Виталий Дымарский ― Добрый вечер! Программа «Все так плюс», программа, которую мы ведем из Санкт-Петербурга с местным петербургским историком Максимом Кузахметовым. Добрый вечер, Максим! Максим Кузахметов ― Добрый вечер! В. Дымарский ― Меня зовут Виталий Дымарский. И сегодня у нас очередная программа, очередная передача, посвященная на сей раз… Хотя сериал у нас называется «Романовы», на сей раз человеку, не носившему фамилию Романов, но тем не менее был особой хоть и не царствующей, но правящей в какой-то мере и носящей титул великого государя. М. Кузахметов ― Да, совершенно официально на каком-то этапе Никон носил титул великий государь. Поэтому игнорировать не можем, конечно. В. Дымарский ― Да. Ну, вот Максим, собственно говоря, и выдал уже имя нашего сегодняшнего героя. Патриарх Никон, чья жизнь, судьба и деяния, конечно, сыграли достаточно большую роль в истории России. Итак, патриарх Никон, мирское имя Никита Минин, родившийся в 1605 году в селе Вельдеманово близ Нижнего Новгорода. Дальше начинается небольшая сразу же загадка, потому что по одной версии это мордовская семья, в которой он родился, по другой версии – смешанная русско-черемисская семья. Это вообще имеет значение? М. Кузахметов ― Нет. В то время они все были, безусловно, православными, внешне друг от друга с трудом отличались. А любопытно вот тоже забегая вперед, откуда другие подробности? Это еще один яркий персонаж протопоп Аввакум прибавил все эти детали. Не знай, кого он еще происхождения, ваш этот патриарх Никон? Но безусловно это все были православные, не какие-то неофиты, но крестьяне. Это точно. Не дворянского происхождения. В. Дымарский ― Но, собственно говоря, патриарх Никон нас интересует, наверное, не с детства с его, – да? – которое прошло достаточно традиционно. Чему-то его учили. Грамоте его приходского там священника. М. Кузахметов ― Нет, все-таки это надо упомянуть отдельно, потому что подавляющее большинство людей, особенно крестьян… крестьян были вообще неграмотными. Это им было ни к чему. И тут какая-то, наверное, у этого мальчика еще с детства была внутренняя сила и тяга к знаниям. Ну, якобы ушел он из дома в 1-й раз в 12 лет, потому что поссорился с мачехой. Ну… Ну, не важно. Мало ли кто приходил там в монастырь трудником или послушником? Это тоже ничего не значило. Это не значит, что в монастыре непременно выучился читать и писать. Но он именно в детстве приучился к грамоте. И даже потом, когда вернулся в родную деревню к родителям, то вот его односельчане, соседи были так впечатлены, что мальчик крестьянский, а такой вот, оказывается, образованный. И он стал священником сначала в соседнем селе. Женился там, кстати, по настоянию родителей. И дальше вот началась его карьера именно церковная все-таки с гораздо более раннего возраста, чем у Филарета, у которого все это случайно произошло. Просто насильно в монахи постригли. А тут человек как будто бы, ну, как минимум с юности уже выбрал себе путь клирика. И важное событие было, что вот он еще совсем молод, а вроде бы так… такой правильный священник, что его в 1626 году, а это ему всего лишь 20-21 год, – да, – его пригласили в Москву как будто бы купцы какие-то, узнав, что есть вот такой молодой, такой правильный, набожный, в новую церковь позвали его священником именно туда. И вот дальше постепенно и начинается карьера. Не быстро все это происходило. Не мгновенно. Но прожил он достаточно долгую жизнь. И, может быть, так мы о нем бы ничего и не узнали, там бы он был одним из тысяч русских священников, если бы не трагедия в его семье. У него умерли один за другим все его дети. И это так потрясло. Ну, тогда он еще был не Никон, но он был еще просто обычный священник Минин или Минов – по другой версии, что он решил уйти в монастырь. Но так, как он был женат, то для начала ему пришлось решить специфически вопрос с женой. Ему пришлось ее убедить. И более того дать за нее денег, чтобы ее приняли в монастырь, и были деньги на ее содержание. А потом уже самому отправиться в очень, кстати, неблизкий путь. Решил-то он не поближе где-нибудь к Москве найти себе как в детстве монастырь, а отправился он далеко на север, знаменитый… знаменитая там группа эта архипелаг Валаам. И не в сам Валаамский монастырь, а в один из… В. Дымарский ― Ну, Соловки же, да? М. Кузахметов ― Ой, Соловки. Да. Прошу прощения. Соловки. Да. На Соловках. Извините. А на один из скитов, так называемый Анзерский скит, где вот он хотел найти покой и уединение. А Анзерский скит, тоже надо оговориться, – такое специфическое… Ну, у нас под скитом, как правило, подразумевается какое-то уединенное проживание, но вообще с годами, там за столетия скит тоже мог превратиться в огромный монастырь, подчиненный просто более другому монастырю. На каком-то этапе и Анзерский скит – это было уже многоэтажное здание, в котором жило несколько десятков людей. Но в ту эпоху, когда он туда добрался, когда там был уважаемый человек по имени Елеазар, главный, – да? – там в этом скиту. И было у них специфическое правило, что каждый должен селиться не ближе одного километра от другого из обитателей этого скита. Ну, что может быть еще лучше – да? – для одиночества, для общения с Богом? Тем более все это, еще раз повторимся, далеко на севере. Соловки. Но тоже на всякий случай объясним, что, ну, они не выжили бы там, если бы их фактически не содержали, не были выделены специальные деньги, в этой участвовала, кстати, и царская власть, чтобы хоть какая-то копеечка на каждого монаха… Ну, просто был бюджет на это на все, чтобы какие-то продукты им там централизованно завозили. Понятно, что помогали и окрестные жители. Но иначе бы они просто не смогли там прожить. И вот тут вот раскрылась удивительная черта впервые у Никона, как бы это сейчас назвали – крепкий хозяйственник. Вот помимо того, что каждый из его соратников должен был отвешивать какое-то невероятное количество