини. Она стала, в общем, главным персонажем театра. Она появляется одновременно в разных местах. Такой мистический персонаж, хозяйка. Мы все подумали, что это княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева, которая наблюдает за своей усадьбой. Она попала во все газеты в Международный день котов, в »Вечорке» вышла прямо на обложке. В общем, она звезда. Она выходит к зрителям, иногда выходит на поклоны с солистами. У неё есть любимый спектакль — «Царская невеста», где обязательно она выходит на сцену. Д.Бертман: Уже все оглядываются: «А не обижу ли я кого-нибудь своей постановкой?» К. Ларина ― Да ты что? Д. Бертман ― Обязательно. Притом она выходит в один и тот же момент и под музыку делает проходку по сцене. К. Ларина ― Да ладно? Д. Бертман ― Да-да-да. Она вообще уникальная. С ней играться очень опасно, потому что она кусачая. И у не появился сейчас Ромео из японского посольства — белый альбинос, кот, которого она приводит, показывает ему репетиции. Потом он уходит к себе в посольство и потом полдня ждёт её около служебного входа. Люди, которые приходят на служебный вход, могут его увидеть. Он там сидит просто и ждёт, пока Зиглинда выйдет. Вот такая история. К. Ларина ― Нечего добавить просто к этой истории. Верди отдыхает просто. Д. Бертман ― Да, она уникальная. И её обожает весь театр. У неё есть Instagram, кстати. Зиглинда Шаховская, Instagram есть. И там выставляют её фотки. К. Ларина ― Публикуют, да? Д. Бертман ― Да, очень интересные. Она интервью даёт. Фотографируют. Подписывает документы у меня на столе. То есть она везде. К. Ларина ― Ну, мы должны уже заканчивать. Я подготовила на финал «Трубадура», но это не твой «Трубадур». Но я думаю, что тебе всё равно понравится. Это Дмитрий Хворостовский, которого как-то хочется тоже ужасно поддержать. Д. Бертман ― Очень, да. К. Ларина ― Потому что я смотрела совершенно потрясающее по своей силе видео, его концерт в родном городе… Д. Бертман ― В Красноярске. К. Ларина ― В Красноярске, да. Ему очень тяжело, очень тяжело даётся. Д. Бертман ― Ой, дай Бог ему здоровья. К. Ларина ― И как он в конце выходит и говорит своему залу… А рука у него уже парализована, ему очень тяжело. Он говорит: «Я должен вернуться. Я должен вернуться». Д. Бертман ― Мы все верим в это. К. Ларина ― И хочется верить в то, что он вернётся. Д. Бертман ― Он замечательный человек. Мы очень дружим. Он друг и нашего театра, и он принимал участие в открытии. Он вообще потрясающий. И я очень надеюсь, что он продемонстрирует свою силу в этом. К. Ларина ― Силу, да. Спасибо, Дима, тебе! Д. Бертман ― Спасибо.

Ссылка на источник

admin @ 12:00 пп

Извините, комментарии сейчас закрыты.