поклонов, прочитать невероятное количество слов, ну, там все очень строго было у них в монастыре организовано, он умудрился еще организовать дополнительный доход. С помощью окрестных крестьян добиться каких-то привилегий. Ну, например, что вот ловить рыбу хочешь рядом с нами? А вот у нас царская грамота, что за это нам полагается там треть твоего улова. Ну, условно говоря, там. Разные были формы. Именно ему на каком-то этапе Елеазар и доверил всю хозяйственную деятельность этого скита. Это все-таки не такие в буквальном нашем представлении отшельники, которые живут пищей… Ой! Живут в пещере и питаются там тем, что птички принесут. Нет. Надо было как-то выживать им. И возник на каком-то этапе конфликт, потому что Никон оказался не просто молодым, но еще очень амбициозным клириком, который видел, наверное, свою роль гораздо шире, чем просто хозяйственник – да? – при каком-то скиту. Он поссорился с Елеазаром и вскоре перебрался в Кожеозреский монастырь. Это тоже все далеко на севере современной Архангельской области, где достаточно быстро уже через 4 года оказался игуменом. Там же было серьезное самоуправление в монастырях… В. Дымарский ― … выборная должность? М. Кузахметов ― Да. Оговоримся, что, ну, это тема отдельной, наверное, передачи, как было убито все самоуправление в городах в России, а вот тем не менее в монастырях самоуправление присутствовало. Да. И он оказался… Вот братья такого правильного, начитанного да еще и крепкого хозяйственника выбрали игуменом, то есть руководителем монастыря. И дальше произошло событие, ну, не сразу, а там через какое-то время, тоже благодаря специфической традиции, он поехал представиться царю. Все-таки монастырей хоть и были десятки: какие-то упразднялись, какие-то вновь открывались, но тем не менее царь все-таки – это же… В. Дымарский ― Да. И здесь надо просто напомнить нашим слушателям, что он пришел… поехал представиться Алексею Михайловичу. М. Кузахметов ― Да. Но… В. Дымарский ― Герой… герою нашей предыдущей программы. М. Кузахметов ― Который вот как раз только-только пришел после смерти отца во власть. И по старинной традиции игумен едет в Москву просто представиться царю, познакомиться с ним, ну, благословения как будто бы попросить. Хотя случаи когда вдруг ни с того, ни с сего царь отказывал в аудиенции, ну, на том так вообще не было. И вот чем-то он так очаровал царя, а скорее всего помогли еще и клирики, которые имели большое влияние при дворе, которые строили планы серьезных реформ, что по совету, совету друзей там, – да? – или, как мы уже упоминали, по совету ближайшего учителя и наставника Алексея Михайловича Бориса Морозова, он попросил, царь попросил Никона остаться, такого ученого, такого грамотного, хорошего да еще и хозяйственника остаться в Москве и стать архимандритом Новоспасского монастыря. Пришлось патриарха об этом попросить, потому что… Это опять-таки перешагнув – да? – всю избирательность, а вот это отельный случай. А давайте-ка тут не будем братьев спрашивать, а сами все решим. И таким образом Никон оказался уже не просто в Москве… В. Дымарский ― В принципе у нас демократия, но ведь… М. Кузахметов ― … особый случай… В. Дымарский ― … правильное решение. М. Кузахметов ― И братья, кивая головой, ну, да, а что будем спорить? Вариант-то хороший. Никто там не сопротивлялся. Это все любопытно вот на этом этапе, потому что дальше то, что вытворили Никон и особенно Аввакум, когда не боялись ничего поперек власти говорить. Об этом мы можем с нынешними церковными иерархами… даже мечтать уже не можем об этом уже. В это невозможно поверить, что какой-то патриарх мог перечить царю-батюшке, помазаннику Божьему. Так вот он остался в Новоспасском монастыре, стал вхож уже и не просто в ближний круг царских советников, а образовался так называемый кружок ревнителей благочестия. Тут надо отвлечься, потому что православие в то время было на Руси уже сотни лет, пришло оно, как знаем мы из Греции, но в силу того, что книги много раз переписывались, долгое время присылали всех высших иерархов напрямую из Греции, из Византии. Византия к тому времени исчезла. Хотелось черпать как будто бы духовные силы истинные из самой Палестины, а начались всякие религиозные разногласия и разночтения, когда всякий умник говорит: «Ну, позвольте, вот тут в Евангелие так написано, а вы вот так совершаете». То есть нам это сейчас с высоты людей, образованных, в ХХI веке кажется немыслимым. Как можно убивать человека за то, что он крестится не двумя перстами, а тремя или одним?! Или вот крестный ход по часовой стрелке или против часовой стрелки? А в то время вот именно вот эти, казалось бы, пустые формальности и привели к драматическому событию в истории нашей страны – к церковному расколу. Вообще-то вопреки заблуждению вовсе не Никон был энтузиастом всего этого дела. Там были другие ревнители старины, которые считали, что надо как-то упорядочить… Но дело в том, что не было какого-то уникального образца. Мы упоминали вообще еще в 1-й передаче, что еще Филарет вел переписку с греками. Так вот как там? Поистине, как это было во времена отцов-основателей старше сказать, полторы тысячи лет назад как это? Правильно ли мы перевели? Были же любопытные даже не то, чтобы ошибки, а специфика перевода. Например, это именно вот в эту реформу, – да? – например, имя Иисуса стало писаться с двумя «и» подряд. Откуда они взялись? В. Дымарский ― Иисус. М. Кузахметов ― Иисус. Да. Ну, это так вот перевели буквы, грубо говоря, фонетически так. А как было истинно? А как его звали? Где там? Может было как у евреев Иешуа, например? Может шипящая там была? Ну, так вот надо было как-то упорядочить? Все соглашались. И дальше возникло серьезнейшее разногласие, на что же все-таки ориентироваться, потому что единогласия у этих всех религий старины не было никакого. Еще раз повторимся, нашему православию сотни лет, и оно живет. Вот посмотрите, мы в центре христианского мира истинного. Не эти католики, не эти вероотступники. А Византии нет, потому что греки, значит, что-то неправильно читали. Где-то вот они неправильно обряды, значит, совершали. Почему мы должны на них ориентироваться? Это говорили… говорила одна – да? – часть ревнителей старины. А другая говорила: «Нет. Ведь на чем все написано? На греческом. Ведь мы переводили. Ведь оттуда к нам пришла вера. Из Византии. Значит, нам надо вернуться к истокам. Давайте спрашивать умных людей, знающих». И тоже любопытную роль сыграли… Целая делегация приехала из Киева… Тоже не будем скрывать, православие 1-е серьезное было киевское. Еще не было никакой Москвы, а уже в Киеве русские люди почитали православную веру. Значит, может быть, там у них какие-то более истинные книги. И тут вот… Ну, опять-таки это все по рассказам современников того времени. Приехавшие киевские книжники, которых попросили помочь в правке книг, они-то еще по православному же, по русскому говорят. Но не будем погружаться – да? – украинский или русский? В. Дымарский ― Не будем. Да. М. Кузахметов ― Они уже… у них все правильно было переведено. И вот тут якобы приехавшие из Киева книжники обидели со своим неуважением… Ну, вы тут в Москве, у вас-то когда… когда ваш город-то построили? Откуда ваши первые книжки взялись? Ой, да вы тут еще и с ошибками пишите-то. Обидели вот своей заносчивостью. Поэтому придумали решать все-таки как-то самим. Но единогласия не было никакого. И тут вот Никон умудрился взять власть в свои руки и пригодилась ему, может быть, какая-то особенная воля, потому что он не стал дожидаться, пока там соберутся все соборы, пока все договорятся меж собой, пока придут к какому-то общему решению, а он сумел… Ну, вот тут я считаю, проявив в том числе и личную инициативу, возглавить вообще всю московскую патриархию. Как будто бы его попросили, попросил его лично Алексей Михайлович. В. Дымарский ― Ну, там сложная… М. Кузахметов ― … сложнее… В. Дымарский ― … сложная история. Да. М. Кузахметов ― Были другие претенденты. Предлагали другим людям… В. Дымарский ― Были другие претенденты… М. Кузахметов ― … более заслуженным все-таки. В. Дымарский ― Ну, вот этот Стефан Вонифатьев, да? М. Кузахметов ― Да. А он отказался. В. Дымарский ― Он считался… Он считался главным кандидатом, но он отказался, посчитав, – а это вообще довольно любопытно, – что Алексей Михайлович, царь… М. Кузахметов ― Хочет видеть… В. Дымарский ― … хочет видеть другого человека, а именно Никона, который был действительно фаворитом. Да? М. Кузахметов ― Да, на том этапе да. Но как мы из последующих событий увидим… В. Дымарский ― Да, там… М. Кузахметов ― … Алексей Михайлович тоже потом мог легко передумать и переменить свое решение. Каким бы он ни был помазанником Божьим, а такие человеческие ошибки совершал невероятные… В. Дымарский ― Но тем не менее… Тем не менее вот таким образом Никон стал… так или иначе стал… М. Кузахметов ― Никон возглавил – да, – православный мир. У нас Москва – 3-й Рим. В то время это была уже идея, овладевшая массами. И он стал патриархом. То есть он обрел реальную власть. Не просто уже… Тут надо тоже напомнить, что это была не просто власть над клириками. В ту эпоху он обладал колоссальными ресурсами. И, кстати, одно из первых, чем он занялся, – это вовсе не реформа была собственно церкви или поиск каких-то общих традиций, там общих обрядов, унификация так называемая, а он хотел решать опять-таки административно-хозяйственные вопросы. И это был один из первых конфликтов его с царем, потому что совсем незадолго до прихода к власти осторожный и такой аккуратный Алексей Михайлович продавил решение на соборе, что вот это все, конечно, земли монастырские ваши, но давайте-ка все, что собирается и приходит в Москву, ну, наверное, нам виднее, царю-то виднее как распределять дальше, что на монастыри, что на какие-то более острые нужды. С предыдущим патриархом он решил это, а тут пришедший к власти Никон хочет все это вернуть обратно. Так, давайте мы свои финансовые вопросы будем решать самостоятельно. Тем более посмотрите, какой вот я способный и талантливый, как я доходы повышаю. В. Дымарский ― Ну, вот вообще он требовал, собственно говоря, царской власти не вмешиваться в дела церкви. М. Кузахметов ― Да, это надо напомнить. Да, действительно. Спасибо, что напомнили. Еще при воцарении он действительно ловко вывернул все… В. Дымарский ― При интронизации. М. Кузахметов ― При интронизации. Да. Что публично вынудил Алексея Михайловича дать обещание не вмешиваться в церковные дела. То есть вот все выглядело так, как будто его уговаривают, он говорит: «Ну, хорошо. Так и быть, я буду вашим патриархом, но вот поклянитесь мне, что вот в наши внутренние дела светская власть не вмешивается». И Алексей Михайлович как человек… Я все-таки считаю, не то, чтобы мудрый, а скорее там хитрый и в чем-то там слабый. Ну, не стал на том этапе спорить. Потом решение это… В. Дымарский ― Отыграл обратно. М. Кузахметов ― Отыграл – еще как! – обратно. Так вот действительно пришел к власти Никон. В. Дымарский ― А вот извините, Максим, я нашел даже цитату. Царь поклялся «послушати его, — ну, то есть Никона, да? — во всѣм, яко начальника и пастыря, и отца краснѣйшаго». М. Кузахметов ― Но это так все красиво написано, если почитать. Опять-таки как они между собой общались, каким слогом! Кто, кому, чего сказал. Кто, кому, что ответил. А потом он такое процитировал. И нечего им было сказать на это. И все замолчали. Ну, понятно, что все это красиво изложено. Я не думаю, конечно, что они там препирались, обзывались. Хотя в последующем там и Никон мог легко там обидные вещи написать. Но на том этапе, наверное, все выглядело с должным благочинием. И вот наконец-таки, прибрав к рукам власть… Ну, по началу он прибрал власть все-таки над клириками, а дальше там вполне умело Никон добрался уже фактически и до светской власти. Но первым он начал вот свою реформу, причем начал ее достаточно решительно и, трудно даже поверить, стремительно и скоро, что да хватит ждать, пока там договорятся все книжники и каноники, как должно быть. И, грубо говоря, просто волевым решением, разослав специальное письмо во все приходы, объяснил, что вот теперь креститься тремя перстами, теперь ходить по часовой стрелке в крестный ход. Ну, там еще всякие в основном формальные вещи. А вот вам правильная книга, где все исправлено и все написано, и в том числе как правильно читать и произносить имя Иисуса. Но чуда не произошло. Начался так называемый церковный раскол. И первыми выступили против патриарха его же ближайшие соратники, члены вот его же кружка, те люди, с которыми вроде бы он все эти реформы задумывал, те люди, которые соглашались, что надо все унифицировать, они же фактически и подняли этот бунт. Еще раз напомним, что все понимали, что надо унифицировать, но не соглашались на что именно. Например, ну, в последующем это главный был оппозиционер – протопоп Аввакум, он говорил, что истинное-то теперь у нас. Это вот… Вот как написано, неважно там с ошибкой, как вот по-русски это было написано, это истинное. Это греки должны подстраивать свои книжки под нас. В. Дымарский ― Максим, ну, я понимаю, что современным людям это трудно понять, в чем уж такая разница, – да? – доведшая русскую церковь и православие до такого раскола. Да? М. Кузахметов ― До кровавого раскола. В. Дымарский ― До кровавого раскола. Как двоеперстие или троеперстие. Да? Но это же просто… Это же не более, чем символы. М. Кузахметов ― Да. Сохранилось… Сохранились даже письма. Пишет Никон восточным так называемым патриархам – да? – в Палестину: «Ну, а как правильно? Вот в обрядах-то как правильно?» И они ему отвечают: «Так ведь не это главное. Главное же – это же вера вот, истина. А там разница: двумя, тремя, одним перстами? У нас же в книгах по-разному написано. Да где-то там одним перстом». Да вот… вот про… про… В. Дымарский ― … два перста там есть… М. Кузахметов ― … два или три. Как читать там, например, в греческом действительно отличается одним или двумя там можно найти. Но это все неважно. Какая вам разница по часовой или против часовой ходить? В. Дымарский ― А почему ж такое значение придали? М. Кузахметов ― Тут я думаю, может быть, все бы они так поговорили бы и разошлись, если б вот не пересеклись внутренняя сила характера и какое-то определенное властолюбие, что на каком-то этапе для Никона все эти вопросы стали уже принципиальными. Он действительно двигался к абсолютной власти, причем он не разделал уже на этом этапе власть церковную от светской. И в течение последующих нескольких лет он всю эту власть фактически к рукам прибрал. Мы еще вернемся к протопопу Аввакуму, которого сразу… Вот опять-таки тут решительность пригодилась Никону, который не стал там ни о чем переживать, первым делом протопопа Аввакума просто бросили в темницу. Ах, ты не согласный, капризничаешь? Ну, и все. Черт с тобой. А дальше Алексей Михайлович, он такой человек осторожный, он там… Ладно, это ваши церковные дела. Но при этом не согласился – да? – возвращать бюджетные ресурсы обратно в лоно церкви. А вскорости начались конфликты на Украине, началась русско-польская война, о которой мы говорили. Царю стало не до того, какие там у вас дела. Вот вы там как-то решайте свои вопросы в административном порядке, внутри, – да? – в церковном. И даже доверил… Тоже мы… Не просто прибрал к рукам там сам по себе Никон власть, а он официально стал именоваться великим государем, и множество вопросов государственного управления Алексей Михайлович ему реально доверил. Вот я уезжаю, на фронт ухожу, возглавив… В. Дымарский ― А ты оставайся на хозяйстве. М. Кузахметов ― … наше доблестное войско, против католиков идем воевать. А ты оставайся на хозяйстве. Да. Умеешь ведь организовать как-то правильно сбор денег. Вот. Решай тут какие-то вопросы. Мы тебе все доверяем. Тем более что проявил он себя… И проявил он себя как администратор блестящий действительно и решительный, и самостоятельный. Вот принял решение и добивается его неукоснительного соблюдения. Другое дело, что, тоже надо оговориться, скверный характер ему повредил. То есть вот он оказался Никон совершенно негибким человеком, очень упрямым. И то, что ему в последствии вменяли в вину, он ударить мог… То есть на том этапе… Ну, или как писали очевидцы, вот пока он был обычным священником без образования, как он привык со своей паствой, чуть что там, кто-то пришел, провинился, согрешил, клюкой по голове его. Ну, вот он таким и остался, уже возглавив церковь. В. Дымарский ― Максим, ну, я Вас не буду бить клюкой по голове, а просто остановлю, потому что нам сейчас время уступить место новостям, после чего продолжим программу «Все так». ********** В. Дымарский ― Еще раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Все так». Максим Кузахметов – наш сегодняшний гость, петербургский историк. Меня зовут Виталий Дымарский. И ведем нашу передачу из Санкт-Петербурга, из отеля «Гельвеция». И посвящена она патриарху Никону, человеку, который внес раскол в православную церковь. И этот раскол, который, в общем-то, до сих пор, кстати, говоря, сохраняется. Хотя там вроде произошло перемирие – да? – между официальной РПЦ и старообрядцами. Во всяком случае, старообрядцы допускаются, как я понимаю, в церкви. И формально, еще раз говорю, что перемирие произошло. Хотя… Хотя на самом деле думаю, что все-таки, как по старому анекдоту, осадок остался. М. Кузахметов ― Еще какой осадок остался! И это болезненная тема до сих пор. Кто истинный, а кто предатель? И кто коллаборационист, а кто сохранил… В. Дымарский ― Как правильно: двумя перстами или тремя все-таки? М. Кузахметов ― Да, кстати, вопрос так и не решенный до сих пор, что истинное. Просто сейчас уже, к счастью, наверное, никого сжигать за это не будут. И на том спасибо. Ну, так вот… В. Дымарский ― А кто его знает? М. Кузахметов ― Нет, надеюсь обойдется. Не хочу про это думать. Так вот возвращаясь к возвышению Никона, напомним, что став патриархом, он вскорости прибрал к рукам практически и светскую власть, потому что Алексей Михайлович в Москве бывал достаточно редко, кипела кровавая война с поляками, которая вместо быстрого освободительного… вместо маленькой победоносной войны затянулась на долгие годы. И в это время крепкий хозяйственник Никон, прибрав к рукам практически всю власть, развернул в том числе и активную строительную деятельность. То есть он не решил не просто… В. Дымарский ― Строительную в том смысле, что он начал не жилье строить для людей, а монастыри. М. Кузахметов ― Нет, не для малоимущих, а в своем понимании. Да? Как бы… В. Дымарский ― Ну, монастыри. М. Кузахметов ― Мы должны вернуться к истокам. Мы должны… чтобы люди были более набожными, чтоб вера была более истинной. А что для этого проводники? Это монастыри. Более правильные, более новые монастыри, более крупные. И действительно вот как раз как ни парадоксально, но как минимум два из основанных им 3-х монастырей очень знамениты. Это Валдайский монастырь и Новоиерусалимский. Он еще основал Онежский. Онежский – это где-то далеко на севере. А хочется-то всегда поближе приехать. Да? И соответственно деньги выделить как любому монарху. С трудом там до Соловков лишний раз доберешься, а вот так хорошо, съездил на выходные где-нибудь поблизости от Москвы, заодно и купола позолотили там на твои ресурсы. Так вот он действительно в 1653-м основывает Валдайский монастырь и в 1656-м – Новоиерусалимский монастырь, что ему потом отдельно припомнили. Это было грандиозное строительство. И на каком-то этапе все-таки, я думаю, крыша у него поехала. Не будем там церемониться. Возомнил он себя истинным правителем. А этот молодой Алексей Михайлович, видите ли, еще и музыку любит, да еще и какие-то театры там устраивает. В. Дымарский ― В шахматы играет, стихи пишет. М. Кузахметов ― Шахматы… А шахматы, кстати, шахматы осуждалась игра. Вообще любая игра осуждалась. Что-то там… И не слушается уже. И вот конфликт постепенно обострился до такой степени… Ну, тут я считаю, конечно, Никон просто потерял чувство реальности. В 1658 году он просто отказался и пост свой покидать и обязанности свои исполнять, и уехал в свой любимый Новоиерусалимский монастырь, который он хотел сделать центром православия, но… но и назвал его тогда Новый Иерусалим. Тут вот, кстати, он парадоксально все совмещал в своем представлении. С одной стороны он хотел вернуться к греческим обрядам, а с другой стороны так, как вся Греция под турками, так, как Византии нет, а мы – 3-й Рим, так мы и станем этим центром вселенной. Тоже можно любопытно отвлечься или напомнить, что какой патриарх и за кем следует – тема болезненная до сих пор, кстати, нерешенная. Ну, хорошо. Главный там, так уж сложилось, константинопольский. А вот кто 2-й? А кто 3-й? и до сих пор эта тема не решена, ну, формально 5-й все-таки московский, потому что до него еще иерусалимский, а еще антиохийский, а еще александрийский. Ну, хочется-то в этой иерархии тоже повыше подняться. И торгуясь с этими патриархами, которые всегда были и в эпоху арабского нашествия и во время османского завоевания, и там обширную переписку с ними вел Никон. Так вот. Ну, мы на каком-то… может и сами провозгласим главным патриархом. Что мы этого константинопольского там еще разрешения, видите ли, у него спрашиваем, который сам отступник. Так вот уезжает в Новоиерусалимский монастырь Никон. И почему-то он был в совершеннейшей уверенности, что сейчас к нему придет Алексей Михайлович просить прощения. То, что он Тишайший, то, что он набожный, потому что он без светской власти никто. Да мало ли как мы его, возвращаясь там к традициям Римских пап, сейчас отлучим от церкви, и он к нам в Каноссу придет на коленях стоять и прощения вымаливать как германский король Генрих. И не сложилось. И вот этот тихий и робкий, и вежливый, воспитанный Алексей Михайлович не приехал почему-то. А время-то идет. Проходит год. Алексей Михайлович-то тоже свои интриги там плетет. Проходит 2-й. Но Алексей Михайлович – это не Никон. Он-то не выйдет на кафедру и не скажет: «Так. Все. Этого увольняем. Будет у нас теперь новый патриарх». Вот в католической церкви там могло быть сразу три Римских папы. Но вот в русской до этого не дошло. И ситуация, как бы мы сейчас сказали, повисла в воздухе. Алексей Михайлович попробовал организовать собор, чтобы как-то решить эту проблему нужно ж собраться… уважаемые люди. Раз патриарх не служит, от чина не отказывается, ну, как-то надо отстранить его от должности. Но собрались на собор люди такие же нерешительные. А давайте спросим все-таки более важных, более знающих людей. Давайте позовем кого-нибудь такого вот, кто будет уже неоспоримый авторитет – восточных патриархов, вот тех самых четверых там, которые в Иерусалиме, Константинополе побольше нашего знают, откуда наша вера пришла. Очень удобное решение. Не то, чтобы они для нас там такие вообще-то авторитеты, а просто очень удобно на них свалить это все, потому что никто не готов брать ответственность на себя. А история не быстрая. Представляете, там на Украине кипит гражданская война, ехать надо за тысячи километров, ехать надо кому-то из этих патриархов из Александрии, например, – да? – из Египта на незнакомый север, где никто никогда из них не был. И тем не менее настойчивость клириков, настойчивость даже Алексея Михайловича… А главное, что Никон тоже был уверен в своей правоте и тоже не возражал. А! Хорошо. Пусть приезжают эти книжники. А я знаю, как с ними поговорить. Он очень был человек образованный и легко цитировал Библию. А в Библии же можно найти цитаты на все случаи жизни. И прошло еще 6 лет прежде, чем в Москву действительно добрались два восточных патриарха: антиохийский и александрийский. То есть это, казалось бы, такие неоспоримые авторитеты. Тут еще одно любопытное обстоятельство. Они так долго ехали, что к тому моменту, когда они все-таки добрались до Москвы, константинопольский патриарх, который считался 1-м, он их лишил сана за отсутствие на посту, на кафедре. Прошло столько времени, их нет, сведений о них никаких нет, надо нового назначать. Ну, тоже забегая вперед, скажем, что потом прошло еще время и он отменил свое решение, но зато можно было спекулировать дальше на том, что соответственно к тому моменту, когда будучи в Москве два восточных патриарха принимали решение в обсуждении, а они были отстранены константинопольским. Ну, сколько коллизий, да? И тем не менее тут вот на весах, кто за кого, Никону, ну, я считаю, что просто в какой-то степени не повезло. Не повезло в 1-ю очередь в силу его личного упрямства. Он был настолько бескомпромиссным да еще и грубоватым, вот как мы уже говорили, клюкой там мог по голове там кого-нибудь из паствы стукнуть, если не согласен. Он абсолютно был нетерпимый человек. То есть собрались уважаемые люди с окладистыми бородами, ищут какой-то компромисс, а Никон сидит у себя в Новоиерусалимском… Новоиерусалимском монастыре и говорит: «А вы мне никто. Вы мне вообще не указ. Вы все еретики и отступники». И состоялось историческое решение, вообще невероятное, – да? – неслыханное, когда были вменены Никону всякие страшные грехи, преступления, и он был официально отстранен. И все это решение было освящено присутствием патриархов восточных, а не каких-то там самодеятельных. Любопытно, что вот ему вменили в вину. Ну, там понятно, что он царя обидел, а царь помазанник Божий. Чем обидел? Уехал, ну, и свои обязанности не справляет. Но любопытны другие вот обвинения, что он взял на себя слишком много, возомнил себя вершителем судеб и даже вот приказал назвать монастырь, в котором сидит, Новым Иерусалимом. А это уже значит вознесся. А кто ему дал такое право? На каком основании? То есть он чуть ли себя не новым миссией хочет назвать. А это уже серьезный грех. Это серьезное преступление. Так ведь еще и… Как это называется? Анафемствовал восточных патриархов, этих уважаемых людей, тоже сказал: «Да кто вы такие?» Он там очень ловко, конечно, писал им письма, обзывая их… Ну, легко обозвать там человека Иродом или там Понтием Пилатом. Да? Но это так он обзывал царских слуг. А тут он для восточных патриархов подбирал таких редко упоминаемых персонажей из Библии, чтобы одновременно их и убедить… и обидеть, и унизить. И такими гадкими вот именами… Там одного женским именем называл. Ну, в общем, конечно, все это ему с рук не сошло. Все это ему тоже припомнили. Ну, и в том числе еще и такие уже просто хулиганские выходки, что вот он, например, бил своего духовника, духовного отца бил просто. Да? В. Дымарский ― Никон? М. Кузахметов ― Никон, патриарх, поколачивал его. Ну, человек был нетерпимый, злой. Чуть что не по нем, мог и такое себе позволить. В. Дымарский ― Ну, вот еще там и царя оскорбил… М. Кузахметов ― Царя… В. Дымарский ― … было ему поставлено. М. Кузахметов ― Ну, он так уже более деликатно… В. Дымарский ― Но тем не менее. Но, видимо, это все тем не менее для нас оскорбление… М. Кузахметов ― Годами… В. Дымарский ― Да. Вот цитата: «Царь, — писал про Алексея Михайловича Никон, — латиномудренник, мучитель и обидник, Иеровоам и Озия», и то, что Российская церковь в латинские догматы впала, больше всего обвиняя в этом Паисия Лигарида. М. Кузахметов ― То в чем они все друг друга в 1-ю очередь любили обзывать, это в латинсвте, в латинянстве. Это было самое страшное преступление – отшатнуться в сторону католиков. И это, кстати, легко припоминали раскольники. Как вы вообще можете с этими греками иметь дело, которые заключили Флорентийскую унию с католиками?! Ну, напомним – да? – на всякий случай, когда уже Константинополь доживал последние годы Византии, ну, судьба ее практически была решена, но последняя попытка организовать новый крестовый поход, спастись от османского завоевания, какие там принципиальные разногласия с Римским папой? Поверь. Хорошо. Мы признаем там догматы и объединяем все, только помогите нам. Не пригодилось в итоге. Да? И потом и константинопольский патриарх последующий отрекся от всех этих флорентийских соглашений. Но тем не менее было такое у вас? Отступили от веры? Все. Не истинные. Как же мы можем их все слушать? Так вот скверный характер Никона сыграл дурную службу. Так он вообще ни на какие компромиссы не был готов. И даже духовника своего поколачивал. То в итоге он оказался в абсолютном одиночестве. Все от него отвернулись. Да еще и после решения восточных патриархов, ну, не осталось у него шансов, и он был уже официально сослан. Ну, кстати, сравнительно мягкое наказание. Его, правда… В. Дымарский ― … в Ферапонтов монастырь – да? – он… М. Кузахметов ― Да. А это вот в Вологодской области. Разжаловали его вполне деликатно. Его не расстригли вовсе, но понизили серьезно его. В. Дымарский ― Не расстригли и не расстреляли – главное. М. Кузахметов ― Спасибо, что не расстреляли. Отправили его в Ферапонтов монастырь, потом в Кирилло-Белозерский. Кстати, он там сравнительно в неплохих условиях еще содержался по сравнению со своими идейными врагами. То есть вот отвлечемся – да? – частично, потому что там в параллель идет потрясающая судьба протопопа Аввакума. В. Дымарский ― Да, ну, это обязательно надо его упомянуть, потому что это как бы антипод Никона. М. Кузахметов ― Любопытно, что познакомились они в полном вот согласии, что надо унифицировать все обряды. Знакомство их было сначала очень близким и хорошим. Еще невероятно, что они… Они же родились там в соседних селах практически, – да? – происходили из одного места – из Нижегородской области. Ну, сейчас область, тогда просто округа Нижегородская. Вот. И кратко, конечно, надо упомянуть и протопопа Аввакума. Человек, конечно, исключительной тоже судьбы. Он родился в 1620 году. Он помладше был Никона. И вот прославился еще в молодости потрясающий вот… это как ревнитель до истинности. Легко тоже мог свою паству поколачивать вот за любой грех. Обличал там, кого попало. Никакого прощения. Что? Мясо поел в скоромный день? Получи палкой по голове. Ах, там не 3 поклона, а 2 только отвесил? Получи 2 раза палкой по голове. И у него были поразительные конфликты с паствой собственной, что пришлось… приходилось сбегать. Его били собственные прихожане за все его выходки, потому что он мог отказать там в крещении, отказать в отпевании. А вы… Вот в глазах ваших не вижу истинной веры. Ну, потрясающий человек. Причем он же был простой поп. То есть у него была жена, дети у него были. И там… Ну, живучий оказался, правда. То есть на каком-то этапе он уже стал местной знаменитостью. Проплывает, например, там по Волге, допустим, боярин Шереметьев. Любопытно с таким человеком пообщаться. Ну, ладно, поговорили. Ну, и заодно давай-ка вот благословение моему сыну. А Аввакум говорит: «Не буду благословлять твоего сына. Не вижу в его глазах… Он без бороды. А без бороды – это все. Преступник значит». Представляете, вот кстати, до Петра была молодежь прогрессивная, прозападническая. Сын боярина ходил без бороды. Какой-то еще, не дай Бог, там в немецкой или польской одежде. Ну, Шереметьев разгневался: «Какой бы ты ни был там, понимаешь, истинный, в Волгу его бросить». И там чудом Аввакум выплыл. А до этого как его там поколачивал… Там не осталось имени человека. Тоже упомянут как начальник. Обидевшись, сбежал он, значит, из своего… из своей собственной церкви. Осел он в городе Юрьевце, но и там быстро перессорился. А там он стал наводить порядок среди коллег по церковному цеху, обличая своих соратников-попов, что те живут с блудницами, никаких постов не соблюдают. Ну, кончилось для него это тоже все плохо. В конце концов его же вот соратники… Ну, не соратники, наверное. Они его избили до полусмерти. Он чудом остался жив и просто тоже в очередной раз сбежал. Сбежал уже в Москву с семьей. Чудом спасся. Ну, трудно осуждать его. Да? Ну, мешал людям жить. В. Дымарский ― Что его поссорило с Никоном? М. Кузахметов ― Ну, с Никоном поссорило то, о чем мы говорили. Несогласие с тем, какая именно должна быть унификация. Аввакум считал, что истинная вера, она у нас, в Москве, вот в нашем православии, на нашем русском языке и в наших книгах. А вот все, что там греческое и полулатинянское – это нам все чуждое, это все не наше. И конфликт у них разгорелся достаточно быстро. Еще в 1653 году, когда волевым решением, напомним, Никон распорядился… Уже все, хватит. Надоели мне все эти дебаты, у нас тут собор – не место для дискуссий. Да? Как это теперь можно говорить. Пора дело делать. Теперь крестимся тремя перстами и все тут. И тут Аввакум несогласный и все. И решительный Никон: «Ах, так! Бросить в темницу». Мы это уже упоминали. И дальше вот начинается путь мученика. Потрясающий путь. Очень долгий, потому что Аввакум в отличие от Романовых, которые были люди болезненные и до 60 не доживали, он-то прожил существенно дольше. А жил он вообще в невероятных условиях. Его сослали в Тобольск, далеко от Москвы. Вот там, мол, ты угомонись. И вообще очень искренне, ну, очень долго ждали… Он же быстро обрел каких-то своих… Ну, там не то, чтобы даже обрел сторонников. Многие люди были не согласны. А всегда нужен какой-то фактически… Ну, не будем говорить идол. Хорошо. Ну, лидер. Да? Пусть даже где-то он там далеко, мы его не видим, не слышим, но он есть, мы о нем знаем. А убить вот его долго не решались, протопопа Аввакуму. Хотя в итоге он же дожил до того, что его как раз-таки расстригли. Его сослали – да? – принудительно в монашество. Расстригли потом из монашества как страшного преступника, но долго еще он был жив. Но так, как он там не угомонился, норовил писать письма, проводил свою враждебную агитацию, о чем шли в Москву жалобные письма, что он тут и стрельцам головы морочит и местным жителям, каким количеством перстов надо креститься. И его отправили, протопопа Аввакума, ну, дальше было уже просто некуда, в Забайкалье. Это еще… Это тысячи километров от Москвы. Его действительно туда… В. Дымарский ― … сказать, что это и сегодня не близко. М. Кузахметов ― Черте куда. А в то время это же… это же не большие города. Да? Это ж не как сейчас, там по железной дороге доехал и поселился. Это были редкие остроги среди враждебных часто племен, в нечеловеческих условиях. В. Дымарский ― Среди лесов… М. Кузахметов ― Но это все произошло не просто так, а потому, что там был верный царский воевода – человек по фамилии Пашков. Это вообще такой своеобразный тоже необычный человек. Мечта Сталина. Вот Сталин мечтал, чтоб у него были такие в руководстве люди волевые, которые не жалеют людей, себя не жалеют, готовы идти сквозь огонь, сквозь жару, сквозь зиму и добиваться поставленных целей. Сталин, правда, таких сразу расстреливал. А вот Пашков оказался далеко от московских властей, и когда к нему привезли Аввакума, а Аввакум там еще попытался возражать это так, а это не так, то Пашков его, ну, просто там загнобил по страшному. Он заставлял… и унижал без конца Аввакума, а тот… Вообще любопытные сохранились его там письма, что на каком этапе, конечно, сердце, бывает, дрогнет. Вот кажется все, больше не могу. Засунули меня в дыру. Тут мыши, вши. Есть не дают. Пора просить прощения. Пора одуматься. И вот, ну, как Аввакум-то пишет, что и вот было мне видение, что должен я еще продержаться, а потом скорее… Потом на каком-то этапе дрогнет сердце у Пашкова, он его вытащит из ямы, но заставит идти там через какие-то буреломы в снегах, ночевать, не пойми как, питаться волчатиной. Ну, дальше к следующему острогу. Прошло 6 лет. У Аввакума умерло двое его сыновей. Он же с семьей был сослан. Двое сыновей на глазах. Ну, казалось, ну, любой должен был бы смириться или хотя бы уйти там в монастырь, там молиться. Нет. Он по-прежнему продолжает свою упрямую, жуткую пропаганду. Нет, я не согласен. Нет, не истинно. Тремя перстами я не буду. Ни в какую и все. И на каком-то этапе даже, можно сказать, надорвался Пашков: заберите обратно, он мне тут смуту какую-то сеет. А убить вот не решаются. И вернулся Аввакум в Москву. Правда, тоже это все недолго продолжалось. Отправили его уже, если не ошибаюсь, в Мезень, черте куда. Куда-то опять-таки за полярный круг, чтобы там он наконец-таки угомонился и уже в строжайшее содержание. И засунули протопопа Аввакума в яму, где держали его 16 лет. Вообще фантастический срок. И он опять-таки… там остались… Рассказывал, что уж сколько раз у меня было, пора смириться. Я уже не молодой. Я больше не могу. Это все тяжело. В. Дымарский ― Но не сломался. М. Кузахметов ― Но не сломался. Не сломался. Да еще и продолжал там из ямы что-то… из ямы выкрикивать. А на кого-то действует. А собираются сторонники. А он же обрел уже ореол реального мученика фантастического. Но кончилось все драматически. Сожгли, в общем, его с ближайшими сторонниками. Надорвалась центральная власть. В. Дымарский ― Максим, еще несколько вопросов до окончания нашей программы. До окончания осталось не так много времени. Но все-таки их нужно осветить. Да? 1-е – не смотря на опалу Никона, реформа не была отменена. М. Кузахметов ― Не была отменена. Вообще тут Алексей Михайлович выиграл от всего. Сами по себе поссорились и, ну, вот так называемые старообрядцы, ревнители старины, и Аввакум в итоге был сожжен, убит фактически. Был сослан и грекофил Никон. В. Дымарский ― Никон. М. Кузахметов ― Остался один Алексей Михайлович без врагов, без сильного сопротивления, сам по себе. Реформу он вовсе не отменял. А мы можем, забегая вперед, сказать, чем это все закончилось. Почему-то это тоже как-то у нас не упоминается. А потом пришел великий реформатор Петр I и вообще все это упразднил, патриаршество, и превратил церковь фактически в одно из министерств. И так продолжалось до 1917 года. Вот просто напомним. В. Дымарский ― Я бы сказал, что это до 2017-го… до 2017 года. М. Кузахметов ― А сейчас все опять у нас… Церковь фактически министерство и охраняется федеральной службой охраной, и ее глава – патриарх. В. Дымарский ― Абсолютно… М. Кузахметов ― Недолго продолжалась вся эта история. В. Дымарский: И 2 ―й вопрос, конечно, нам тоже нужно осветить. Это то, что после смерти Алексея Михайловича его сын Федор Алексеевич – да? – он же Федор III… М. Кузахметов ― Да, Федор III формально. В. Дымарский ― Да, Федор III формально. Он как бы хорошо относился к Никону и пытался его вызволить из его далека. М. Кузахметов ― Да. Поясним. Раскол был в буквальном смысле слова. То есть страна была расколота на тех, кто считал, что да, по греческому и тремя перстами – это истина, кроме старообрядцев. И вот для этой части общества, ну, для одной там кумир – Аввакум, а для другой – Никон. Человек пострадал за веру. Он же хотел как лучше. Он же по-книжному хотел, по истинному, по тому, как было у праотцов, как в Палестине было. А вот его в ссылке там держат. Он был… Он тоже прожил длинную жизнь – 76 лет. Он был популярен в кругах ревнителей. И после смерти Алексея Михайловича, который умер сравнительно молодым, не дожив до 50, да, вошедший на престол Федор Алексеевич все простил, достаточно быстро попросил вернуться в Москву. И тоже вот есть… В. Дымарский ― Будучи… Будучи как раз сторонником именно вот этого никоновского подхода… М. Кузахметов ― Он… Да, он вовсе не собирался возвращать все. Он вовсе не хотел этих старообрядцев. Старообрядцы вообще пугали всех своим экстремизмом и готовностью сгореть за веру, и готовностью сбежать. Как раз-таки больше нравились такие люди, смирившиеся. Да? Тремя перстами? Хорошо. Вот хорошо, вот так решили восточные патриархи? Хорошо. В. Дымарский ― То есть как скажут, так и будет. М. Кузахметов ― Да. И тут вот Никон как раз-таки пригодился. Действительно его было велено вернуть в Москву. Но на обратном пути он умер. Он уже был больной. Но Федор Алексеевич на этом не угомонился, чтоб просто похоронить со всеми почестями, а он очень хотел, чтобы похоронили его с почестями достойными патриарха. В. Дымарский ― Патриарха. Да. М. Кузахметов ― Да. И вот это уже посмертная история… В. Дымарский ― Хотя новый патриарх этому противился. М. Кузахметов ― Да. Вот. Что любопытно. Вот были же патриархи. Царь же приказал. Царь сказал. Ну, мало ли как его там лишили патриаршего сана, а новый патриарх говорит: «А я не согласен. Вот я не буду. А я отказываюсь». И тогда лично царь идет, читает там молитвы на смертном одре своего кумира Никона, целует ему десницу, правую руку многократно, плачет над его телом, воздавая ему должные почести. А в это время законный патриарх московский говорит: «Я не согласен. Я вот этого… Вот просто как обычного монаха похоронить – пожалуйста. А как патриарха – не согласен». И ничего не происходит. Ни репрессий, ни расправ никаких. И действительно Никон в итоге… в итоге остался в истории как великий реформатор. На каком-то этапе мы совершенно справедливо считаем его реальным государем всероссийским, потому что он и был, и так и назывался великим государем. Но тем не менее его вот реформа имела противоречивые последствия. И как мы дальше увидим, а это тема отдельной передачи, судьба старообрядцев, конечно, это все очень необычно в итоге обернулось разными коллизиями. В. Дымарский ― Вот, ну, а патриарх Никон, все-таки скажем, – да? – что он был патриархом, тем не менее обрел место на памятнике тысячелетию России… М. Кузахметов ― Да… В. Дымарский ― … в Великом Новгороде. М. Кузахметов ― Напомним, что Ивана Грозного там нет, а патриарх Никон есть. В. Дымарский ― Это была программа «Все так». Максим Кузахметов, Виталий Дымарский. До встречи!

Ссылка на источник